Чтение 90–й страницы книги ~Бессоница~

— Да, мама. — И никаких вопросов. Никаких рыданий. Только книги, врученные ей на сохранение. А рисунок он держал сам. Женщина прижала к себе сына и поцеловала в щеку.

Они просидели на своих местах минут пять, пока Соня медленно не сосчитала до трехсот. Она чувствовала, что большинство их соседей уже разошлись, когда она добиралась к концу первой сотни, но заставила себя ждать. Теперь Соня кое-что различала в темноте, чтобы поверить — да, на улице что-то яростно полыхает, но ближе к дальнему концу здания.

Какая удача! Она слышала завывание сирен приближающихся полицейских машин, «скорой помощи» и пожарных".

Соня поднялась на ноги:

— Пойдем. Держись прямо впереди меня.

Патрик Дэнвилл сделал шаг по проходу, придерживаемый за плечи материнскими ладонями. Он вел ее вверх по ступеням к смутному мерцанию желтого света, лишь однажды остановившись, когда впереди них мелькнула тень бегущего человека. Рука матери сжала плечо малыша, и она дернула сына в сторону.

— Будь прокляты сторонники жизни! — выкрикнул бегущий мужчина. — Проклятье! Я убил бы их, всех!

Затем он скрылся из вида, и Пэт вновь стал подниматься по лестнице.

Теперь в мальчике чувствовалось спокойствие, отсутствие страха, наполнившее сердце Сони любовью и странной темнотой. Он был таким отличным, ее сын, таким особенным… Но мир не любит иных людей. Мир пытается вырвать их с корнем, как сорняки.

Наконец они добрались до коридора. Несколько человек в глубоком шоке метались из конца в конец, глаза их были затуманены, а рты открыты; они напоминали зомби из фильмов ужасов. Соня, едва взглянув на них, направила Пэта к лестнице.

Три минуты спустя они, целые и невредимые, вышли в разгоравшуюся ночь, а на всех уровнях Вселенной Предопределение и Слепой Случай пошли своим обычным курсом. Миры, на мгновение задрожавшие на своих орбитах, успокоились, и в одном из этих миров, в пустыне, являвшейся апофеозом всех пустынь, мужчина по имени Роланд перевернулся в своем спальном мешке и спокойно заснул под чужими созвездиями.

6

В противоположном конце города в Строуфорд-парке открылась дверца туалета с табличкой «МУЖСКОЙ», и в дымке тумана из нее вылетели ухватившиеся друг за друга Луиза Чесс и Ральф Робертс. Изнутри вырвался звук врезающегося в землю «Чироки», а затем взрыва. Последовала вспышка белого света, и голубые стенки кабины выпучились наружу, словно неведомый гигант колотил по ним изнутри кулаками. Через секунду донесся грохот еще одного взрыва, эхом прокатившийся в воздухе. Вторая версия прозвучала слабее, но более реально.

Ноги у Луизы подкосились, и она упала на траву с криком облегчения.

Ральф приземлился рядом с ней, но затем рывком сел. Не веря своим глазам, он смотрел на Общественный центр, над которым завис огненный кулак. Лиловый комок размером с круглую дверную ручку проявлялся на его лице в том месте, куда пришелся удар Эда. Левый бок по-прежнему болел, но вряд ли ребра были сломаны.

— Луиза, с тобой все в порядке?

Она непонимающе посмотрела на него, затем ощупала лицо, шею и плечи со столь милым, присущим «нашей Луизе» изяществом, что Ральф рассмеялся. Он просто не мог сдержаться. Луиза неуверенно улыбнулась в ответ:

— Кажется, все нормально. Я даже уверена в этом.

— Что ты там делала? Ты же могла погибнуть!

Луиза, как-то помолодевшая (Ральф считал, что к данному факту имеет отношение подвернувшийся под руку пьянчужка), посмотрела ему в глаза:

— Возможно, я старомодна, Ральф, но если ты считаешь, что следующие двадцать лет я проведу охая и падая в обморок, как героини излюбленных романов Мины, то тебе лучше подыскать другую женщину.

Ральф растерялся на секунду, затем поднял Луизу на ноги и прижал к себе. Луиза обняла его в ответ. Она была такой теплой, такой близкой. Ральф подумал о сходстве между одиночеством и бессонницей — и то и другое хитро и коварно, к тому же это еще и друзья отчаяния и враги любви, — но затем отбросил мысли в сторону и поцеловал Луизу.

Клото и Лахесис, стоявшие на вершине холма, взволнованно побежали вниз, к Луизе и Ральфу, которые, не отрываясь, смотрели друг на друга, словно подростки, переживающие первую любовь. Издалека доносились звуки сирен, напоминающие голоса из ночного кошмара. Огненный столб, отмечающий могилу Эда Дипно, стал таким ярким, что на него невозможно было смотреть.

Ральф слышал слабый грохот взрывающихся автомобилей и вспомнил о своей машине, оставленной где-то на обочине. Он решил, что это к лучшему. Слишком он стар, чтобы сидеть за рулем.

Клото: Вы оба в порядке?

Ральф: — Все хорошо, Луиза вытащила меня оттуда. Она спасла мне жизнь.

Лахесис: Да. Мы видели, как она входила. Очень смелый поступок. «К тому же абсолютно непонятный и сбивающий с толку, правильно, мистер Л.? — подумал Ральф. — Вы смотрели и восхищались… Но вряд ли понимаете, как и почему она сделала именно это. Думаю, что для вас и вашего друга идея риска кажется столь же непонятной, как и идея любви».

Впервые Ральф почувствовал жалость к маленьким лысоголовым, осознав определенную иронию их жизни: оба понимают, что Шот-таймеры, чье существование они посланы прерывать, живут наполненной внутренней жизнью, оба не могут постигнуть реальность этой самой жизни, не могут оценить их эмоции или поступки — иногда благородные, иногда глупые, являющиеся следствием испытываемых Шот-таймерами чувств. Мистер К.

И мистер Л.

Изучают заботы Шот-таймеров, словно англичанин, изучающий карты, составленные исследователями эпохи королевы Виктории, исследователями, экспедиции которых в большинстве случаев финансировали эти же самые богатые, но робкие джентльмены. Своими ухоженными мягкими пальчиками филантропы следовали по бумажным рекам, вод которых им никогда не увидеть, и по бумажным джунглям, в зарослях которых им никогда не побывать. Они живут в устрашающей непонятности и замешательстве, выдаваемых за воображение.

Клото и Лахесис запрограммированы с жесткой эффективностью, но они не знают ни наслаждения риском, ни горечи потерь — самое большое их достижение в плане эмоций — страх, что Ральф и Луиза попытаются самостоятельно перехватить любимого химика-исследователя Кровавого Царя и будут прихлопнуты, как мухи. Лысоголовые врачи-коротышки долго живут; но, несмотря на их сверкающую стрекозиную ауру, Ральф подозревал, что это серые жизни. Он смотрел на их гладкие, странно детские лица из надежного рая объятий Луизы и вспомнил, как испугался, столкнувшись с ними впервые. С тех пор он открыл, что страх не выдерживает испытания знакомством, не говоря уже о знании. А теперь они с Луизой располагали и тем, и другим. Клото и Лахесис встревоженно смотрели на Ральфа, а тот вдруг понял, что у него нет ни малейшего желания успокаивать их. Возникшее у них чувство показалось Ральфу вполне закономерным и заслуженным.

Ральф: — Да, она очень храбрая, я ее очень люблю и считаю, что мы будем счастливы до тех пор, пока… Он замолчал, а Луиза пошевелилась в его объятиях. С удивлением и облегчением Ральф понял, что она засыпает.

До каких пор, Ральф?

— Думаю, пока мы принадлежим миру Шот-таймеров, всегда существует «до», и мне представляется это вполне нормальным.

Лахесис: Что ж, кажется, это прощальная речь.

Ральф неожиданно для самого себя улыбнулся, вспомнив «Одинокого бродягу» — радиопередачу, в которой почти каждый эпизод заканчивался подобной фразой в различных вариантах. Он потянулся к Лахесису когда маленький человечек отшатнулся.

Ральф: — Минуточку… Не торопитесь, друзья.

Клото, с долей опасения: Что-то не так?

Ральф: — Вряд ли, но после удара в голову и в ребра, после того как я чуть не сгорел заживо, мне кажется, я имею право знать, что все наконец-то кончилось. Согласны? Ваш мальчик спасен?

Клото, улыбаясь с очевидным облегчением: Да. Разве вы не чувствуете?

Через восемнадцать лет, перед самой своей смертью, мальчик спасет жизнь двоим мужчинам, которые без него погибли бы… А один из тех мужчин не должен умирать, чтобы сохранить баланс между Предопределением и Слепым Случаем.

Луиза: — Хватит об этом. Я хочу знать, можем ли мы вернуться обратно и стать постоянными жителями уровня Шот-таймеров?

Лахесис: Не только можете, Луиза, но и должны. Если вы с Ральфом еще задержитесь хоть немного вверху, то уже не сможете вернуться вниз.

Ральф почувствовал, как Луиза плотнее прижалась к нему:

— Мне это не нравится.

Клото и Лахесис недоумевающе переглянулись — «Как это кому-то может не нравиться находиться вверху?» — спросили их глаза. — Затем они вновь посмотрели на Ральфа и Луизу.

Лахесис: Нам уже действительно пора, но… Ральф: — Подождите.

Они встревоженно уставились на него, пока Ральф медленно закатывал рукав свитера — теперь рука была запачкана высохшей жидкостью, возможно ихором <Ихор (греч.) — кровь богов, также сукровица? злокачественный гной.> рыбы, о чем ему не хотелось вспоминать, — и показывал им белую полоску шрама на предплечье.

— Да перестаньте пугаться, парни: я просто хочу напомнить, что вы дали мне слово. Не забывайте.

Клото с видимым облегчением: Можешь положиться на нас, Ральф. То, что было твоим оружием, теперь является для нас долговым обязательством.

Обещание не будет забыто.

Ральф начинал верить, что все на самом деле кончилось. И как это ни безумно, в какой-то степени он сожалел об этом. Теперь именно настоящая жизнь — жизнь, проходящая на нижних по отношению к данному уровню этажах, — казалась миражом, и Ральф понял, что Лахесис имел в виду, говоря, что они не смогут вернуться к своим нормальным жизням, если задержатся здесь дольше.

Лахесис: Нам действительно пора. Удачи вам и счастья, Ральф и Луиза.

Мы никогда не забудем, что вы сделали для нас.

Ральф: — Был ли у нас выбор? Был ли?

Лахесис, очень мягко: Мы же вам говорили, разве не так? Для Шоттаймеров всегда существует выбор. Нам это кажется пугающим… Но и прекрасным.

Ральф: — Скажите, вы когда-нибудь пожимали руки?

Клото и Лахесис недоуменно переглянулись, и Ральф почувствовал, как между докторами произошел быстрый телепатический обмен мнениями. Когда они вновь посмотрели на Ральфа, оба нервно улыбались — словно подростки, решившие, что если им не хватит смелости прокатиться на больших американских горках нынешним летом, то они никогда не станут настоящими мужчинами. "

Клото: Мы много раз наблюдали за этим обычаем, но… Сами никогда… Ральф посмотрел на Луизу и увидел, что она улыбается… Но ему показалось, что в ее глазах поблескивают слезы.

Сначала он протянул руку Лахесису, потому что мистер Л.

Казался более смелым, чем его коллега:

— Ну, давайте же, мистер Л.!

Лахесис так долго смотрел на ладонь Ральфа, что тому показалось, будто Лахесис никогда не сделает этого, несмотря на явное желание. Затем, очень робко, он протянул свою маленькую ладонь и позволил большой ладони Ральфа обхватить ее. Плоть Ральфа завибрировала, когда их ауры сначала соприкоснулись, а затем смешались… И в этом слиянии он увидел целую серию приятных, очень красивых серебристых узоров. Они напомнили Ральфу японские иероглифы на шарфе Эда.

Он дважды пожал руку Лахесису, медленно и суховато, а затем отпустил его ладонь. Тревожное выражение на лице Лахесиса сменилось улыбкой.

Он повернулся к своему партнеру:

Его сила почти полностью не охраняется во время этой церемонии!

Я почувствовал ее! Она прекрасна!

Клото протянул свою руку, а за мгновение до того, как их ладони встретились, он зажмурился, будто приготовившись к болезненному уколу. А в это время Лахесис жал руку Луизе и улыбался, словно водевильный танцор, вызванный на бис.

Клото, казалось, осмелел, сжал ладонь Ральфа и крепко пожал ее.

Ральф улыбнулся:

— Воспринимай ее полегче, мистер К.

Клото отнял руку. Казалось, он подыскивал подходящий ответ.

Спасибо, Ральф. Я буду пожимать руки при малейшей возможности.

Правильно.

Ральф расхохотался. Клото, поворачивавшийся в это время к Луизе, чтобы обменяться с ней рукопожатием, растерянно улыбнулся, и Ральф похлопал его по спине: