поварне, и на дворе, не уследишь!
Отец увидит, обем нам с тобой мало не будет! - Взяв гребешок, она стала
ловко щелкать насекомых. - Рубашки тоже перемени! - приказала Овдотья. -
Ну, пойду. Заспалась я сей день!
Юрка, забежав, ткнулся в материны пышные бедра. Приодержавшись, она
огладила золотую голову сына.
ухо, попросил шепотом:
бертьянице, в медовушах, солодожне, проверить рукодельниц: заштопано ли
то, выходное? Цела ли снасть, что выдавала сама мастерицам давеча, и почто
так много уходит шелку, не воруют ли? В девичьей похвалила шитье, в
моечной за разбитую ордынскую дорогую чашку набила по щекам неумеху девку,
велела сослать на двор, в портомойницы. Пока держался гнев, прошла в
детскую, где Юрко мучал дьячка. Юрию досталась изрядная трепка. Поняв, что
мать в нешуточном гневе, он только тихо скулил. После порки ученье пошло
резвее. Посидев рядом с дьячком для острастки и убедясь, что дело
движется, Овдотья опять отправилась в обход служб. Так, в хозяйственных
заботах, пролетело полдня. Отобедали. Наконец, к вечеру, уселись за пяльцы
и уже наладились читать жития святых старцев египетских, <Лавсаик>, когда
ворвалась дворовая девка с выпученными глазами:
заволочить в анбар! Уже все заметались как угорелые.
побежала встречу.
Слуги подхватили ферязь и шапку, Овдотья, охнув, обхватила в объятия
полными руками, грудью, вжалась лицом в бороду. Густой конский дух шел ото
всего.
глазами по сторонам, ища домашнего беспорядку. Но тут с ликующим визгом
налетели малыши. Юрко, вцепившись, полез, как белка, и уже, сопя,
усаживался на плечи. Сашок повис на ногах. И Борисок уже торопился,
ковыляя, а нянька, сияя во весь рот, семенила, поддерживая его за ручку, а
другой рукой неся уставившегося на отца круглыми глазами Ванятку.
мужа, сама стянула сапоги, уже несли сменное платье, уже стояла девка с
полотенцем. Данил, отмахнувшись, прошел в изложницу. Овдотья следом.
Сволок рубаху, брызгался, тер шею.
перепоясался. В мягких домашних сапогах вышел в столовую палату. Овдотья
сунулась подавать.
Знала, что не любил есть один за столом.
от целодневной скачки.
поход. Данил, дернув усом, отмахнул рукой.
при чем? Али и тому и другому выход давать? Ладно, из утра приму. Опеть
подарки давать, будь они неладны... А вы тут с хлебом!
голове уже складывалось, как лучше отделаться от татар: <Свалить на Митю!
Пущай брат, раз уж великий князь, сам и решает, а послам - ни да ни нет!>
- Что еще?
народа нонече!
аж слезы зазвенели.
Коломна была нужна! Как на смех - сразу-то он не разобрался, - его
княжество со всех сторон оказалось зажато соседями. К югу пути запирали
рязанские города: Коломна и Лопасня, к Смоленску - Можайск, меж ним и
Тверью поместился дмитровский князь, хоть и свой, а пошлины платить все же
приходилось, от Новгорода отделял Волок Ламской, когда-то новгородский, а
теперь Митин город... Туда, к Переяславлю, леса, а там уж удел великого
князя. С любым товаром ни к себе, ни от себя без торговых пошлин никуда не
сунешься. Купцы, пока доберутся до Москвы, платят и платят. Хорошо Михайле
Тверскому: Волга! До самого Сарая, и того дале - до Персии самой, путь
чист. Волга - не Москва, ее цепями не запрешь, плотами не перегородишь
поперек воды! И все-таки воевать не стоило. Сейчас разорены, дак уломаю.
Позволил бы хоть рязанский князь свои анбары в Коломне поставить, и то
добро! А бояр... Бояр... Поговорить надо, а принять...
не поделят? Или покосов на Воре? Скажи, вдругорядь выдам головой, тем и
кончится, и села отберу! - пообещал Данил. Боярин с поклонами полез вон.
Все просят! Дак на иные просьбы... Как Овдотья тогда рыдала, узнавши, что
Муром снова громят, требовала бить татар: <Ты можешь!> Даже брат не может!
А Рязань... Нет, нынче Рязань трогать не след. Еще не след!
Теперь велел принести веник и дал ломать. Несмышленыши сопели, старались.
Юрко даже с яростью ломал - не получалось. Отец посмеивался. Наконец,
когда уже почти дошло до слез, сказал:
семья! Вместях вас николи никто не сломат! А будете драться - ратиться,
так кажного по одинке... Уразумел?
переминался у порога. Житничий начал объясняться, почему сгрузил вечером и
не убрал.
держать...
Беречь добро! Кто там перекидает - дело пятое, а от тебя одна польза: вот,
что наработали, вот, люди, твое дело, чтоб - он поднял ковригу, показывая,
- от поля до стола зерна не пропало!
четвериков доброй ржи! Поди! Да, еще! - остановил Данил. - В шелковом
зипуне кули не таскают. Свое не беречи - Князева и подавно не сбережешь!
Ступай! Вдругорядь сблодишь - на конюшню сошлю, коням хвосты чистить...
сном, он привлек к себе пышное тело жены. Все-таки как он по ней
соскучился! И только одно стороннее еще тревожило ум: что Юрием надо
заняться по-годному. Семь лет уже, и учить пора путем!
радостным удивлением, которое и теперь, после четверых детей, каждый раз
появлялось в ней после его ласк, гладила ему волосы, расправляла бороду,
потом, повозившись, устроилась, привалясь грудью, уснула тоже.
день. Тем паче вскрылись крупные Юркины шкоды: он пролил мед из бочонка и
рассыпал зерно на поварне. От шалостей с зерном, помня давешнее, Данил
решил отучить сына враз. Дал решето и велел все просыпанное там и в амбаре
собрать и просеять. Юрий, поглядывая на отца, принялся за работу. Ему
скоро надоело ползать по полу, и он, пользуясь тем, что отец отворотился,
решил схитрить, принялся заметать зерно под кули. Но батя увидел, и дело
кончилось поркой, первой взаправдашней, которую учинили Юрию. Отец порол
Посняков Андрей
Березин Федор
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Посняков Андрей
Флинт Эрик