полуночный визит, но доктор предупредил его вопрос, подавая небольшую
записку, торопливо набросанную на розовом почтовом листке.
пишу вам. Мне больше не о ком жалеть в Узле, как, вероятно, и обо мне не
особенно будут плакать. Вы спросите, что меня гонит отсюда: тоска, тоска и
тоска... Письма мне адресуйте poste restante* до рождества на Вену, а после
- в Париж. Жму в последний раз вашу честную руку.
уже, кажется, нашел себе счастье en trois...* Если увидите Хину, передайте
ей от меня, что обещанные ей Половодовым золотые прииски пусть она сама
постарается отыскать, а лично от себя я оставляю ей на память моего
мохнатого друга Шайтана".
молчание.
в одну ночь старик стоял у окна к нему спиной и тихо плакал.
старика, который теперь рыдал как ребенок.
любил ее как девочку, а потом как женщину... Если бы я мог вернуть ее... Она
погибнет, погибнет...
человек, который действительно отдал ей все, что может отдать человек".
ним до самого утра. Старик немного забылся только пред серым осенним
рассветом, но и этот тяжелый сон был нарушен страшным гвалтом в передней.
Это ворвалась Хиония Алексеевна, которая узнала об исчезновении Зоси,
кажется, одной из последних. В кабинет она влетела с искаженным злобой лицом
и несколько мгновений вопросительно смотрела то на доктора, то на Привалова.
наконец с азартом, обращаясь к Привалову.
женщина, и оскорбить меня ничего не стоит... Притом вы отлично изучили мой
проклятый характер...
прочитать письмо Зоси к доктору.
стараясь принять величественную позу. - Прииски... Шайтан...
кабинета, точно ветром, и она опомнилась только на улице, где стояло
мглистое, холодное сентябрьское утро, дул пронизывающий насквозь ветер и
везде по колено стояла вязкая глубокая грязь. "Золотые прииски пусть она
сама постарается отыскать, а лично от себя я оставляю ей на память моего
мохнатого друга Шайтана..." Эта фраза колола Хионию Алексеевну, как змеиное
жало. И это благодарность за все ее хлопоты, за весь риск, какому она себя
подвергала, за всю преданность... И после этого еще можно верить людям?! Ее
выкинули, как бросают старую тряпку за окно. Да!.. Испитое лицо Хионии
Алексеевны было ужасно в этот момент: волосы выбились из-под шляпы клочьями,
пальто было распахнуто. С каким-то диким хохотом она оглянулась на
приваловский дом и погрозила ему своим высохшим, костлявым кулаком, а потом
плюнула в сторону видневшегося города. Пошатываясь, Хиония Алексеевна едва
добралась до первого извозчика и глухо проговорила:
а потом проговорил:
чего было выбирать. Изволь-ка его теперь ловить по всей Европе, когда у него
в кармане голеньких триста тысяч...
XVII
Теперь он мог воспользоваться произведенной Половодовым растратой в своих
интересах, да и хлопотать мог уже не от себя только лично, но и от брата
Тита. Веревкин, конечно, ехал вместе с ним и только просил об одном - чтобы
подождать приезда Василия Назарыча с приисков, когда его собственное дело
окончательно вырешится в ту или другую сторону. Привалову тоже нужно было
привести в порядок кой-какие дела на мельнице, и он согласился подождать до
первого зимнего пути.
оживляло раскольничью строгость семейной обстановки, и даже сама Марья
Степановна как-то делалась мягче и словоохотливее. Что касается Верочки, то
эта умная девушка не предавалась особенным восторгам, а относилась к жениху,
как относятся благоразумные больные к хорошо испытанному и верному
медицинскому средству. Иногда она умела очень тонко посмеяться над
простоватой "натурой" Nicolas, который даже смущался и начинал так смешно
вздыхать.
Лука "от свободности". - Карахтер у нее бедовый, вся в матушку родимую,
Марью Степановну, выйдет по карахтеру-то, когда девичья-то скорость с нее
соскочит... Вон как женихом-то поворачивает, только успевай оглядываться. На
што уж, кажется, Миколай-то Иваныч насчет словесности востер, а как барышня
поднимет его на смешки, - только запыхтит.
надеялась, что Василий Назарыч согласится с нею. Иногда, глядя на Веревкина,
она говорила вслух:
где найдешь... Из Витенькиной-то стрельбы вон оно что выросло! Вот ужо
приедет отец, он нас раскасторит...
о сделанном ею выборе. Это неожиданное известие очень взволновало старика;
он даже прослезился.
невест, а нынче пошло уж другое. Тебе лучше знать, что тебе нравится; только
не ошибись...
переговорю...
родился, - говорил Веревкин.
Николай Иваныч. Уж ее, брат, не обманешь, она всегда скажется... Ну, опять и
то сказать, что бывают детки ни в мать, ни в отца. Только я тебе одно скажу,
Николай Иваныч: не отдам за тебя Верочки, пока ты не бросишь своей собачьей
должности...
продолжал старик, не слушая Веревкина, - сам знаешь, что чужая денежка впрок
нейдет, а наживай свою.
Конечно, оно хорошо быть адвокатом, жизнь самая легкая, да от легкой-то
жизни люди очень скоро портятся.
Николай Иваныч. А денег я тебе все-таки не дам: научу делу - и будет с тебя.
Сам наживай.
рукой на свою "собачью службу", решил: "В семена так в семена... Пойдем
златой бисер из земли выкапывать!"
Василия Назарыча. - Нужно будет съездить в Петербург еще раз похлопотать...
Сертаков Виталий
Акунин Борис
Шилова Юлия
Конюшевский Владислав
Самойлова Елена
Кервуд Оливер Дж.