подрагивал, затем вмятина начала расширяться, невидимое бревно
давило сильнее, пленка магического пузыря натянулась,
послышался тонкий звон, словно в комнате разом за-звенели сто
тысяч комаров...
пленку, это оказалось странно легко, а когда оглянулась в
недоумении, увидела закушенную губу Беркута, напряженное лицо
Россохи, их губы двигались, маги впервые в жизни не только не
вредили друг другу, но крепили оборону вместе.
миг заболели все зубы, тут же затихло, но в груди остался
страх, а когда подняла глаза на панцирь, страх вздыбил кожу
мелкими бугорками.
Хакама не успела укрепить слабое место, как снова по ушам резко
щелкнуло, острая боль стегнула уже не только в зубы, но
защемила глаза. Непроизвольно она бросила все силы на тре-тий
слой, теперь уже он стал внешним, справа и слева хрипело и
булькало во впалых грудных клетках магов, кто-то бормотал
вслух, не обращая внимания, что могут услышать и запомнить,
кто-то ругался... а может, это тоже заклятия, очень мужские и
крепкие.
что стоял посреди, как полусгнившая копна соломы, все обозревал
и ни во что не вмешивался, вздрогнул и двинулся к ее окну. Она
ощутила волну жара, что пошла от его тела, скорлупа сразу
задрожала, вмятина перестала углубляться, медленно-медленно
начала вытеснять незримый таран.
Хакама захлебывалась, грудь жадно прогоняла нечистый воздух
через легкие. В узкие окна вливались жалкие струйки, тут же
тонули, ибо восьмеро магов разогрели воздух и даже стены, как
раскаленные слитки металла.
боли в зубах. Она ощутила соленый вкус во рту. В помещении
стояла ругань, кто-то во весь голос призывал богов, рядом
воздух дрожал от рук Россохи, что мелькали как крылья ветряка.
как лезвие острого ножа, голос. -- Он проломил...
он не собрался...
всюду вытаращенные глаза, бледные лица. Сцепив заклятия, они
удерживали скорлупу, уплотняли, наращивали слой за слоем,
выкладывали всю мощь, уже не оставляя ничего для защиты друг от
друга.
пробный удар, затем тряхнуло, еще и еще, но скорлупа держала.
Они боялись посмотреть друг на друга, и не зря: скорлупу
затрясло, удары обрушивались с разных сторон.
Глава 47
вздрагивала, но уже глухо, а дыхание колдунов, напротив,
выравнивалось. Хакама первая ощутила, что хотя от усталости
едва может пошевелить губами, однако напор выдержали.
раздавалось сразу из восьми глоток, но ее услышали, Россоха
выругался, задыхаясь и хрипя, как загнанный конь, бросил люто:
твою...
она рассмотрела, что башню окружает ее скорлупа, а дальше по
степи расходятся семь выжженных кругов, где земля спеклась в
отвратительную ноздреватую массу.
видела, как дрожит над ними воздух, все держат последний барьер
всеми силами, все вливают свою мощь в ее скорлупу!
колдун, полный силы, которой никто не знает даже теперь, уже
начал выполнять ее повеления. Пока бездумно, а потом...
вверх человек. Он бессильно раскинул руки, голая грудь часто
вздымалась, а когда Россоха приблизил магический глаз, лицо
лесного колдуна выросло, уже и другие увидели нечеловечески
зеленые глаза, потемневшие от усталости, на лбу крупные капли
пота, побледнел как мертвец, а скулы вот-вот прорвут сухую
кожу.
его видел... но не таким.
понять источник его мощи. Без злобы, без недоброжелательства.
насколько он опасен!
края стены на лицо Беркута падали тени, она не могла
рассмотреть выражение его глаз, но голос не понравился, когда
Беркут все всматривался и всматривался в крохотную фигурку с
красной головой.
Старик вообще бы махнул рукой на весь белый свет. Мне хорошо и
ладно. А у молодого... мы все когда-то хотели все исправить,
все переделать, всех осчастливить...
ощутили, что открыл рот Ковакко, а потом услышали его
булькающий голос:
теперь только лоб раздробит. Мы, если честно, сперва
растерялись, но сейчас даже Хакаму на испуг не взять.
ощутил, как по всему его телу пробежали сотни муравьиных лапок.
собьет с ног.
терзал голод.
вернуться?
нарочно, просто я заботилась о своем муравьином народце.
он вернется?.. Сотрет с лица земли эту башню, одной Хакаме его
не удержать. А потом отыщет и нас.
к окнам подошли, когда остальные колдуны попадали в кресла без
сил, шумно дышали, старательно набирая магической мощи из
пространства.
в первый раз даже отпрянули, но она говорила и говорила,
наконец Автанбор кивнул, в глазах блеснула свирепая радость.
Сладоцвет наклонил голову с явной неохотой, но когда вскинул
руки к потолку, донесся далекий гром: небо подтвердило
нерушимость его клятвы.
окна, багровый свет заката падал изнутри на его худое лицо.
движение подняться, закряхтел, поморщился и остался в кресле.
поворачивая головы, -- не придется решать, что делать, когда он
уйдет...
Варвар уже нашел силы перевернуться на живот, затем вовсе сел,