поднимите чуть позже, мы загрузим их на пароход в сундуках... Да нет же, у
меня есть шприц, проснутся уже на борту, там пусть вопят... Хорошо,
сейчас...
себе представить такой реакции, значит, я не нащупал болевой точки, плохо.
показавшимися Штирлицу белыми, так они были яростны, но и - впервые за все
время - испуганными, вернулся, воткнул кляп в рот Росарио, спустился вниз,
сказал портье, что отгонит машину приятельницы, сел за руль "плимута",
отогнал его за угол, въехал в темный двор, открыл капот, порвал все
провода, бегом вернулся в дом, забрал пакеты и поднялся в квартиру.
подкатиться, чтобы развязать шоферу руки зубами, кляп был ж и д к и й,
если постараться, можно выплюнуть.
саквояжа шприц и две ампулы, достал из кармана рекламный проспект
компании, где он сидел "под крышей", и, развернув, показал одноглазому:
что она стоит под таким обращением: "Я, известный в Буэнос-Айресе как Хосе
Росарио, офицер контрразведки генералиссимуса Франко, в течение многих лет
выполнял все поручения руководства. Я служил генералиссимусу без страха и
упрека. Я представитель нации, которая исповедует силу, но в первую
очередь - благородство. Когда мне поручили подвергнуть пыткам женщину,
испанку, Клаудиу Вилья Бьянку, только во имя того, чтобы заполучить
антинацистские материалы сенатора Оссорио, я был потрясен силой ее духа.
Она предпочла изуродовать себя, только б не опозорить высокое звание
испанки. Да, косвенно я виноват в ее гибели, да, я никогда не прощу себе
случившегося, но для того, чтобы мир узнал правду о том, что наша служба
пытает женщин, я решил уйти в свободный мир и открыть человечеству всю
правду"... Как? Ничего? Сколько твоих родственников, Росарио, ответят за
это письмо? Я увезу ведь тебя отсюда в ящике и погружу на пароход, где
капитаном служит мой друг...
шофер, уставившись на своего шефа ненавидящими глазами...
соседнюю комнату и ответишь на вопросы, которые меня интересуют.
кохонудо' долбанный! - Росарио сорвался на тонкий крик.
_______________
когда в одной фразе слишком много мата, это не действует, Росарио... Но я
хочу продолжить мысль, чтобы тебе стала понятна неизбежность нашей
беседы... Смотри, что получается: я только что отправил в верное место
твое удостоверение, паспорт и телефонную книжку, - кстати, ты наивно
конспирировал агентуру, это просчитывается в два счета: красный, синий,
черный цвета - так работали районные уполномоченные гестапо, занося в
книжечку телефоны наиболее мобильных осведомителей. Их, между прочим, за
это наказывали... Волей-неволей ты провалил с е т ь, а ты, как выяснилось,
имел на связи друзей Евы Перон, журналистов, людей из армии - ай-яй-яй...
Ты хоть понимаешь, что после такого провала тебе не подняться? Даже если я
сейчас уйду, оставив вас здесь, - могу завязать морды наглухо, сдохнете
через пяток дней, могу не очень туго завязать, будете дышать, продержитесь
дольше, глядишь - чудо, ваши получат санкцию на то, чтобы войти в эту
квартиру, хотя ты знаешь, как это трудно - получить санкцию на то, чтобы
войти в такой дорогой дом, это в барак нетрудно, накостылял по шеям
обитателям, они ж безграмотные, жаловаться не решатся, на власть не
пожалуешься, сгноят, а сюда - ого-го-го... Но если представить себе чудо,
если бог смилостивится над вами, то и в этом случае ты погиб. Думаешь,
твой пес, - он кивнул на шофера, - будет молчать? Думаешь, он не передаст
слово в слово, что я говорил тебе? Думаешь, он тебя пощадит? Эй, шофер,
слушай внимательно и запоминай! Твой хефе носил с собой в кармане
документы, из которых явствовало, что он держал на связи в Барилоче немца
Рикардо Баума, в прошлом офицера абвера, связан с организацией генерала
Вагнера, или Верена, у него много псевдонимов, а фамилия одна - Гелен,
Рейнхард Гелен, запомнил? А в Вилле Хенераль Бельграно контактировал с
Блюмом. Ты запоминай, запоминай, память твоя - гарантия твоего спасения,
посидишь в лагере, отпустят, зато на Пуэота дель Соль не будут пытать, ты
же знаешь, как там это делают... Или изнасилуют у тебя на глазах жену... И
мать... Там держат ублюдков, животных, которые лишены человеческих
чувств... Теперь слушай дальше... Инженер Лопес в Кордове - это Кемп, из
ИТТ, тоже немецкий агент, живет здесь "под крышей"... А сеньор Блюм из
Бельграно и вовсе...
его. Тогда я стану говорить.
стояла за спиной, очень близко, даже чувствовался аромат ее духов -
жареный миндаль, запах смерти. - Я не стану марать о него руки. Если тебе
это нужно - ты и делай.
тобой надо держать ухо востро... Ты ж такой принципиальный, верен присяге.
Отказываешься от беседы...
горла и затянул крутым узлом; достав из заднего кармана его кремовых брюк
плоский браунинг, сунул его в правую руку, чуть придерживая ее за плечо.
раздастся щелчок, и тогда все станет ясно; если же ты выцелишь висок
своего телохранителя и нажмешь на спуск, значит, я победил, значит, не зря
убежден, что все они разваливаются до задницы, когда понимают приближение
краха. Если инженер запорет станок, он может отремонтировать его; если
капитан посадит корабль на камни, он может, в конце концов, отдав по суду
все свои деньги, начать с нуля, нанявшись матросом в сложный рейс; даже
врач, зарезавший больного, отсидев год в тюрьме, - если был пьян во время
операции - потом вернется в медицину и спасет человечеству тысячи жизней;
через тернии - к звездам. А что может шпион, проваливший сеть? Ту, которая
стоила секретной службе миллионы долларов, годы работы, чья информация
положила начало новому курсу, в котором были задействованы политические
деятели и директора банков, командиры армейских подразделений и
руководители внешнеполитических ведомств?! Что ему делать, если благодаря
его оплошности произошел провал такого рода?
телохранителя. Рука его подрагивала, как он ни старался держать ее твердо.
вылетят черными брызгами, испачкав светлый ковер. Он что-то мычал, мотал
головою, потом начал биться лбом об пол; господи, какой страшный звук,
подумал Штирлиц, удары молотком о ствол свежеобструганной сосны.
хотя тело его била дрожь, пальцы сделались ледяными, как раньше, в
Мадриде, до Канксерихи.
тот пытался кричать что-то, из глаз его катились слезы, казалось, что это
и не слезы - так их было много, - а капли пота; они струились по его
мертвенно-бледному лицу; лицо, действительно, было мокрым и от пота, таким
мокрым, как у гимнаста, который весело делает упражнения под лучами
палящего солнца, и весь он бронзово-коричневый, ж и в о й, излучающий
здоровье, а шофер белел с каждой секундой все больше и больше, печать
животного ужаса изменила его до неузнаваемости, морщины сделались такими
глубокими, что лоб, виски и щеки стали походить на печеные яблоки...
придержать плечо франкиста.
как только ствол поравнялся с лицом Штирлица; сухо лязгнуло, а потом стало
так тихо, что казалось, все звуки вокруг исчезли и растворились.