ветеран Аргадонской войны, матерый рецидивист и убийца, был спокоен. Иван с
таким пошел бы в поиск.
- Пусть идут! - Иван махнул рукой карлику Цаю. И снова обернулся к Кеше.
- Газы и сети-парализаторы будут пускать через шахты и воздуховоды.
Блокировку шлюзов долой!
- Их же расшибет в лепешку, тут восемь десятков миль над головой. И нас
вместе с ними!
- Сдавайтесь! Сдавайтесь немедленно!- гремело под сводами, по всем
коридорам, из каждой переборки. - Сдавайтесь!!!
Иван смотрел в спину уходящим. Они уйдут далеко. Их нащупать будет
невозможно, только потом, через час или два преследователи выйдут на них. А
пока... Надо быстрей, можно опоздать, можно загубить все дело. Взрыв-заряды
уже пошли во все стороны вместе с кабинами, гидровагонетками, шахтовыми
карами - уходить, так с музыкой!
Иван взглянул на датчик, вмонтированый в наруч скафа - пошли газы, они
начали! Они опоздали на три минуты, от силы на две! Тяжело гудел
выплавляемый резаком металл - гудел далеко, натужно. Это резали зонные
заслоны, шлюзовые ставни.
- В верхний ствол, живо!
Андроиды послушно скользнули вверх. Им газы нипочем, им и
сети-парализаторы - тьфу!
- Как блокировка?
- Порядок, - прошипел Кеша. Он держал в руке взрыватель.
- Уходим вверх, через ствол А7 - сразу в горизонтальную шахту, под нами
шесть заглушек - все чтоб намертво! наглухо!
- Лады, Гуг!
Подъемник взметнул их вверх, к титанобазальтовым сводам.
- Давай!
- Есть!
Они застыли на трехметровой металлокерамической заглушке- если механизмы
полетят, смерть. Но надо увидеть все своими глазами, надо!
Взрыв был раскатист и глух. Он потонул в убийственном свисте - тысячи
струй воды, твердых как корунд в мгновение пронзили пространство. Десятки
изуродованных, искореженных скафов бились о стены, разваливались,
расплющивались, паром застило все внизу. Это было ужасающее зрелище.
Тройные заслоны были уничтожены за минуту до готовности шлюзовых камер -
вещь невозможная, недопустимая. Ворвавшаяся в зону вода разметала группу
захвата, превратила ее в месиво. Боевики-каратели были готовы ко всему, но
они не готовились к сражению с неуправляемой гиргейской стихией. Пенный вал
вскинул вверх чью-то оторванную голову- голова скалила зубы, будто
улыбалась.
- Надо уматывать, Гуг - просипел Кеша.
Заглушка поехала в паз. Теперь все зависело от работы подъемника- если
они не успеют- смерть, вода будет взламывать заглушку за заглушкой, пока не
догонит их, пока не расплющит своей тупой, свинцовой тяжестью.
Вторая заглушка легла следом за ними. Третья. Они уходили. Уходили все
время вверх. Туда, где их не ждали.
Андроиды проверяли путь, они были готовы сжечь любое существо,
преграждающее им дорогу, Четвертая. Глухие взрывы сотрясли базальтовые
стены. Сверху вниз пробежала рваная изломанная трещина.
- Сработали, порядок!- улыбнулся немногословный Кеша.
Иван представил, какой сейчас кавардак в Центральной. Там с ума посходят
от их сюрпризов - зона на многие километры вверх, вниз, в стороны
превратилась в грохочущий и пылающий ад. Взрывзаряды, которыми пробивали
породу в дальних штольнях, не должны были применяться в рабочих и жилых
отсеках, стволах, каналах, ни одному безумцу не пришло бы в голову
запустить заряд в шахту сквозных лифтов. Ничего, пускай привыкают к веселой
жизни. Ивану не было жалко тех, кто сейчас погибал в огне и дыме. Он просто
не думал о них, он рвался наверх.
Горизонтальный ствол-шахта возник перед ними мрачным призраком. Андроиды
молчаливо сидели в гонд-каре, двигатели тихо жужжали. Кеша лихо запрыгнул
на борт, свесил ноги. Плазмомет висел у него на груди черным неуместным
бревном. Иван-Гуг пока не включал гидравлику скафа, берег аккумулятор,
пригодится. И потому он не запрыгнул, а залез в кар. Махнул рукой.
Шестая заглушка снарядом ударила в верхнюю переборку, разлетелась на
куски. Следом, одновременно ударила черная струя ядовитой гиргейской жижи.
Но гонд-кар был уже далеко - за четырьмя заслонами.
Гнет неволи- черная глыба на сердце, не спихнуть, не сбросить. Мотай
срок- глотай слезы. Горе горькое, похмелье в чужом пиру. Кто первый на
Земле испытал этот гнет на себе? Десятки тясячелетий назад удачливое племя
охотников-людоедов - да, это правда, наши первобытные предки двадцать тысяч
лет назад, сорок, сто восемьдесят... были людоедами, пожиравшими себе
подобных, об этом свидетельствуют археологические находки, целые кладбища
забитых и съеденных людей, обглоданных и вйсосанных человечьих косточек-
так вот, это племя загоняло пленников из племени другого в пещеру,
заваливало вход камнями, ставило стражей с дубинами, копьями или каменными
топорами... и томились обреченные во тьме и холоде. О чем думали они в свои
предсмертные подневольные дни? Что творилось под их низкими приплюснутыми
черепами? Черная глыба неволи. Страх ожидания. Стражи племени зорко
стерегли пленников - живое мясо, живой жир, живой костный мозг". За
тысячелетия становления человечества в животах людских нашло свой последний
приют гораздо большее число двуногих, чем их умерло естественной смертью
или было погублено стихиями, хищными зверями и собственным легкомыслием. Но
ели уже убитых, мертвых, а мертвые тоски и боли не имут. Томились же в
пещерах-темницах живые, страдающие безмерно. Томились и позже - при
фараонах и императорах, при деспотах и демократорах, при всех режимах и
всех властях. Нет, не было на земле "золотого века", не было. Томились
воры и убийцы, совратители и пророки, политические противники и
инакомыслящие, томились бесы-революционеры, одержимые паталогической
страстью все разрушать до основания, перестраивать, всех переучивать,
перевоспитывать и переобразовывать до полного истребления, томились
грабители и насильники, томились мужчины и женщины, дети и старики,
томились белые, черные, желтые, светло-коричневые и голубые, томились
виновные и безвинные. И у каждого на сердце лежала черная глыба, и каждый в
мыслях своих мстил предержащим его в неволе, терзал их и мучил, отмщая, и
каждый думал о побеге и боялся его больше, чем самого заточения. В каждом
жила надежда, ибо только надеждой жив человек - даже сидящий в неволе.
Надежды питают смертников, обреченных до последнего мига земного - не
выведут во двор, не накинут петлю, не поднимут ружья, не выбьют из-под ног
табурета, не спустят курок, не упадет гильотина на шею, порвется веревка...
вот-вот выдернут из петли, спасут!!! Нет, не выдернули, не вынули - не для
того и вешали-то, чтобы вынимать. Повесили - так виси! Повешенному не
больно и не тяжко. Прошитому пулями насквозь не горько и не муторно.
Безголовому телу не тоскливо... Обречен только сидящий в неволе. Казненный
- свободен. И лишь Господь Бог над ним, больше никого нету. Узнику же-любой
бог и хозяин.
Кто проникал в душу смертному, сидящему в одиночестве и ужасе?! Кто
пытался услышать стук его измученного страхом сердца?! Ждать и надеяться?
Биться головой о стену? Бежать на штыки? Тысячи смертников погибли на
земных шахтах, выковыривая из чрева планеты-матери урановые руды. Тысячи
сгнили в свинцовых рудниках и на оловянных приисках... Куда бежать
затравленному, обложенному, больному, умирающему?! Только в пасть смерти? А
она и так перед ним распахнута, ждет его... Горе попавшему в лапы врагов
своих и истязателей, даже если истязают его по законам, писанным людьми.
Телами гасили ураганный огонь штрафные батальоны каторжников-смертников -
погибать, так с музыкой, после стакана спирта, а лучше сжимая пальцы на
горле вражины. Смертник - зомби, он идет туда, куда путь укажут. Смертник -
волен в свой последний миг, ибо может поднять руку и на палача своего,
хватило бы только духа!
Сколько было побегов на Земле - из тюрем, зиндонов, равелинов, цитаделей,
лагерей, колоний. Побегов лихих и бесшабашных, продуманных до деталей,
спланированных, удачных и неудачных, кровавых и бескровных. Земля-махушка!
Даже в пустыню можно бежать, даже на льдину, в осеннюю голую степь, во
мрак, в темень, в стужу и жар. Но куда бежать с астероида, висящего в
черной пропасти? Куда бежать из забетонированного шара?! Куда бежать из
океана? В воздух - нет крыльев, в землю зарыться - не червь, ты не крот -
человек. Куда бежать с подводных гиргейских рудников?! Куда бежать
обреченному на смерть? Только на тот свет, ибо этот уже не приемлет его.
Лива стояла на коленях перед распростертым ниц телом Руперта Вога,
Пришибленного. Целый год он таскал ей кайло туда и обратно, в забой и
наверх. А теперь вот лежал бездыханным с простреленной спиной. Он впихнул
ее в трубу, дернул рубильник, сунулся сам - да вот так и вывалился с
другого конца, прошитый очередью. Ее спас, а сам погиб. И скаф не защитил,
стреляли "иглами".
- Пойдем, - прошипел карлик Цай. - Гуг уже наверняка нас ждет 9 боксе на
развилке. Пойдем!.
- Да погоди ты! - Лива посмотрела на карлика с ненавистью. Потом ее синие
глазища побелели, она вскочила на ноги. - Сначала я придушу одну из этих
сволочей! А потом пойдем!
- Не трожь заложников, дура!- остановил мулатку Хьюго Халдей,
большелобый, бритый наголо парень с тяжелой челюстью и косящим глазом. Этот
глаз зло высверкивал из-за прозрачного щитка.
- Заткнись, придурок! Они ухлопали уже двенадцать наших! Пора счеты
свести! Око за око, зуб за зуб! Я придушу его собственными руками, к черту
ваши колечки! Пусти меня! - Она вырвалась из объятий Халдея, набросилась на
сгорбившегося вертухая, сшибла с ног.
- А ну без истерик!
Карлик Цай ван Дау оттолкнул мулатку к стене, поднял железную руку. Они
вполне могли помериться силами - гидравлика в скафавдрах была одинаковой,
сейчас все могли считать себя силачами, каждый мог поднять другого и
Шилова Юлия
Херберт Фрэнк
Херберт Фрэнк
Соломатина Татьяна
Майер Стефани
Афанасьев Роман