тем, что она физически намного слабее тебя, изнасиловал!
которая попросилась позвонить.
минуты после звонка она вообще удалилась...
меня берут на испуг и все выяснится, стоит только взглянуть ей в глаза, - я
все еще был уверен, что меня не могли так подставить.
потерпевшую Иванову.
натурально изображая горе и постоянно промокая глаза платочком,
рассказывает, как сегодня к ней на остановке подошел я, представился
художником, стал говорить, что никогда не видел такого красивого лица, и
попросил зайти минут на пятнадцать, чтобы сделать с нее наброски. Она долго
отказывалась, но я так уговаривал, что она согласилась. Как только мы вошли
в мою комнату, я сразу набросился на нее, стал целовать, тискать, потом
повалил на кровать. Она попыталась сопротивляться, кричать, но я зажал ей
рот и руки, поднял подол, сдвинул трусики в сторону и вошел в нее. Закончив
свое черное дело, отпустил.
мебели и назвала одежду, виденную в комнате. Рассказывая, она постоянно
всхлипывала.
Протокол очной ставки она подписала, а я отказался, на что следователь
заявил, что это и не требуется. Когда "пострадавшая" вышла, Истомин сказал:
трусы вашей ментовской потаскухе? - Я так разозлился, что с трудом
сдержался, чтобы не броситься на него.
экспертизы уже готовы, и на Ивановой найдены следы твоей спермы, как и ее
следы на твоих трусах! - Он нагло усмехнулся.
задели бы, а с него как с гуся вода.
головке гладить? Откажешься с нами сотрудничать - сядешь за решетку и так и
сгниешь в тюрьме!
сдерживаться.
воскликнул я.
"веселые мальчики". Ни слова не говоря, они начинают очень профессионально
молотить меня по корпусу. Несколько минут я стоически держался, но понял,
что они запросто могут отбить мои внутренности. Какой выход? Соглашаться на
условия этого ублюдка и навсегда потерять уважение к самому себе? Никогда!
Вдруг пришло озарение: прикусив губу, я поднакопил во рту крови и картинно
упал, будто потеряв сознание и пуская кровь из угла рта.
окочурится здесь?
заметил один из них...
небольшую камеру, кажется, седьмого отделения милиции. Почти сутки никуда не
дергали, никого ко мне не подсаживали, а я с надеждой ждал, что меня вот-вот
освободят, как только соседи дозвонятся П. А. Олейнику или моей приятельнице
Виктории Стенберг, которая наверняка что-нибудь придумает.
жену, а потом его отправили в отставку. С Викторией и того хуже: услышав о
моем аресте, она действительно собралась помочь и попала к следователю
Истомину, который издевательски расхохотался ей в лицо:
которую он попал! Ну и ну! - вволю веселился Истомин. - Изнасиловал одну
бедную девушку, и три другие бросаются ему на помощь! Интересно, чем это он
вас к себе привязал? Видно, трахал от души...
которые, узнав от соседей о моем аресте, кинулись меня спасать.
Представляете, каково было услышать это каждой из них? Чего Истомин и
добивался! Вряд ли кто из них, прекрасно зная меня, поверил в историю с
изнасилованием: скорее всего разозлились, что не стали единственными в моей
жизни. В конце концов, как в каком-то дешевом водевиле, они перезнакомились,
подружились и позднее, получая от меня письма, вволю повеселились,
пересказывая друг другу их содержание. Да, понимаю, в них говорили обида и
ревность, однако мне кажется, что коль скоро каждой из них было хорошо со
мной, то почему не помочь человеку в столь трудную минуту жизни? Хотя бы в
память о всем том хорошем, что связывало нас! Помочь, а потом уже и
высказать свои претензии, а может быть, и презирать.
для меня святым, Наташа! Именно Наташа ответила на несколько моих писем и
хотя бы морально поддержала меня. Именно она, видно пожалев меня, описала,
как они от души веселятся, перечитывая вместе мои письма из зоны...
как хитроумно их вывел из игры и даже натравил на меня следователь Истомин.
И, вновь пообщавшись друг с другом, им не захочется больше веселиться и хотя
бы немного станет стыдно за прошлое. Единственной виной человека, который
искренне был влюблен в каждую из них, была боязнь обидеть! Если не поймут,
Бог им судья... Во всяком случае, сейчас я уже не держу на них зла...
И все надеялся и ждал, что вот-вот кончится этот кошмар. Но ближе к вечеру
появился мой мучитель.
подпиши и свободен как птичка! Разве тебе здоровья не жалко?
удовольствием перешел на уличный лексикон, добавляя из прошлого тюремного
опыта.
виде... Через день снова, потом еще и еще... В какой-то момент понял, что
больше не выдержу, и решил покончить с собой. Но как? Отобрали даже шнурки.
И тут я вспомнил, как один зек в прошлый раз рассказывал, что один его
приятель проглотил заостренную ложку, его увезли на больничку, где он и умер
на операционном столе: ложка повредила желудок, вызвав обильное
кровотечение...
каменный пол, я попытался ее проглотить, но влезал только черенок, а дальше
получался такой кашель, что запросто мог привлечь внимание вертухая.
Ограничился черенком, отломав черпак. Во время очередного избиения на
следующий день так резануло в животе, что я от болевого шока потерял
сознание. Очнулся в машине "Скорой помощи". Позднее выяснилось, что
начальник КПЗ испугался ответственности и вызвал "скорую".
"гражданскую" больницу они просто побоялись. Сделали рентген и обнаружили
"посторонний предмет". От постоянной ноющей боли я находился в прострации, а
апатия была вызвана принятым решением умереть. Хотелось умереть побыстрее,
чтобы избавиться от боли. Позднее, вспоминая свои больничные ощущения,
написал стихи:
врачей, к операции. Постепенно я пришел в себя и даже обрадовался, что
остался жив. На окнах палаты были решетки, но не такие, как в Бутырке, -
сквозь эти при большом желании можно было видеть идущих людей.
воспользоваться этой возможностью и выбросить из окна послание к Виктории,
но если бумагу можно использовать туалетную, то найти, чем пишут, было
сложнее: карандаш или ручка выдавалась исключительно для официальных
заявлений, которые обязательно писались в присутствии надзирателя. Но и тут
Маркелов Олег
Володихин Дмитрий
Роллинс Джеймс
Афанасьев Роман
Херберт Фрэнк
Муркок Майкл