не на Лубянке!
технически осуществить? Простое дело - вручить человеку перо и бумагу и
заставить его писать. Иначе говоря, необходимо развязать ему руки и усадить
за стол. Это нас не устраивало. Мы прекрасно понимали, с кем имеем дело:
упустить такого врага легче, чем поймать. Стали прикидывать, как выйти из
положения. На помощь пришел Костя. Он заверил, что принесет со службы
немецкие металлические наручники.
наручниками?
Я видел, как покойный Пухов устраивался в подобных случаях.
и кусок тонкой, но довольно прочной цепи. Он заковал одну ногу Угрюмого в
наручники, пропустил через них цепь, а последнюю примкнул на замок к койке.
Это было поистине гениально. Угрюмый лишился главного - возможности
двигаться по убежищу. Он мог лежать на койке, сидеть, но для того, чтобы
сделать два шага, должен был тащить за собой койку. Мы освободились от
неприятной необходимости вставлять ему в рот сигареты, поить и кормить из
рук.
той поры, пока не снимешь с него шкуру.
ручку и предупредил:
ногами вперед.
Угрюмый. - Нет-нет. Время для этого упущено. Я еще не собираюсь в длительную
командировку. Я не так безнадежен, как вы думаете.
рассчитывает искупить свои преступления? Неужели он считает нас настолько
наивными, что лелеет надежду на какое-то снисхождение?
затылке, как делал это я, составляя сложный документ. Казалось, он даже не
задумывается над тем, что выходит из-под его руки.
строчками, и начал читать вслух. Это была подробная исповедь.
Царицыне, не в семье кочегара Лизунова, а в семье немца-колониста Линднера
Эмиля, и звали его, конечно, не Прокофием, а Максом. В девятисотом году отец
Макса, поднакопивши денег, открыл сразу две колбасные фабрики: одну в
Царицыне, другую в Новочеркасске. В Новочеркасске же Макс окончил частную
гимназию и поступил в политехнический институт. Окончанию его помешала
революция. Эмиль Линднер собрал свое потомство, жену и спешно ретировался в
Германию, откуда выехал еще мальчуганом. Для Макса родина его предков
оказалась злой чужбиной. Все капиталы отца лежали в предприятиях. Того, что
он прихватил с собой, едва хватило для расплаты с услужливыми людишками,
обеспечившими побег. Семья впала в нужду. Обосновались у брата отца в
деревне под Мюнхеном. Какими бы родственными чувствами ни пылал брат к
брату, но, когда на него свалилась орава из двух мужчин и четырех женщин, он
стал кряхтеть.
угомонится и он вернется к колбасному делу. Надо надеяться, надо ждать. Но
Макс ждать не хотел. Он считал, что следует ускорить ход событий, вернуться
в Россию и отстаивать отцовские права. Максу подвернулась блестящая
возможность это сделать. У дяди умирал от туберкулеза батрак - русский
военнопленный Лизунов, одногодок Макса.
узнать всю подноготную Лизунова, надо было выбраться из Германии. И здесь
помог другой дядя, по матери, вернее, близкие друзья дяди. Они "сделали"
Макса Прокофием Лизуновым, снабдили деньгами, но предупредили, что
засучивать рукава для драки рано. В России сейчас такое, что легко оказаться
не только побитым, но и лишиться головы. Надо вести себя так, как повел бы
себя подлинный Лизунов, сын кочегара. А в остальном положиться на время и
ждать сигнала.
его биография не отличается от известной нам. Лишь в конце тридцать пятого
года, когда Макс находился в Гомеле, его разыскал человек с письмом от дяди.
С того дня Макс превратился в Дункеля. Человек, принесший письмо, имел
полномочия иностранного отделения СД. К этому времени СД из партийной
разведки нацистской партии превратилась в оружие борьбы за гитлеровское
государство и выполняла разведывательные и контрразведывательные функции не
только в стране, но и за ее рубежами. Создателем и шефом СД был в то время
Рейнгард Гейдрих.
Витковского, Суздальского, а также боевика Филина.
горвоенкома он увидел Савельева (Прокопа) и Тулякова (Прохора). Они не
только присутствовали, но и участвовали в разговоре. Позже, встретив их в
городе, Угрюмый понял, что это руководители подполья, и не ошибся.
в природе не существовало. Изобрел Хвостова сам Угрюмый для того, чтобы
скомпрометировать Акима-Панкратова - и свалить на него подозрения.
Панкратов, будучи арестованным, никого не выдал и умер в застенках гестапо.
подполье чувствует удары и ищет причины провалов, поэтому соблюдал меры
предосторожности.
что Свиридов (Крайний) посетил ночью сторожа лесного склада. Сторожа
арестовали. Старик не выдержал пыток и признался, что его домик посетили
несколько подпольщиков, один из которых пришел из леса. Но ни одной фамилии
назвать не смог.
Полякова. Это был старший самой боевой группы - Урал. Тут гестапо удалось
арестовать сразу несколько человек.
Этот, по его мнению, "погорел" из-за собственной дурости. В первую же
встречу он обвинил Угрюмого в обмане и стал угрожать расправой. По тону,
злобе, с которой говорил Безродный, легко можно было понять, что вера в
Угрюмого у подпольщиков потеряна и надо как-то выкарабкиваться. Прежде всего
следовало убрать со своего пути Булочкина и Коренцова (Колючего). Теперь
только эти двое знали его в лицо. С Булочкиным прошло все гладко. Угрюмый
пообещал ему произвести расследование истории с Дункелем, так как, мол, сам
введен в заблуждение ребятами, которые проводили операцию, и дал слово
завтра же доложить лично Безродному. На другой день на свидание вместо него
явились гестаповцы. А вот с Коренцовым дело сорвалось.
человек попал в наши руки, и попал с большим опозданием. Сколько крови
пролито! Как легко удавалось ему выхватывать из наших рядов жертвы! Как
близоруки и доверчивы были мы!
Под его началом с первых и до последних дней было всего лишь два человека,
на которых он мог вполне положиться. А его доклады об уничтожении так
называемых предателей - сплошная "липа".
столу, спросил Угрюмого:
девали?
Не думал. Собственно, некоторое смутное предположение появилось у меня уже
здесь, когда я увидел эту милую, портативную девушку, - кивнул он в сторону
второй комнаты, где была Наперсток. - Но потом рассудил, что доктор и она -
вещи разные. Но я скрывать не буду. С доктором у нас старые счеты.
говорить и о Заплатине.
о довоенном дорожном приключении. Как ни говорите, а там он сплоховал. А
начальство не любит промахов. И вот обоих докторов он неожиданно встретил
здесь. Нельзя было жить спокойно, когда два человека, знавшие его тайну,
ходили по городу. И Угрюмый решил избавиться от них. Заплатин умер от
сигареты, отравленной сильнодействующим ядом. Сигареты подарил ему Дункель.
А с Франкенбергом пришлось повозиться. Хотелось, чтобы он взлетел на воздух,
но машинка не сработала. Тогда он вызвал его к одному больному...
само собой разумеющемся. Угрызения совести его не мучили. Он даже не делал
вида, что тяготится совершенными преступлениями и раскаивается в них. Эх,
если бы мы начали проверку подпольщиков именно с него! Сколько жертв было бы
предотвращено, сколько бойцов осталось бы в строю!
больше ни меньше. Он даже шутил.
Николаев Андрей
Мацумото Сэйте
Аникина Наталья
Ларссон Стиг
Володихин Дмитрий
Посняков Андрей