мире, не водилось, основным видом столичного транспорта были рикши.
Покачиваясь в двуколке, влекомой коренастым парнем в голубой полотняной
рубахе с черной буквой ?альк? между лопатками, Ар-Шарлахи с невольным
любопытством оглядывал утренние улицы. Харва по-прежнему была прекрасна, и
все же за пять лет здесь многое изменилось, причем далеко не к лучшему.
Мусора на мостовых стало заметно больше, да и сами мостовые заметно
продавились от обочин к середине, дома обветшали, обвалившийся сухой фонтан
превратился в свалку. Поражало также количество бродячих торговцев. Такое
впечатление, что вся Харва вышла на улицы с .товарами в руках. Торговали
какими-то невиданными вещами, а один раз Ар-Шарлахи даже заметил вынесенные
на продажу связки легких стальных цепей с браслетами. Веселое зрелище,
особенно если учесть, что обе его руки были прикованы к подлокотникам
двуколки именно такими цепями.
кое-кто из торгующих бойко кидался наперерез, протягивая какие-то блестящие
многолезвийные ножики или что-нибудь еще в этом роде, но тут же отшатывался,
увидев на борту двуколки черную вязь дворцовой охраны. Кавалькада миновала
центральные кварталы и устремилась в сторону внешнего порта. Вскоре
замелькали по обе стороны крытые пальмовыми ветками хижины окраин, листвы
стало меньше, лба коснулось горячее дыхание степного ветра. Порт был уже
близко.
ограниченную с трех сторон строениями и рощами с жухлой листвой. Четвертой
стороны, можно сказать, не было - там сразу распахивалась степь. До
горизонта.
их увязали теперь в нежной горячей пыли чуть ли не по щиколотку.
на огромное переднее колесо и широко раскинув задние опоры, он поднимал
корму, как атакующий скорпион. Боевой двухмачтовик, способный выставить до
сорока зеркал по борту. Сиял окованный медью таран, сверкали два широко
раскинутых серпа. На носу вместо верблюжьей морды - короткий рог, видимо,
судно строилось уже после указа о божественной сущности государя. Вторая ось
- ведущая, как у каторги, - стало быть, эта махина может двигаться и в
полном безветрии. Да-а, к такому кораблю Шарлах даже и не приблизится... И
ведь это один лишь только вожак, а за ним еще пойдет караван...
розовой корме корабля.
прямым и прямоту свою считал нужным выказывать при любом удобном случае.
Завидев Ар-Шарлахи и Алият, он смерил их тяжелым взглядом и процедил с
ненавистью:
пяти минут не прожили... С отребьем вроде вас у меня разговор короткий,
ясно? - Гневно фыркнул и ушел, бормоча:
поход не ходил! ..
сравнению с тесным полутемным отсеком почтовой каторги помещение было
роскошным: чище, просторнее, но самое главное - там имелась амбразура с
толстой стеклянной заслонкой, дающая полный обзор пространства впереди
корабля. ?Самуму? скорее всего не исполнилось еще и года, розовые с золотом
борта были лишь слегка посечены песчаными бурями, да и стекла заслонки -
ясные, не исцарапанные... Хотя заслонку могли поменять перед самым
походом...
выполз на мускульной тяге из порта и, подхваченный попутным ветром, двинулся
в степь. Постанывали подпружные балки, хлопали вымпелы.
глядя, протянул руку к открытой дверце, и ему подали снаружи низенький
табурет. Сидеть на коврике досточтимый Хаилза, видимо, считал ниже своего
достоинства. Воссел. Подождал, пока услужливая рука снаружи закроет дверцу,
и с недовольным видом развернул карту.
твой путь к морю?
больше по памяти... Карт у нас нет...
кивающие молоты, и всех четырех верблюдов.
находимся - здесь. Вот тут - пески Теген... Ну, соображай, соображай!
она... Короче, те самые места, где ты разбойничал... А сам проход к морю -
где он?
вершок южнее края карты.
совался!
что мне удастся найти его и в этот раз...
очереди приковывать в рубке, у штурвала. По памяти - значит по памяти. И
молитесь, чтобы память вас не подвела...
испуганный матросик и убрал табурет. Алият медленно повернулась к
Ар-Шарлахи.
проговорила она.
караван. Всю правую сторону обозримой степи заволокло клубящейся мутью.
?Самум? слегка покачивало. Откуда-то снизу снова донесся раздраженный зык
караванного. Вообще следует заметить, что голос у досточтимого Хаилзы был
какой-то всепроникающий и проходил сквозь тонкие переборки, как нож. Только
его и было слышно.
корабль? Что же тогда делается на остальных судах?.. Что это за бочка в
трюме?
умолк. - Ну хорошо, а это что такое? Что это такое, я спрашиваю! .. Вызвать
людей, и чтобы больше я этого не видел!
Взыскания сыпались направо и налево. Кого-то уже привязали к брусу и
отмерили десяток ударов тростью. Наконец досточтимый убрался в свою каюту,
но и там угомонился не сразу.
ворчание. - Удружил, нечего сказать! .. Надо же: сам готовил караван к
походу! .. Рога от хвоста не отличит - и туда же... Да о таком деле за
полторы луны предупреждать надо! ..
вскоре за переборкой раздались шаги, звякнула посуда, потом вдруг послышался
торопливый сиплый шепот, из которого удалось разобрать лишь два слова:
Дороги. Во всяком случае, лицо прикрывал повязкой. Вел он себя как-то
странно. Глаза - так и бегают, словно что-нибудь стащить собрался. Украдкой
метнул взгляд на Ар-Шарлахи, потом на Алият, поставил поднос и, не промолвив
ни слова, удалился. Возможно, говорить с разбойниками было запрещено.
то заваливался в седловину меж двумя дюнами, то, натужно скрипя, выезжал с
разгону на гребень. Судя по знакомому звяканью внизу, смена каторжан
занимала места в люльках.
видом сказала вдруг Алият. - Слышишь? Цепи...
запястье. - Стало быть, не мы одни тут прикованы...
вдобавок чуть ли не в полном безветрии. Только к утру, когда эскадра
выбралась наконец на плато Папалан, на мачтах шевельнулись и защелкали
вымпелы. Согласно древней мудрости, ветер в пустыне просыпается вместе с
солнцем. Вскоре ?Самум? напряг паруса, и под барабанами огромных колес бойко
захрустел красноватый щебень.
Вчера караванный, можно сказать, лишь брюзжал, теперь же он словно с цепи
сорвался.
что, Кимир? Или все-таки Харва?.. Что значит ?только в походе?? В каком
уставе написано, что в походе положено прикрывать лица? Во время песчаной
бури - да! В бурю я и сам прикрою! .. Почему сейчас?
погонщик ?Самума?. - Там считается позором, если мужчина с голым лицом...