Чтение 10–й страницы книги ~Флаг родины~

Но нет! Меня бережно опустили на пол, показавшийся мне холодным, как
металл. Затем положили навзничь и, к моему величайшему удивлению,
развязали стягивавшие меня веревки. Шум шагов вокруг меня стих. Через
минуту я услышал стук захлопнувшейся двери.

Где же я? где? и есть ли тут еще кто-нибудь? Я срываю повязку с глаз и
вытаскиваю кляп изо рта...

Вокруг темнота, полная темнота. Ни щелочки, ни малейшего проблеска
света, как бывает даже в наглухо запертых комнатах.

Я зову... кричу долго и настойчиво... Никакого ответа. Голос мой звучит
глухо, словно теряется в звуконепроницаемой среде.

Кроме того, мои легкие вдыхают горячий, тяжелый, душный воздух, мне
скоро станет трудно, невозможно дышать, если в помещение не откроют доступ
свежему воздуху.

Тогда я протягиваю руки и стараюсь определить на ощупь, где я нахожусь.

Я заперт в каком-то чулане величиной не больше трех-четырех кубических
метров, обитом листовым железом. Проводя рукой по стенам, я определяю, что
они скреплены заклепками, как водонепроницаемые переборки на кораблях.

Ища выхода, я нащупываю на одной из стен что-то вроде дверной рамы,
петли которой выдаются на несколько сантиметров. Дверь отворяется, должно
быть, вовнутрь, и, вероятно, меня внесли в это тесное помещение именно
через нее.

Приложив ухо к двери, я ничего не слышу. Полный мрак и мертвая тишина,
странная тишина, нарушаемая лишь гулом металлического пола, когда я по
нему ступаю. Не доносится никаких привычных на море звуков, ни журчания
воды вдоль корпуса корабля, ни плеска волн, струящихся за кормой. Не
чувствуется даже легкого покачивания, хотя в устье Ньюса прилив всегда
вызывает заметное волнение.

Но почему в сущности я решил, что это тесное помещение находится на
корабле? Правда, меня доставили сюда на лодке, и переезд длился не более
минуты, однако действительно ли я плыву сейчас по водам Ньюса? В самом
деле, разве не могла шлюпка, вместо того чтобы отвезти меня на судно,
ожидавшее ее на реке у подошвы холма Хелтфул-Хауса, пристать к берегу в
другом месте? В таком случае меня, может быть, высадили на сушу и заперли
в каком-нибудь подземелье? Это объяснило бы полную неподвижность моей
темницы. С другой стороны, откуда здесь эти металлические переборки,
скрепленные заклепками, откуда легкий запах соленой воды, своеобразный
запах, присущий всем морским судам, в природе которого я не могу
ошибиться?..

Со времени моего заточения прошло, как мне кажется, часа четыре.
Значит, сейчас должно быть около полуночи. Неужели я останусь здесь до
утра? Хорошо, что я пообедал в шесть часов, как это принято в
Хелтфул-Хаусе. Голода я не чувствую, но меня сильно клонит ко сну.
Надеюсь, однако, у меня хватит силы воли не заснуть... Я не поддамся
сну... Надо отвлечься каким-нибудь внешним впечатлением! Но чем же? Ни
один звук, ни один луч света не проникает в этот железный гроб...
Терпение! Может быть, мое ухо уловит хоть какой-нибудь шум, пусть еле
слышный. Я напряженно прислушиваюсь, я весь обращаюсь в слух. Затем
стараюсь поймать хоть какое-нибудь движение, колебание, покачиванье - я
должен его ощутить, если только я не на твердой земле. Допустим, что судно
еще стоит на якоре, должно же оно отплыть... или... иначе я не могу
понять, зачем же нас похитили. Тома Рока и меня?..

Наконец... нет это не ошибка... Я чувствую легкую бортовую качку и
убеждаюсь, что я не на суше... еле заметное колебание без толчков и
перебоев. Скорее скольжение по водной поверхности.

Будем рассуждать хладнокровно. Я нахожусь на борту какого-то корабля,
парусника или парохода, который стоял на якоре в устье Ньюса, ожидая
исхода дерзкого нападения. Меня перевезли сюда на шлюпке; однако,
повторяю, у меня не было ощущения, будто меня подняли через борт на
палубу. Может быть, меня внесли через боковой люк в корпусе корабля? Не
все ли равно в конце концов! Спустили меня в трюм или нет, - во всяком
случае я на судне, которое покачивается на волнах.

Вероятно, мне скоро вернут свободу и Тома Року тоже, если его упрятали
так же старательно, как и меня. Под свободой я разумею возможность
выходить ка палубу, когда мне вздумается. Однако это произойдет не раньше,
чем через несколько часов, так как нас не выпустят наружу, пока судно не
выйдет в открытое море. Если это парусник, ему придется ждать бриза,
попутного бриза, дующего с суши ранним утром, когда оживают все парусники
в заливе Памлико. Правда, если это паровое судно...

Нет! На борту парохода я неизбежно почувствовал бы запах угля,
смазочного масла, дым из кочегарки. И затем я ощущал бы работу винта,
вращение лопастей, сотрясение машины, толчки поршней...

Так или иначе, самое лучшее - запастись терпением. Ведь только завтра
меня выпустят из этой дыры. К тому же, если мне и не вернут свободы, то
хоть принесут поесть! Право, непохоже на то, что меня решили уморить
голодом. Тогда уж гораздо проще было бы утопить меня в реке, чем
переносить на корабль. Да и чем я опасен для них в открытом океане? Моих
криков о помощи никто не услышит. Мои протесты будут бесполезны, мои
упреки и обвинения - еще бесполезнее!

И потом, зачем я мог понадобиться этим преступникам? Для них я просто
Гэйдон, больничный служитель - ничтожество. Им надо было похитить из
Хелтфул-Хауса именно Тома Рока. А меня... меня прихватили впридачу просто
потому, что в эту минуту я входил во флигель...

Во всяком случае, что бы ни случилось, кто бы ни были виновники этого
темного дела, куда бы они меня ни везли, я твердо решил одно: по-прежнему
играть роль служителя. Никто, решительно никто, не должен подозревать, что
под личиной Гэйдона скрывается инженер Симон Харт. Это сулит два
преимущества: во-первых, беднягу сторожа никто не станет остерегаться, а
во-вторых, так будет легче раскрыть этот тайный заговор и расстроить планы
преступников, если мне удастся спастись.

Но что за мысли! Прежде чем бежать, надо сначала прибыть на место
назначения. О побеге я успею еще подумать потом, когда представится
подходящий случай. До тех пор самое главное, чтобы никто не знал, кто я
такой, и клянусь, никто этого не узнает.

Вот теперь уж нет никаких сомнений - мы отплываем! Итак, первое мое
предположение было правильным. Однако если корабль, на котором мы плывем,
не пароход, то это и не парусное судно. Его несомненно приводит в движение
какой-то мощный механизм. Правда, я не слышу характерного стука паровой
машины, заставляющей работать колеса или гребной винт, должен признать
также, что судно не сотрясается от толчков поршней в цилиндрах. Скорее это
непрерывное равномерное вращательное движение, которое производит
двигатель неизвестной системы. Ошибиться невозможно: судно обладает особым
двигателем. Но каким?

Не работает ли здесь одна из появившихся в последнее время турбин,
которые, действуя внутри подводной трубы, призваны вскоре заменить гребной
винт, так как лучше преодолевают сопротивление воды и сообщают большую
скорость судну?

Через несколько часов я получу представление об этом новом способе
судоходства и о непонятном, таинственном двигателе.

Не менее удивительно и то, что здесь совершенно не ощущается ни
бортовая, ни килевая качка. Залив Памлико обычно не бывает таким
спокойным. Достаточно одних приливов и отливов, чтобы вызвать постоянное
волнение на его поверхности.

Правда, в эти часы мог наступить штиль, - ведь береговой бриз,
помнится, стих с наступлением вечера. Нет! Все равно это кажется мне
необъяснимым, так как на любом судне, приводимом в действие двигателем,
независимо от скорости движения, всегда ощущается легкое дрожание корпуса,
а я этого совершенно не чувствую.

Все эти мысли неотступно преследуют меня. Несмотря на неодолимое
желание заснуть, несмотря на гнетущее оцепенение, охватившее меня в этом
спертом воздухе, я твердо решил не поддаваться сну. Я буду бодрствовать до
утра, хотя бы утро настало для меня не раньше, чем в мою камеру проникнет
дневной свет. Мне мало отворенной двери, я буду ждать пока меня освободят
из этой дыры и выведут на палубу...

Я сажусь на пол в углу и прислоняюсь к стене, - ведь здесь нет даже
скамьи. Но почувствовав, что веки слипаются и меня одолевает дремота, -
тут же вскакиваю на ноги. В ярости начинаю бить в стену кулаками, звать на
помощь... Напрасно я расшибаю руки о стальные заклепки обшивки: на мои
крики никто не приходит.

Нет!.. Это недостойно. Я же дал слово держать себя в руках, и вот с
самого начала теряю самообладание и веду себя глупо, как ребенок...

Отсутствие килевой и бортовой качки несомненно доказывает, что корабль
еще не вышел в открытое море. Быть может, вместо того чтобы пересечь залив
Памлико, он пошел вверх по течению Ньюса?.. Нет!.. Зачем ему забираться в
глубь страны? Выкрав. Тома Рока из Хелтфул-Хауса, похитители без сомнения
намеревались увезти его из Соединенных Штатов, - вероятно, на один из
далеких островов Атлантического океана или в какой-нибудь порт Старого
Света. Значит, наш корабль не идет вверх по короткому руслу реки Ньюс. Мы
находимся в водах лагуны Памлико во время мертвого штиля.

Пусть так! Но, выйдя в открытое море, корабль не может избежать качки,
всегда ощутимой даже при полном безветрии на судах средних размеров. Разве
только я нахожусь на борту крейсера или броненосца... а это совершенно
невероятно!

Вдруг мне почудилось... В самом деле, я не ошибаюсь... Снаружи слышится
шум... шум шагов. Шаги приближаются к железной переборке, к той стене, где
находится дверь моей камеры... Вероятно, это кто-нибудь из команды.
Отопрут ли мне дверь наконец! Я прислушиваюсь... Люди разговаривают, я
слышу голоса, но не могу разобрать им слова. Они говорят на совершенно
непонятном языке... Я зову, я кричу... Никакого ответа!

Мне остается только ждать, ждать, ждать! Я твержу это слово, и оно
отдается в моей больной голове, словно удары колокола!