Шемячича. Были свои, наследственные вотчины, были поместья дворян, были
уделы, был неодоленный Новгород и опасный, хотя и послушный Псков. А земля?
С холмов и башен открывались волнистые лесные дали... Дымы пожаров...
Русская земля! Это было ново. Земля была московская. Московские князья
мечтали перенять славу и власть древних киевских князей, он сам потому и
называл себя государем всея Руси. Еще при прадеде, Донском, после победы над
Мамаем некий мних писал восторженно о битве на Куликовом поле, переиначивая
слова какой-то древней киевской рукописи, где тоже повторялись эти слова:
"Русская земля". Писал восторженно, а Тохтамыш взял Москву и вновь обложил
разоренные города татарскою данью... Вся земля русская... Что-то было
тревожное в словах Назария, что-то непонятно что настораживало Ивана,
заставляло хмуриться. Назария он, впрочем, приказал включить в список свиты
в грядущем походе на Новгород.
всесть на конь по первому зову и идти к Новгороду с пушками. Иван,
уверенный, что Новгород опять запрется в стенах, намерен был осаждать город.
за помочью. Вновь Иван вызывал братьев из их уделов и собирал войска по всей
земле.
Калитина с Даньславлей улицы Неревского конца за опасом для новгородского
посольства. Иван приказал наместнику, Василию Ивановичу Китаю, задержать
опасчика в Торжке впредь до особого распоряжения. Таким образом, новгородцам
не отвечали ни да ни нет, и те, по желанию, могли еще думать, что переговоры
состоятся. Наконец тридцатого сентября Иван послал складную грамоту в
Новгород с подьячим Родионом Богомоловым. Объявлялась война.
событий содеялось внешнее единство. Но - увы - это было единство только на
словах. Боярский союз был создан принудительно, под нажимом черных людей. Со
всех была взята крестоцеловальная клятва и составлена, по обычаю древних
времен, укрепная грамота, под которой и присягали, ставя печати: "быти всем
заедино делом и помыслом". Грамота эта, скрепленная пятьюдесятью восемью
печатями, давала правительству законное право на любые принудительные меры.
Но одно дело - заставить слушаться, а другое заставить действовать. Союзники
по нужде изо всех сил старались спихнуть обязанности на кого-нибудь другого.
Вновь заскакали послы во Псков, Литву, во владения Ордена. Надежда на
вмешательство короля Казимира была чуть ли не последним, за что цеплялась
новгородская боярская господа.
стали с меньшим дружелюбием взирать на Москву, но рассудительные отцы города
все-таки не решались на разрыв с Иваном Третьим. Над Псковом висела
постоянная угроза немецкого нашествия, и только Москва могла оказать городу
действенную помочь. На Литву у псковичей не было надежды. Впрочем, в
Новгород был прислан гонец с предложением о посредничестве между Новгородом
и великим князем в заключении мира. Как раз временно одолела партия наиболее
ярых противников Москвы, и псковскому послу ответили с твердостью, отнюдь не
подтверждаемой делом и дальнейшими поступками самих новгородских правителей,
что-де Новгород не признает Коростынских соглашений и требует от Пскова
всесть на конь вместе со старшим братом противу великого князя Московского.
Псковичи, по обыкновению, отвечали уклончиво, выжидая дальнейшего развития
событий.
- делала что могла. Требовалось оружие, деньги, хлеб. Марк Панфильев - его
сделали старостой Иваньского братства - добился от купцов-вощинников крупной
денежной помочи, но этого было мало, мало до ужаса. От Феофила не удавалось
получить ничего. Бояра, связанные укрепной грамотой, давали скупо, лишь бы
только их не обвинили в пособничестве Московскому князю. Берденев, Казимер,
Александр Самсонов наотрез отказались руководить ратями. Один Василий
Васильевич Шуйский по-прежнему продолжал верою и правдой служить Новгороду.
Под его доглядом починяли стены, расставляли пушки на кострах, строили
острог вокруг города.
разбегаться во Псков и в Литву - переждать лихую пору.
отчаяния. Ремесленники, взявшие на себя оборону города, не располагали ни
хлебом, ни деньгами, у них были только руки. Не хватало даже оружия, хотя
братство оружейников под руководством Аврама Ладожанина трудилось, не
покладая рук.
желавших замириться любой ценой, лишь бы сохранить хоть как-то старый
порядок, права, вотчины. Во многих жила призрачная надежда, что можно будет
и на этот раз отвертеться, откупиться подачками за счет города и спасти
основное. Степенным осенью, с сентября, избрали Фому Курятника, чтобы
угодить великому князю. Курятник тотчас стал добиваться мира и в конце
концов сумел отправить нового подвойского, Панкрата, во Псков, хлопотать
через псковичей о мире с Москвой. Но Псков за день до прибытия посла,
тридцатого сентября, отослал в Новгород взметную грамоту, и переговоры стали
невозможны.
землях и выводах. Насколько круто мыслит поступить князь Иван? Пример
заключенных, томившихся полтора года в железах великих бояр, кое-кого
обнадеживал. Иван не спешил расправиться с ними так, как он расправился с
Федором Борецким, и это рождало в робких сердцах мысль: а вдруг-де великий
князь и сменит гнев на милость? И пока Москва неспешно стягивала рати,
Новгород продолжал метаться, хитрить, переходя из одной крайности в другую,
то отталкивая псковичей, то - в мыслях о мире - отказываясь готовиться к
обороне, губя и то, что еще мог отстоять и спасти, единым порывом, в дружном
согласии, взявшись за оборону города. Даже хлеба, несмотря на все усилия
Борецкой и купеческих старост, не было завезено столько, чтобы хватило хоть
на самую коротенькую осаду. Бояра придерживали хлеб в волостках, не везя в
Новгород, придерживал и Феофил, тоже, как и прочие, полагавший, что
уступками и непротивлением можно будет добиться большего, чем ратною силой.
сражениями и обороною волости Новгородской на рубежах и по линии укрепленных
пригородов - Демона, Стержа, Молвотиц, - нечего было и думать.
снял все отряды из крепостей и стянул к городу. Даже с Наровы, с
неспокойного немецкого рубежа, были отозваны новгородские рати. Это было
все, что он мог сделать, как воевода. Теперь в случае приступа город имел
достаточное число воинов на своих стенах.
Курятник и Полинарьины любыми средствами добивались мира.
с просьбой об опасе - житий Иван Иванов Марков. Иван Третий велел Китаю и
того задержать в Торжке до своего прибытия.
были посланы татарские рати царевича Даньяра. С Иваном шел Андрей-меньшой,
брат Борис присоединился к нему на Волоке. На первом стану от Волока Ивана
встретил князь Андрей Борисович Микулинский, извещая, что тверской великий
князь Михаил посылает кормы для московского войска.
югу. Холодный ветер сушил осеннюю землю.
первые новгородские беглецы бить челом в службу. В Торжке великий князь
простоял четыре дня. Отпустил во Псков нового воеводу взамен Ярослава
Оболенского. С ним вместе послал послов торопить псковичей к выступлению.
Безостановочно подходили рати.
возы загромождали улицы, ратники толпились но всем дворам. Скакали
посыльные, выворачивая копытами комья стылой, усыпанной навозом и
раструшенным сеном грязи. Крепкий запах конского пота и мочи стоял в
воздухе. В сутолоке трудно было озреться, и смещенный псковский наместник,
Ярослав, вызванный в полк по приказу Ивана Третьего, долго, матерясь,
тыкался по всему городу, разыскивая старшего брата, Стригу-Оболенского.
наклоняясь, в низкую горницу, полную ратных, сидевших за трапезой. К нему
нехотя обернулись от стола:
лавку и проводил в заднюю. Старый воевода сидел один в тесной горенке за
жбаном с квасом и тарелью с пирогами. Кивнул ратнику: "Выдь!"
из Пскова гулял, не показываясь на глаза, и видно, все еще продолжал пить,
не протрезвев окончательно и в дороге. Морда у князя Ярослава распухла,
глаза смотрели врозь, дорогое платье было перемазано и растрепано донельзя,
борода торчала в разные стороны. Иван покачал головой.
усмехаться.
две головы снял! Дурни... К великому князю запосылывали...