темными медленно ползущими облаками по красному полотну. Небо обрело вид
озера, заполненного кровью, куда бросили гигантский камень. Я отчетливо
видел гигантские кольца, что медленно расходились в разные стороны. И
если обычные озерные волны гладкие, как сытые змеи, то здесь кольца
лохматые, с драными краями, все-таки из темных туч, но все же кольца, и
у меня от необъяснимости сжалось сердце, стало холодно.
Башни все до единой остроконечные, без привычных плоских вершин, откуда
хорошо осматривать окрестности, где удобно расположить лучников... Хотя
нет, вот там вверху ободок, а если правильно оценить масштаб, то
понятно, оттуда как раз можно и наблюдать, и безнаказанно сыпать
стрелами.
напротив, накопители энергии грозовых туч. Правда, острые шпили могут
быть и затем, чтобы драконы не смогли сесть. А пролетающим низко в ночи
разом распорют брюхо. Если только у драконов нет радаров, как у летучих
мышей. Какой-то же пытался нас достать над болотом в ночи, а на такой
скорости летать в темноте над лесом самоубийственно...
жилах. Крик в самом деле нечеловеческий... нет, хуже, чем
нечеловеческий, хуже, чем звериный. Кричал человек, но человек-зверь...
и даже хуже, чем человек-зверь, я узнал по голосу женщину.
как пушечное ядро. Дверь разлетелась вдребезги. Я ворвался в пролом, на
ходу выдергивая меч.
целый сноп, прикрытый старым цветным одеялом. Прямо передо мной
обнаженная женщина бесновалась, прикованная к стене по рукам и ногам.
Распятая, но не жестко, она могла сводить руки к груди, однако ногам
свободы меньше, разве что передвинуть на длину ступни. Сейчас она
рвалась, кричала, визжала, лицо перекошено бешенством.
грохоте разбитой двери он в испуге выронил чашку, подпрыгнул, обернулся.
У ног его разливалась похлебка из постной, но пахучей говядины.
ногтей. У нее прекрасное тело, вообще у этих вампиров тела превосходные,
им не приходится переваривать грубую пищу, и жизни в них больше, с этой
тварью я уж точно проиграю схватку врукопашную, цепи едва-едва держат...
потом сообразила, что в дверях кто-то стоит, повернула ко мне голову и
страшно оскалила рот:
белые ровные, зубы, но и по два длинных острых клыка в каждой челюсти. У
меня тоже клыки, но у меня так, рудимент, а при взгляде на ее орудия
убийства так не скажешь...
На обеих грудях четко выделялись изображения летучих мышей с
распростертыми крыльями.
кверху, я ощутил сильнейший импульс перекреститься, с трудом удержался
от этого рабского жеста. - Это кто?
доспехи, сменил тон, - а, ты тот рыцарь, что привез израненного друга и
Сердце Кернеля!.. Значит, ты не знаешь, что мы делаем здесь...
А я думал, лоботомией занимаетесь...
что это значит в ваших странах. Но здесь мы стараемся лечить эти
заблудшие души, а если не удается, то их ждет очищающий костер. В
человеке нет ничего, кроме души, все остальное - тлен, прах, не стоит
даже взгляда...
плит торчали изогнутые металлические штыри.
человека... И ты бросился спасать, даже понимая, что тебе не совладать
со всей силой Кернеля. Ты этого не думал... ты вообще не думал, но ты
верил. Посему, я уверен, отец настоятель тебя простит, но я бы... прости
меня господи, грешного!.. все-таки набил бы тебе морду!
***
и снились сперва только рыцари-монахи, драконы, лишь во второй половине
я ощутил нежность, покой, ласку, обернулся - Лавиния опускается с
облаков, лучистая, наполненная светом.
приник к ней, упивался счастьем, покоем, блаженством. Проснулся, морда
мокрая, все еще всхлипывая, но в груди только сладкий щем и тихая
радость.
в соседних стойлах?
Выплескивается через поры, просит вспрыгнуть на коня, шашки наголо на
белых или красных, какая хрен разница, главное - враги, не то хотят и не
так думают, не то поют, не то танцуют...
с ложа и бодро двинулся к окну. Вздрогнул: вся площадь занята людьми в
железе. Выдавливаются через настежь раскрытые врата, там простор, там
развернулись тысячи конных мужчин в железе с головы до ног, у всех
трепещут на легком утреннем ветерке белые плащи с огромными красными
крестами.
Тысячи суровых мужских голосов запели что-то на латыни, из которой я
понял только ?...лаудетор Езус Кристос? и ?кирие элейсон!?. В мое
оцепенелое тело внезапно вошла новая сила. Я ощутил в себе неистовую
готовность драться, проливать кровь и даже принять смерть, если
понадобится. Это, конечно, глупо, но сердце стучит громче и громче, мой
конь сейчас бы нетерпеливо протискивался в передние ряды войска, а я
даже не сообразил бы, что это я его направил туда...
чувствовалась победная мощь, она вливалась в меня, вливалась во всех, я
видел восторженные лица, блестящие глаза, слезы умиления, видел, как
яростно сжимаются пальцы на древках копий и рукоятях мечей.
войска и простого люда потекла, как грозное половодье на вражеский
лагерь, где в спешке гасили костры и тоже выстраивали боевые порядки.
дурак, думал, что ниже нуля не бывает, негнущимся от холода пальцем
почистил зубы. Одежду никто не упер, как и доспехи, здесь же паладины,
все честные и правильные, но едва я соединил на себе железные скорлупки
доспехов, от них пошел уверенный сухой жар, растекся по телу, и я сразу
стал смотреть соколом, выпрямился, выдвинул нижнюю челюсть и вообще
расслабился. А потом вспомнил, где я, подтянулся. В смысле подтянул
живот, выпятил грудь, до хруста развел плечи и приготовился на все
смотреть только по-доброму и очень правильно. То есть хорошему человеку
отеческая улыбка и благословение, а недоброго сразу мечом от макушки и
до задницы. Никаких тебе судов и юриспруденции, никакого крючкотворства,
все на революционном чутье и сознательности.
помогают родителям, а взрослые, понятно, сокрушив лагерь нечисти, с
благословения божьего грабят его во славу милостивого Христа.
Как ни присматривался на ходу, - ну никакого сходства со змеей,
обвивающей чащу, но Гендельсона, помню, внесли именно сюда. Я постучал,
выждал, постучал еще. Дверь отворилась без скрипа, на широких петлях
блестят капли масла. Узкий, плохо освещенный коридор, один-единственный
факел едва тлеет, на экономном режиме, здесь знают основы эргономики. Я
вытащил факел из подставки, шаги в пустом коридоре отскакивают от стен
неестественно громко и с неестественным запозданием.
толкнул. Открылась комната, тоже пустая, от чего у меня тревога
поднялась до ушей и начала засыпать мозг паническими мыслями. Странное
помещение... Если в покоях Шарлегайла самое главное - зал для пиршеств,
у Шартрезы - спальня, то здесь самое удивительное, что я увидел с
момента появления в этом мире, - огромная библиотека, собрание
десятков... нет, сотен толстых книг в кожаных переплетах! Десяток даже в
медных переплетах, на одной переплет скрепляет цепочка с миниатюрным
замочком. Странное помещение для врача...
глазами, куда воткнуть, не нашел, но зато обнаружил светильник. Пламя от