уехал наконец в Фиуме исполнять предписание МИДа, понимая, что главную
партию он выиграл неожиданно быстро и что все его прежние кажущиеся победы
и поражения на самом-то деле были лишь подступами к главному триумфу.
Веезенмайер, удобнее устраиваясь в углу большого "майбаха", - тем
сладостнее миг, когда ты поднялся к небу, и вдохнул полной грудью воздух,
и увидел солнце в синих и вечных небесах. Сейчас я увидел солнце. Сейчас
можно закрыть глаза и вздремнуть, и пусть мне во сне приснится матушка,
добрая моя и нежная мамми".
дал ей слово, что не предпримет ни одного шага, который бы грозил не ему
уже теперь, а им двоим. Однако он не мог до конца честно выполнить своего
обещания и послать к черту этот бедлам, который именовался королевской
Югославией, забыть ужас, который пришлось ему пережить в эти дни (а что
может быть страшнее ужаса бессилия для натуры деятельной, способной четко
и быстро мыслить). Желание уехать с Ладой существовало в нем неразделимо с
желанием сделать то, что он мог и обязан был сделать перед лицом своей
совести.
их будет постоянно грозить душевное терзание: "Ты мог, и ты не стал, и
этим своим "не стал" обрек на мучительную гибель десятки, а то и сотни
людей". Любовь, возросшая на смерти; счастье, построенное на
предательстве; искренность, рожденная на измене, невозможны, как
невозможно солнце в ночи.
безмятежный, веселый, песенный Долаз, где женщины в бело-красном и мужчины
в красно-черном крикливо продавали поделки из дерева, гусли, шерстяные
расшитые наплечные чабанские сумки, старые ботинки, запонки, брюки, ручной
работы сербские опанки - кожаные туфельки с резко загнутыми носами,
серебряные кольца, позолоченные браслеты, привезенные из Далмации, толстые
вязаные носки из Любляны; салат, макароны, фасоль, живую рыбу на льду; и
оказался в темной маленькой улочке. Тишина этой некогда оживленной
торговой улицы испугала его: в витринах было пусто, двери магазинов
открыты, на полу шелестели бумаги, видимо, дома были брошены владельцами
сегодняшней ночью.
и ювелирных магазинов чудом затесалась парикмахерская Янко Вайсфельда.
Везич любил приходить к нему стричься. Он слушал болтовню старика,
исподволь советуясь с ним, не впрямую, естественно, а лишь задавая
вопросы, ответы на которые помогали ему по-своему думать о замысленных им
делах.
его как можно тщательнее, сделать массаж, чтобы выглядел он ухоженным, и
пока старик, хищно поигрывая золингенской бритвой, будет скоблить его
щеки, он соберется, расслабившись поначалу, а потом появится среди своих
коллег таким, каким его обычно привыкли видеть. Он не мог теперь не
появиться в управлении, поскольку Родыгин сказал ему о Кершовани и
Цесарце, которых арестовали. В былые времена он гордился этими своими
противниками, учился у них методу мышления, и сейчас - он твердо был
убежден в этом - место им в газетах, на митингах, в университете, но никак
не в темнице.
дневник" и "Обзор". - Газеты печатают слащавые романы с продолжением о
"чистой любви", сообщают о выставке новых мод из Виши, передают сплетни о
том, что сейчас носят американские миллионеры, и ни слова о том, что нас
ждет, ни слова..."
противостоящих друг другу домов - улочке, Везич думал, что зря он пришел
сюда, что Янка Вайсфельда тоже, наверное, уже нет, как и всех почти его
соплеменников, но он ошибся: старик стоял на пороге парикмахерской и
сосредоточенно курил сигарету, внимательно наблюдая за тем, как огонь
медленно, сжимающимся черно-красным ободком пожирал бумагу и табак,
превращая их в серый пепел.
головой, ловко укрыл ею полковника, заметив:
напоминает саван, и поэтому я прошу Фиру подсинять простыни.
головой на плечах. Уж кому как не вам должно быть известно, что шестого
апреля сюда прыгнут парашютисты Адольфа.
сплитском порту, чтобы бежать в Испанию или Америку.
Везича и ответил:
мне? Из обстриженных волос денег не сделаешь, даже если их продавать на
щетину в магазин щеток Младена Рухимовича.
спрашивает, что будет! Люди рождаются людьми, просто людьми, полковник, и
только папы и мамы делают их католиками, иудеями или православными! В
наследство от родителей люди получают горе или радость. Только не думайте,
что Адольф даст радость хорватским католикам за то, что они католики, а
ему временами приходится целовать папу в зад, чтобы тот не проклял его на
площади святого Петра! Адольф - главный покровитель невежества, и если
папа скажет об этом вслух, всем станет ясно, что он самый жестокий враг
людей, потому что тот, кто создал варваров и невежд, кто опекает их и
говорит им, что они всегда и во всем правы, тот хуже Ирода и хуже Иуды. Вы
думаете, что невежды Гитлера будут гладить по головке хорватских
католиков? Так нет. Хоть вы и католики, но говорите не по-немецки и песни
ваши очень похожи на русские. Моя бабушка из Гомеля, так она мне пела
русские песни. Они такие же грустные, как ваши. Массаж будем делать?
два месяца. Спасибо. А в Сплите кричать капитану: "Возьмите меня, я вас
буду бесплатно стричь!" И чем я буду кормить жену, деда, трех дочек,
ублюдка зятя и двух внучек, пока мы станем тащиться в Сплит? Показывать
фокусы? Глотать огонь я не умею. Я умею стричь и брить, полковник... А...
Что это мы говорим на такую грустную тему? Вайсфельд и есть Вайсфельд.
Туда ему и дорога! Лучше поговорим о вас. Я думаю, вы не оставите бедного
Вайсфельда, когда здесь будет новая власть. Как вы нужны новой власти, так
и я нужен вам.
Посняков Андрей
Орлов Алекс
Маккарти Кормак
Корнев Павел
Суворов Виктор
Белогорский Евгений