искать, исследуя наши познавательные способности: ведь именно сообразно
своим принципам разум, по Канту, создает идеальные конструкции. Это,
конечно, не значит, что он создает их произвольно. Так, например,
конструируя в геометрии понятие треугольника, мы нуждаемся в созерцании
пространства, а последнее дано нам в качестве априорной формы созерцания
внешних явлений. Стало быть, если мы конструируем рычаг, мы тоже должны
обращаться к чему-то, что дано человеческому субъекту, так сказать,
объективно. При этом не имеет принципиального значения, из какого материала
сделан данный рычаг (это важно при практическом употреблении его, а не при
теоретическом рассуждении), так же как для изучения свойств геометрической
фигуры несущественно, каким орудием и на какой поверхности мы ее чертим.
структуре познающего субъекта, а к характеру познаваемого объекта. "В
рычаге как машине еще до внешних движущих сил взвешивания следует мыслить
внутреннюю движущую силу, а именно силу, благодаря которой возможен сам
рычаг как таковой, т.е. материя рычага, которая, стремясь по прямой линии к
точке опоры, сопротивляется сгибанию и перелому, чтобы сохранить твердость
рычага. Эту движущую силу нельзя усмотреть в самой материи машины, иначе
твердость, от которой зависит механическая возможность весов, была бы
использована в качестве основания для объяснения взвешивания и получился бы
порочный круг. Следовательно, должна существовать невесомая материя,
посредством которой и посредством движения которой возникает твердость
самого коромысла весов".
данного нам в восприятии конкретного вещества, из которого сделан рычаг, не
может быть предметом чувств осязания, обоняния или зрения, а представляет
собой нечто лишь мыслимое. А раз она не может быть дана в восприятии, то
она, естественно, не имеет никаких эмпирически фиксируемых свойств; она
невесома, несжимаема и нерасширяема. Но в отличие от обычной материи она
наделена свойством, которое, как правило, приписывается не материальной, а
скорее духовной реальности: она является всепроникающей и обладает
определенной движущей силой - свойства, которыми Аристотель, средневековые
ученые и в новое время Лейбниц наделяли душу. "Для этой материи всякое тело
(рассматриваемое как машина), всякий рычаг должны быть проницаемы, - пишет
Кант. - ...Материя, порождающая твердость, должна быть невесомой. Но так
как она должна быть также внутренне проникающей, ибо она чисто динамична,
то ее должно мыслить несжимаемой и распространенной во всем мировом
пространстве как существующий сам по себе континуум, идею которого уже,
впрочем, придумали под названием эфира не на основе опыта, а а priori (ведь
никакое чувство не может узнать механизм самих чувств как предмет этих
чувств)".
Канту, сами зависят от ее сил.
и которой приписывает динамические свойства, может гарантировать
механическим машинам нужную для них идеальную твердость (или, напротив,
идеальную гибкость, идеальную гладкость и т.д. - т.е. все то, благодаря
чему машина сохраняет - в идеале, конечно, - свою "машинную форму")? Ведь
что требуется от механизма, чтобы он был, если можно так выразиться,
"математическим"? Только одно определение, но такое, каким, как хорошо
осознал Платон, обладает только идеальное бытие: самотождественность.
Абсолютная твердость, которой должен быть наделен, например, рычаг, нужна
для того, чтобы плечи рычага неизменно (всегда) и в каждой своей точке
(везде) были прямой линией. Сохранение их прямолинейности и обеспечивает
эта самая всепроникающая материя, как полагает Кант. Но каким образом?
"Притяжением или равноценным ему действительным, но внутренним движением по
прямой линии", - говорит Кант. В отличие от эмпирически данной эта как бы
идеальная материя гарантирует самотождественность материальной конструкции
именно потому, что материя-теплород сама тождественна себе. Она есть
абсолютная самотождественность некоторой деятельности, а именно пульсации
притяжения и отталкивания, как поясняет Кант.
самотождественного динамического "ядра", которое не дано в чувственном
опыте, но обязательно должно быть постулировано разумом как условие
возможности математического естествознания, отсылает нас к Галилею.
Последний ставил вопрос о том, как обосновать возможность приближения
конструируемых нами материальных машин "к машинам отвлеченным и
идеальным...". Условием возможности такого приближения Галилей считал
неизменяемость материи. Не форма, как полагали в античности и в средние
века, а сама материя, неуничтожаемая и неразрушимая, служит гарантом
совершенства технических конструкций, без которых невозможен никакой
эксперимент. Но в отличие от Канта у Галилея не было динамического
определения материи.
Лейбниц. Декарт отождествил материю с пространством, неизменным по
определению, а Лейбниц, трактовавший материю динамически, обосновывал ее
неизменность с помощью закона сохранения количества силы. Кант продолжает
линию динамического истолкования материи, апеллируя уже не столько к
Лейбницу, сколько к Ньютону. Приписывая умопостигаемой материи - теплороду
- изначальное колебательное движение, вызываемое силами притяжения и
отталкивания, Кант тем самым освобождается не только от картезианского
отделения материи от движения (последнее, согласно Декарту, вносит в
материю Бог), но и от ньютоновской аналогии между силой и душой. Правда,
Кант при этом сознает, что его "теплород" сродни традиционному эфиру,
родственнику "Архея" и "мировой души", "жизненного духа" природы. Однако
этот ход мысли Кант не развивает. Объединение понятий "сила" и "жизнь" -
особенность метафизики Лейбница. Правда, что касается вопроса о научном
познании природы, то здесь Лейбниц, как мы помним, настаивал на
необходимости отделить метафизику и естествознание: последнее должно иметь
своим предметом только механический аспект природного мира, т.е. величину,
форму и движение. Кант же идет дальше Лейбница, отделяя не только
естествознание от метафизики, но и метафизику природы от метафизики в
собственном смысле слова. Здесь Кант рассуждает в духе ньютоновской школы,
влияние которой распространилось на континенте начиная с 30-40-х гг. XVIII
в. Сторонники Ньютона и его последователи стремились отделить философию
природы от спекулятивной метафизики. Так, например, аналогичное кантовскому
соображение мы встречаем у д'Аламбера. "На место всей туманной метафизики,
- пишет д'Аламбер, имея в виду философские системы от Аристотеля до
Лейбница, - мы должны поставить метафизику, применение которой имеет место
в естественных науках, и прежде всего в геометрии и в различных областях
математики. Ибо, строго говоря, нет науки, которая не имела бы своей
метафизики, если под этим понимать всеобщие принципы, на которых строится
определенное учение и которые являются зародышами всех истин, содержащихся
в этом учении и излагаемых в нем". Кант ставит перед натурфилософией ту же
задачу, что и д'Аламбер: сформулировать всеобщие принципы математического
естествознания. Естествознание, по определению Канта, есть учение о телах.
Можно сказать, что предмет естествознания - это материя: здесь Кант вполне
солидарен с д'Аламбером. Подобно математике, естествознание конструирует
свой предмет - тела, или материю, в результате чего естественнонаучные
суждения носят необходимый и всеобщий характер, т.е., на языке Канта,
являются априорными. "Так как во всяком учении о природе, - пишет Кант, -
имеется науки в собственном смысле лишь столько, сколько имеется в нем
априорного познания, то учение о природе будет содержать науку в
собственном смысле лишь в той мере, в какой может быть применена в нем
математика".
тому конструированию понятий, которое родственно математическому, то какая
функция отводится метафизике природы? Дело в том, говорит Кант, что
математическая физика не может обойтись без философских принципов: понятия
движения, наполненного пространства, инерции, силы и т.д. содержат в себе
философские предпосылки. Но раз в науке содержатся - явно или скрыто -
также и философские положения, то миссия философии ясна: она имеет своей
задачей прояснение теоретических постулатов науки. "Чтобы стало возможным
приложение математики к учению о телах, лишь благодаря ей способному стать
наукой о природе, должны быть предпосланы принципы конструирования понятий,
относящиеся к возможности материи вообще; иначе говоря, в основу должно
быть положено исчерпывающее расчленение понятия о материи вообще".
каким образом конструируются его понятия, и прежде всего - понятия материи
и движения.
конструируем сами, могут служить отправной точкой для получения строго
аподиктического, т.е. научного, знания. Таковы, согласно Канту, понятия
математики. Но наука о природе - физика, механика - это не просто
математика; для ее создания необходимо приложение математики к учению о
телах. А для этого нужно уметь конструировать понятие тела, понятие материи
вообще. Рассмотреть, каким образом конструируется в естествознании понятие
материи, и показать возможность математического учения о природе - это
главная задача философии природы, как ее понимает Кант.
форме внешнего чувства, пространству, материя - это то, "что во внешнем
созерцании есть предмет ощущения". Основное определение материи - это
движение: ведь только с помощью движения и возможно, говорит Кант,
воздействие на внешнее чувство. Естествознание есть поэтому не что иное,
как учение о движении, - тут Кант полностью согласен не только с учеными
нового времени, но и с Аристотелем. Движение и материю следует, по Канту,
Буркатовский Сергей
Никитин Юрий
Корнев Павел
Херберт Фрэнк
Лукин Евгений
Сертаков Виталий