батарейной палубой. А это угрожало бы катастрофой.
левого борта. Корабль выпрямился. После этого пущенные в действие помпы
выкачали воду за борт.
отличный специалист, однако и ему не пришло в голову израсходовать сначала
запасные патроны. Когда им был получен приказ явиться в боевую рубку,
неприятельские корабли резали курс нашей эскадры и били по ней продольным
огнем. Правая носовая башня отвечала неприятелю с наибольшей напряженностью.
Но лейтенант Гире вынужден был передать командование унтер-офицеру, а сам,
соскочив на платформу, быстро приблизился к двери, высокий, статный, с
русыми бачками на энергичном лице. В тот момент, когда он начал открывать
тяжелую броневую дверь, раздался взрыв запасных патронов. Здесь повторилось
то же самое, что немного раньше произошло в соседней башне. Лейтенант Гирс,
опаленный, без фуражки, с трудом открыл дверь и выскочил из башни, оставив в
ней ползающих и стонущих людей.
пострадавшим, а сам, вместо того, чтобы спуститься в операционный пункт,
решил выполнять боевой приказ. Но когда он начал подниматься по шторм-трапу
на мостик, под ногами от разрыва снарядов загорелся пластырь, и вторично
лейтенант Гире был весь охвачен пламенем. Добравшись до боевой рубки, он
остановился в ее проходе, вытянулся и, держа обгорелые руки по швам, четко,
как на параде, произнес:
добавил:
тлело изорванное платье. Череп его совершенно оголился, были опалены усы,
бачки, брови и даже ресницы. Губы вздулись двумя волдырями. Кожа на голове и
лице полопалась и свисала клочьями, обнажив красное мясо. Кругом грохотали
выстрелы, выло небо, позади, на рострах своего судна, от взрыва, с треском
разлетелся паровой катер, а лейтенанту Гирсу до этого как будто не было
никакого дела. Дымящийся, с широко открытыми, безумными глазами, он стоял
как страшный призрак, и настойчиво глядел на капитана 2-го ранга Сидорова,
ожидая от него распоряжений.
помощь бросились матросы и, подхватив под руки, ввели его врубку.
прекратилась. За дымом и мглой противник вторично потерял нас. Наша эскадра,
как и в первый период боя, постепенно сворачивая вправо, сначала склонилась
на восток, а потом - на юг. В том же направлении японцы бросились
разыскивать нас. А мы тем временем повернули еще вправо и пошли на запад.
эскадрой и полагая, что контр-адмирал Фелькерзам погиб вместе с "Ослябей",
поднял сигнал:
сваливался за борт и, гонимый ветром, несся над морем зыбучими облаками в
неизвестность. Изо всех люков поднимались матросы, из башен тоже выходили
люди. После того, что пришлось пережить, у всех был обезумевший вид.
спрашивая самого себя: "Что же будет дальше?" Появился наверху и кочегар
Бакланов, медленно раскачивавший свое широкое туловище на коротких ногах.
на помощь пожарному дивизиону. Вместо перебитых шлангов появились новые,
запасные. В это время распространился слух, что горит погреб правой средней
шестидюймовой башни. Из этого погреба, наполненного дымом, убежали все люди,
работавшие там на подаче. Они же первые, заметавшись по судну, сообщили эту
весть. И нельзя было им не поверить: снизу поднимался дым по нориям,
наполняя собой башню; серыми клубами вырывался он также: из открытой
горловины, служившей сообщением с погребом, и распространялся по батарейной
палубе как грозный предвестник приближающейся катастрофы. У многих из
команды побледнели лица, округлились глаза. Начиналась паника.
койки с пробочными матрацами. Действительно, было от чего прийти в отчаяние:
каждая секунда угрожала взрывом всего корабля. Не все ли равно, как умирать,
но почему-то казалось, что легче погибнуть от снаряда, чем взлететь с
внутренностями судна на воздух. Те из команды, которые успели вооружиться
спасательными средствами, устремлялись к бортам и робко останавливались, не
решаясь броситься в море. Глаза жадно всматривались в затуманенную даль,
разыскивая признаки берегов, и ничего не видели, кроме суровых волн. Для
спасения оставалась лишь одна надежда - это свои идущие позади корабли, но и
то не было уверенности, что они остановятся и будут подбирать людей из воды.
И все же, стоило бы только одному броситься за борт, как в ту же минуту
посыпались бы в море и другие. И никакими силами нельзя уже было бы
остановить команду, тем более что у нас из строевых офицеров могли еще
распоряжаться только трое, а остальные все находились в операционном пункте.
В десять - пятнадцать минут опустел бы весь броненосец. Но тут выступил
кочегар Бакланов, громко прокричал:
проводили Бакланова испуганными взглядами, разинув рты. Что побудило его на
такой поступок? Он не был службистом и не нуждался ни в похвалах начальства,
ни в будущих наградах. На корабле
бездельником. И вместе с тем в нем было что-то твердое и властное, что
возвышало его над остальными матросами. Он мечтал совершить подвиг. Так или
иначе, но своим порывом избавить всех от бедствия он привлек к себе внимание
людей, потерявших способность
Развивающаяся на корабле паника, не менее опасная, чем пожар, на некоторое
время прекратилась. Прошло несколько напряженных и кошмарных минут, прежде
чем снова увидели Бакланова наверху. Все поразились, что он нисколько не
пострадал от огня и не пытается куда-либо бежать. Отравленный дымом, он
остановился, расставив толстые ноги, согнулся и, протирая корявыми руками
слезящиеся глаза, тяжело закашлялся.
патронном погребе. Но на их вопросы Бакланов разразился бранью:
несчастные! Вам не с японцами воевать, а с тараканами на печке...
пересыпанную скверными словами, мы слушали с умилением, как религиозные люди
слушают своего любимого проповедника. Мы были готовы стать перед этим
грязным человеком на колени. Судя по его поведению, для нас стало ясно, что
он принес нам избавление от смерти.
остановилась, а вдувная продолжала работать и всосала в погреб массу дыма.
распорядилось затопить погреб водою, но теперь все были довольны, что не
успели этого выполнить. Больше всех обрадовались артиллеристы. Они знали,
насколько неудовлетворительно у нас была устроена система
погребов, соединённых трубами групповой вентиляции. При такой системе,
затопляя один погреб, мы наполнили бы водой группы погребов, и все они таким
образом вышли бы из строя.
на судне. Верхняя палуба и мостики были завалены обломками железа, поручней,
мелких пушек. Валялись куски, оторванные от шлюпок, блоки, обрывки такелажа.
Все это полетело за борт. Вместо уничтоженных трапов ставили заранее
приготовленные времянки. Пробоины, через которые
заделывали деревянными щитами, затыкали койками, затягивали парусиновыми
пластырями. Артиллеристы возились с орудиями, которые можно было на скорую
руку исправить.
надстройки на нем были разрушены, средний переходной мостик сорван и скручен
в кольцо. Оба якорных каната оказались перебитыми, а вырванный правый клюз
унесло за борт. Грот-мачта, пронизанная снарядом на нижнем мостике, еле
держалась, угрожая обрушиться на головы людей. С нее, как и с фок-мачты,
раскачиваясь под ветром, жалко свисали обрывки снастей. Были также перебиты
кормовые стрелы, разрушены электрические лебедки, служившие для подъема
паровых, катеров. Деревянный палубный настил, изборожденный и расщепленный
снарядами, был в дырах, а правый срез имел такую большую пробоину, что стал
недоступен для прохода. Цистерна, расположенная на