время шло за полдень. Восток, откуда пришел Малх, закрывался лесом до
небесного купола. В нескольких десятках стадий виднелась полоска воды,
обрамленная яркой зеленью камыша. Дальше степь поднималась к небу. Воля,
простор!
восторгов. Робость сменила радость Малха. Здесь не к чему было бы
прижаться спиной. Сомкнутые ограды леса, как тысячи комнат в лабиринтах
стволистых стен, успели внушить бродяге недоверие к слишком прозрачным
просторам.
человек - безвредный камень устало грезил на близком могильнике. От
карикинтийцев Малху приходилось слышать о подобных изображениях,
развлекающих путника в однообразии степей. Грубые изваяния, похожие на
каменные столбы, уже стояли в степи, когда первый корабль из Милета нашел
северный берег Евксинского Понта.
на росском острове. И все-таки Малх не знал, где он находится. Он
вспомнил: славяне ждут набегов кочевников. Если конные орлы уже двинулись,
их волны могут прокатиться и здесь. Ему захотелось скорее достигнуть
Рось-реки.
Весенние голоса стихли, птицы выкармливали птенцов, звери - детенышей.
Каждый таился. Этот мир, такой спокойный, на самом деле полон засад.
Убивая, каждый может сам сделаться пищей.
голода, они стерегли жертву в предательском шевелении стеблей. Высота
принадлежала орлам, которые, подобно базилевсам, не побрезгают отнять
чужую добычу. Всюду ждали пасти и когти.
Волчица, орлица будут так же храбро сражаться с сильнейшими, как
уточка-чирушка или серая перепелка, истощенная жадным и жалким бессилием
выводка.
зверя. Никогда не тревожимые плугом корни трав переплелись, плотные, как
кожа. Упругая трава этого лета была подобна молодой шерсти. Разогревшись
на солнце, спящее чудовище жарко дышало полынью и мятой.
хребтом гиганта, тянулась с юга. Невдалеке виднелась речка. Он спустился
на галечную отмель. От степи его закрывала кайма прибрежных деревьев.
Вернулось ощущение свободы и безопасности. Малх выпотрошил
тетеревов-чернышей и, как была птица в пере, облепил тушки глиной. На
костре мясо дойдет в своем соку.
ему направлении. Боязнь открытого пространства ослабевала, кручи, местам:
сдавливавшие русло, утомляли. Поднявшись в степь, Малх показался себе
челноком на гладких волнах мертвой зыби. Солнце светило в левую щеку -
день близился к вечеру. "Есть ли имя у этой реки?" - думал Малх.
живых комка вознеслись сзади него на круглый гребень степной волны.
- только память хранила фигуры трех всадников. Его застигли, быть может, в
тысяче шагов от реки. Деревья и камыши были заманчиво близки. Но
бессмысленно спасаться от конных, бегство губило и будет губить пеших.
Малх приготовил лук.
Только одна конская спина из трех несла всадника.
идти шагом, или скакать - рысь не пригодна в травянистых степях.
то не его. Перестав быть дичью, он ощутил в себе охотника. Иметь бы
коня...
шагов. Ромей утешал себя, - сбив человека, он мог и не поймать ни одного
из трех коней. Он часто слышал, что кони варваров признают только хозяина.
спрыгнул на землю. Теперь Малху пришлось бы подняться в высокой траве,
чтобы увидеть, что происходит. А! Он плохо спрятался, и его заметили.
нападут на него. Быстрое воображение создавало образы: предстоит схватка,
обычная в пустынях. Победитель ничего не знал и ничего не узнает о
побежденном.
злоба затмит последний взгляд побежденного. Победитель, пережив волнения
игры, злорадно добьет умирающего, тешась наибольшей властью одного
человека над другим - безнаказанным убийством. Безопасность мира так же
зыбка, как ткань губки. И все же губка удерживает воду, а мир - жизнь.
показался над головами трав. Он опять в седле!
Человек казался одним целым с конем - видение живого кентавра. И круглый
щит на спине и тонкое копье у правого стремени были частью единства.
видение безлюдной пустыни свободы. Снова на память пришли стихи древнего
поэта:
счел черточки на рукоятке меча. К чему вспоминать, как долго длилось
наслаждение, которого нет. Пора считать иные дни.
подвешен хрустальный ковш Большой Медведицы, вел ромея на север.
Утомившись, он беспечно заснул прямо на траве. Страх перед человеком лечит
от страха перед зверем.
остатка тетерева - он умел довольствоваться малым. Тут же на берегу ему
удалось застрелить доверчивого оленя-антилопу.
тело.
дальше. Степь рассекалась ручьями, речками. Безымянная для Малха река,
долиной которой он шел, повернула к западу, и пришлось с ней расстаться.
воином; залогом игры была жизнь, здесь следовало не казаться, а быть.
глядел на всадника с тремя конями. Такой же, как у вчерашнего, щит на
спине, такая же низкая шапка. И легкость кентавра. Даже лошади казались
такими же. Малху чудилось: осужденный на вечное движение, всадник
описывает круги, как солнце. Видение пронеслось и скрылось. Малх ждал -
всадник опять сменит коня, как вчера.
неподвижный; перед ним кружились образы.
спешить, гонцы будили тревогу, казалось, что там, на юге, движутся орды,
выбрасывающие предвестников, как вулкан - камни.
Свежая, поистине сладкая вода... Заря освещала на западе высокие пни в
венках молодых побегов. Север чернел лесами. Вероятно, уже близка река
Рось.
оставив в траве бледную впадину. Вот и берцовая кость, похожая на короткую
дубинку с набалдашником. Малх поднял череп - темя было расколото.
пустырях Рима человеческий череп служил игрушкой мальчишкам. Кости в
пустыне красноречивее указателей на каменных дорогах империи говорили
Малху, что он идет по торному пути.
вымыл руки в ручье.
перед кем было скрываться. Не нашлось и слов молитвы.
наткнулся на труп лошади, погибшей, очевидно, не позже этого дня.
расточительно тратя последние крупицы соли. Ему казалось, что на севере
виден огонь. Костер на холме, факел, может быть, звезда. Он мог убедить
себя на выбор. Конечно, не звезда... Малх не устал, он успел полюбить
одиночество, которого прежде не знал, и мог бесконечно длить путешествие в
пустыне. Увы, даже пустыни конечны!..