присланный туда со станции Абезь, и Анна Петровна Скрипникова, попавшая туда
(1956 год) из кемеровских лагерей. Скрипникова особенно была поражена
регулярной отправкой заявлений каждые десять дней (она стала писать... в
ООН) и отличной библиотекой, включая иностранные языки: в камеру приносят
полный каталог и составляешь годовую заявку.
("жен") к тюрзаку. Вдруг свистнули -- всем сменить на лагеря (на Колыме
золота недомыв!) И сменили. Без всякого суда.
Она должна была рассмотреть тот мерцающий свет, который со временем, как
нимб святого, начинает испускать душа одиночного арестанта. Вырванный из
жизненной суеты до того абсолютно, что даже счет преходящих минут даёт
интимное общение со Вселенной, -- одиночный арестант должен очиститься от
всего несовершенного, что взмучивало его в прежней жизни, не давало ему
отстояться до прозрачности. Как благородно тянутся пальцы его рыхлить и
перебирать комки огородной земли (да, впрочем асфальт!..). Как голова его
сама запрокидывается к Вечному Небу (да, впрочем, запрещено!..). Сколько
умильного внимания вызывает в нём прыгающая на подоконнике птичка (да,
впрочем намордник, сетка и форточка на замке...). И какие ясные мысли, какие
поразительные иногда выводы он записывает на выданной ему бумаге (да,
впрочем только если достанешь из ларька, а после заполнения сдать навсегда в
тюремную канцелярию...).
главы, и уже не знаем мы: в Тюрьме Нового Типа, в Тюрьме Особого (а какого?)
Назначения -- очищается ли душа человека? или гибнет окончательно?
однокамерника, -- чем самому тебе спастись в наступающий день? Николай
Александрович Козырев, чья блестящая астрономическая стезя была прервана
арестом, спасался только мыслями о вечном и беспредельном: о мировом порядке
-- и Высшем духе его; о звездах; об их внутреннем состоянии; и о том -- что
же такое есть Время и ход Времени.
в Дмитровской тюрьме. Но в своих рассуждениях он уперся в забытые циифры.
Дальше он строить не мог -- ему нужны были многие цифры. Откуда же взять их
в этой одиночке с ночной коптилкой, куда даже пптичка не может влететь? И
ученый взмолился: Господи! Я сделал все, что мог. Но помоги мне! Помоги мне
дальше.
камере один). В небогатой тюремной библиотеке было несколько изданий
"Красного концерта" Демьяна Бедного, и они повторно приходили и приходили в
камеру. Минуло полчаса после его молитвы -- пришли сменить ему книгу, и, как
всегда не спрашивая, швырнули -- "Курс астрофизики"! Откуда она взялась?
Представить было нельзя, что такая есть в библиотеке! Предчувствуя
недолгость этой встречи, Козырев накинулся и стал запоминать, запоминать
всё, что надо было сегодня и что могло понадобиться потом. Прошло всего два
дня, еще восемь дней было на книгу -- и вдруг обход начальника тюрьмы. Он
зорко заметил сразу. "Да ведь вы по специальности астроном?" -- "Да." --
"Отобрать эту книгу!" -- Но мистический приход её освободил пути для работы,
продолженной в норильском лагере.
корпусной с длинным списком: "Фамилия? Имя-отчество? Год рождения? Статья?
Срок? Конец срока?.. Соберитесь с [вещами]! Быстро!"
косточки?..
будем живы...
покончили с собой и пятеро сошли с ума.
Вениамина) читает в Петропавловской крепости "Капитал" (да только год один,
освобождают его).
Соловкам -- поищите, посмотрите!
медицинские документы о соловецком расстреле -- для опубликования
когда-нибудь. Но через год при обыске на Свердловской пересылке у него
обнаружили в чемодане двойное дно и выгребли тайник. Так спотыкается русская
История...
карагандо-колымском этапе 1936 г. они называли "предателями и провокаторами"
тех, кто отказывался подписать их телеграмму протеста Калинину --
"[[Авангарда революции]] (= их) на Колыму". (Рассказ Макотинского).
содержат сути.
заколдованного Архипелага. Они невидимы, но они -- есть, и с острова на
остров надо также невидимо, но постоянно перевозить невидимых невольников,
имеющих плоть, объем и вес.
лагерные пересыльные пункты. Есть для этого стальные закрытые корабли --
[вагон-заки]. А на рейдах вместо шлюпок и катеров их встречают такие же
стальные замкнутые оборотистые [воронки]. "Вагон-заки" ходят по расписанию.
А при нужде отправляют из порта в порт по диагоналям Архипелага еще целые
караваны -- эшелоны красных товарных телячьих вагонов.
спешке. Сытые, обмундированные, неторопливые люди создавали её. Кинешемскому
конвою по нечетным числам в 17.00 принимать на Северном вокзале Москвы этапы
из Бутырского, Пресненского и Таганского воронков. Ивановскому конвою по
четным числам к шести утра прибывать на вокзал, снимать и держать у себя
пересадочных на Нерехту, Бежецк, Бологое.
и глаза смежить). На больших вокзалах погрузка и выгрузка чумазых происходит
далеко от пассажирского перрона, её видят только стрелочники да путевые
обходчики. На станциях поменьше тоже облюбован глухой проулок между двумя
пакхаузами, куда воронок подают задом, ступеньки к ступенькам вагон-зака.
Арестанту некогда оглянуться на вокзал, посмотреть на вас и вдоль поезда, он
успевает только видеть ступеньки (иногда нижняя ему по пояс, и сил
карабкаться нет), а конвоиры, обставшие узкий переходик от воронка к вагону,
рычат, гудят: "Быстро! Быстро!.. Давай! Давай!..", а то и помахивают
штычками.
приглядываться: зачем это подцепили к поезду второй багажный вагон? Ничего
на нём не написано, и очень похож он на багажный -- тоже косые прутья