Чтение 10–й страницы книги ~Отравленный пояс~

вагоны яростно вдвинулись друг в друга и образовали гигантскую груду
деревянных щепок и железного лома. Языки огня взметнулись над обломками,
пламя охватило всю кучу. Мы больше получаса сидели безмолвно, подавленные
страшным зрелищем.

- Бедные, бедные люди! - простонала, наконец, миссис Челленджер и
ухватилась за руку мужа.

Челленджер погладил ее, успокаивая, по руке и сказал:

- Милое дитя мое, люди, сидевшие в поезде, были живыми не больше чем
уголь, с которым они смешались, или углерод, в который теперь
превратились. Когда поезд отбыл с вокзала Виктории, он вез еще, правда,
живых людей, но уже задолго до того, как достиг своей цели, он был
наполнен одними только мертвецами.

- Во всем мире происходят, несомненно, такие же вещи, - продолжал он,
между тем как у меня в воображении проносились картины необычайных
происшествий. - Подумайте только о кораблях в открытом мэре: они ведь
будут дымить и дымить, пока не погаснут их котлы или пока они не
разобьются о подводные камни. А парусные суда - они будут продолжать
носиться по волнам с мертвым своим экипажем и наполняться водою, пока
дерево не сгниет и швы не треснут и пока они, наконец, одно за другим не
пойдут ко дну. Быть может, еще и через сто лет Атлантический океан усеян
будет старыми, покачивающимися на волнах обломками.

- А люди в шахтах! - сказал Саммерли со смехом, не говорившим о веселом
настроении. - Если по воле какого-нибудь случая когда-нибудь снова
появятся геологи на этой земле, то они будут строить забавные теории о
существовании современных нам людей в угольных слоях почвы.

- В этих вещах я мало смыслю, - заметил лорд Джон, - но думаю, что
отныне мир будет находиться в состоянии пустующего помещения, сдающегося в
наем. Если вымрет все наше человеческое поколение, то откуда же взяться
новому?

- Вначале земля была пуста и необитаема, - возразил серьезно
Челленджер. - По определенным законам, связь которых лежит за пределами
нашего знания, она заселилась. Отчего бы этому процессу не повториться?

- Мой милый Челленджер, вы не шутите?

- Не в моих привычках, коллега Саммерли, утверждать что-либо в шутку.
Ваше замечание было излишне.

Борода у него величественно поднялась, и веки опустились.

- Ладно, ладно... Вы прожили свою жизнь упрямым догматиком и хотите
остаться им до конца, - сказал Саммерли с кислой гримасой.

- А вы, коллега, были всегда совершенно лишенным фантазии спорщиком, и
нет надежды, что вы изменитесь.

- Да, уж это верно, злейшие ваши враги не упрекнут вас в недостатке
фантазии, - отпарировал Саммерли.

- Честное слово, - воскликнул лорд Джон, - это вполне соответствовало
бы вашему характеру - истратить последний глоток кислорода на то, чтобы
наговорить грубостей друг другу. Что нам до того, появятся ли снова люди
на земле, или не появятся? Нам до этого, во всяком случае, не дожить.

- Этим замечанием, сударь мой, вы доказали чрезвычайную узость
взглядов, - строго сказал Челленджер. - Истинно научный ум, - я говорю в
третьем лице, чтобы не показаться хвастливым, - идеальный научный ум
должен быть в состоянии изобрести новую отвлеченно-научную теорию даже в
тот промежуток времени, который нужен его носителю, чтобы с воздушного
шара низвергнуться на землю. Нужны мужи столь сильного закала, чтобы
покорить природу и стать пионерами истины.

- Мне что-то кажется, что на этот раз одержит верх природа, - сказал
лорд Джон, глядя в окно. - Случалось мне читать в газетах передовицы, судя
по которым вы, господа ученые, ее покорили, но мне сдается, что она опять
у вас отвоевала свою державную власть.

- Это только временная уступка, - сказал убежденно Челленджер. - Что
значит несколько миллионов лет в бесконечном круговороте времен? Вы
видите, растительный мир остался невредим. Поглядите только на листья этих
платанов! Птицы умерли, но растения живут. Из этой растительной жизни в
стоячих водах, в прудах и болотах возникнут в определенное время
микроскопические организмы, пионеры беспредельно великой армии жизни, и
нам как раз суждено в этот миг прикрывать ее тыл. А лишь только образуется
этот низший вид живых существ, из него разовьется новый человеческий род с
такою же непреложностью, с какою из желудя должен развиться дуб. Прежний
круговорот повторится еще раз.

- Но разве яд не задушит в зародыше всякий след жизни? - спросил я.

- Возможно, что мы имеем дело всего лишь с одним слоем яда в эфире, со
своего рода вредоносным гольфстримом посреди беспредельного океана, по
которому мы плывем. Возможно также, что произойдет уравнительный процесс и
что новая жизнь разовьется путем приспособления к новым условиям. Однако
уж то обстоятельство, что сравнительно незначительного пересыщения нашей
крови кислородом достаточно для борьбы с ядом, доказывает возможность
животной жизни без каких-либо значительных органических изменений.

Дымившийся за деревьями дом ярко разгорелся. Огромные языки огня
поднимались в воздух.

- Это в самом деле ужасно, - бормотал лорд Джон, которого этот пожар,
казалось, потряс больше, чем все остальное.

- Что нам до этого в конце концов? - заметил он. - Мир мертв, сожжение
- лучший способ похорон. Для нас сократилось бы время ожидания, если бы
огонь поглотил наш дом.

- Я предвидел эту опасность и попросил жену принять против нее меры
предосторожности, - сказал Челленджер.

- Они приняты, мой милый. Но в голове у меня опять начало стучать. О
боже, какой ужасный воздух!

- Надо его опять улучшить, - сказал Челленджер и наклонился над
цилиндром с кислородом. - Сосуд почти пуст, - констатировал он. - Его
хватило почти на три с половиной часа. Теперь около восьми часов вечера.
Мы проведем ночь довольно приятно. По моему расчету, конец должен
наступить завтра утром в девять часов. Еще одним восходом солнца мы
насладимся, мы одни на всем свете!

Он подошел ко второму цилиндру и в то же время открыл на полминуты
отдушину над дверью. Когда воздух после этого заметно улучшился, а
симптомы отравления у нас усилились, он опять захлопнул отдушину.

- Впрочем, - сказал он, - не одним кислородом жив человек. Время обеда
уже прошло. Уверяю вас, господа, когда я пригласил вас в гости, чтобы
вкусить это достопримечательное, смею думать, зрелище, то надеялся, что
моя кухня поддержит свою репутацию. Теперь, однако, мы должны помочь себе
сами. Вы одобрите меня, если я откажусь от разведения огня в плите, чтобы
избегнуть бесполезного расходования нашего воздуха. Нам придется
удовольствоваться холодными мясными блюдами, хлебом и пикулями. Приготовил
я также бутылку кларета. Спасибо тебе, моя дорогая! Ты, как всегда, лучшая
из хозяек.

И вправду, нельзя было не выразить признательности миссис Челленджер,
которая с самоуважением и чувством приличия, присущими английской хозяйке,
за несколько минут накрыла стоявший посредине стол белоснежною скатертью;
затем она разложила салфетки и подала скромный ужин со всею утонченностью
современной культуры. Даже настольная электрическая лампа посреди стола и
та не была забыта. Но еще больше удивил нас собственный аппетит, который
чуть ли не граничил с прожорливостью.

- Это следствие нашего волнения, - сказал Челленджер с-тем
снисходительным видом, какой он обычно принимал в тех случаях, когда ему с
его научным умом приходилось объяснять повседневные явления. - Это
свидетельствует о молекулярной затрате, которая должна быть
компенсирована. Сильное страдание и сильная радость вызывают большой
аппетит, а не отсутствие аппетита, как нас хотят убедить романисты.

- Вероятно, среди сельского населения поэтому принято устраивать
торжественные поминальные трапезы, - заметил я.

- Совершенно верно! Наш юный друг нашел превосходную иллюстрацию для
этого явления. Разрешите вам положить еще кусок копченого языка?

- Совсем как у дикарей, - сказал лорд Джон, поглощая свою порцию
холодной телятины. - Я присутствовал на похоронах одного вождя на реке
Арувими, во время которых дикари съели целого бегемота, весившего,
пожалуй, не меньше всего племени. В Новой Гвинее обитают некоторые
племена, у которых в обычае съедать дорогого оплакиваемого усопшего,
вероятно - из любви к порядку, чтобы убрать его с дороги. Но мне кажется,
что из всех поминальных обедов на свете наш обед - самый оригинальный.

- Мне кажется особенно странным вот что, - заметила миссис Челленджер.
- Я не могу вызвать в себе никакой скорби по ныне умершим. Мои родители
живут в Бедфорде. Я знаю наверное, что они только что умерли, и все же не
могу посреди этой всемирной катастрофы оплакивать отдельных людей, хотя бы
самых мне близких.

- А моя старуха мать в своем сельском домике в Ирландии! - сказал я. -
Я вижу ее перед собою в шали и кружевном чепце, как она лежит в своем
старом кресле у окна, откинувшись на его высокую спинку, закрыв глаза,
положив рядом с собою книгу и очки. Зачем мне оплакивать ее?

- Как я уже раньше докладывал, - возразил Челленджер, - всеобщая смерть
не так ужасна, как смерть в одиночку.

- Совершенно как на войне, - сказал лорд Джон. - Если бы здесь на полу
лежал перед вами только один мертвец, с большой дырой в черепе и
вдавленной грудной клеткой, вам жутко было бы смотреть на него. В Судане
же я видел десятки тысяч таких трупов, лежавших на спине, и это не
произвело на меня никакого особенного впечатления. В ходе истории жизнь
отдельного человека значит слишком мало, чтобы о ней беспокоиться. Когда
умирают тысячи миллионов, как это случилось сегодня, то нельзя в массе
никого особенно выделять.

- Ах, поскорей бы уж конец! - сказала печально миссис Челленджер. - О
Джордж, мне так жутко!

- Ты встретишь конец храбрее нас всех, моя женушка. Конечно, я вел себя