Чтение 10–й страницы книги ~Вечные темы~

ничего не случилось, но нельзя было обманываться бесконечно, непонятное
пугало, и объяснить это он не мог.

И оставался один выход. Не строить иллюзий, а принимать все как есть,
не показывать спину и быть мужчиной.

Ему явно не хватало знания и опыта, и он искал спасения в этом
незнании, как в темном лесу. Он предполагал, что по неопытности принял
глубокий обморок за смерть, считал, что жена заснула летаргическим сном; в
конце концов он мог предположить и чудесное воскрешение, с натяжкой, но
мог. Ведь были примеры из истории, мифов, сказок, и кто знает, пустая ли
это фантазия столь многих народов.

- Это я, - сказал он, не подходя близко. - Я, Витя. А ты - Маруся, моя
жена. Узнаешь?

Она медленно покачала головой, громко застонала и, закрыв лицо руками,
отвернулась.

- Марусенька, - сказал Елагин, - Марусенька, что с тобой, милая?
Посмотри на меня, посмотри же. Ты выздоравливаешь, все у нас хорошо,
очнись же, сердце мое.

Он чуть ли не умолял ее, чуть ли не плакал, но не подходил, ему было
жутко, он чувствовал, что потеет, что голос дрожит и срывается, ибо
таинственна смерть, и нет ей разгадки, и нет свидетелей, чтобы поведать о
тайнах ее.

- Мама, - сказала она тихо. - Мама! - повторила она громче. - Мама,
мамочка, где ты? - закричала она. - Что со мной, мамочка? Где ты?

Марусина мать, теща Елагина, умерла два года назад, но он и не подумал,
что жена зовет свою маму. Ибо первые слова человека на земле и последний
вскрик его звучат одинаково.

Маруся села, открыла глаза и посмотрела на свои руки, непонимающим
взглядом скользнула по груди, животу, ногам. В глазах стояли страх и
растерянность, губы побелели и искривились в крике.

- Что со мной? Кто я? Где я? Мамочка, да что же со мной? Мамочка,
разбуди меня! Мне страшно!

- Марусенька, проснись! Да проснись же ты, ради бога, успокойся.

Она взглянула на него и закричала еще громче, вскочила, но слабость
превозмогла, и она упала на постель. Закрылась с головой и кричала, не
переставая, уже без слов, а потом и без звука, как кричат в страшном сне.

Он вышел из комнаты, закрыл за собой дверь и закурил на кухне. Было
утро, но рассеянный солнечный свет не прогонял страха, и непонятное
оставалось необъяснимым. Отсюда он слышал стоны и вскрики, она рыдала,
призывала на помощь маму, а он не знал, как поступить.

Постучались в дверь. Это была соседка. Любопытство распирало ее,
заставляло елозить ногами, как девочку, спешащую к горшку.

- Что у вас делается"? - спросила она, просовывая голову с неснятыми
бигудями.

- Моя жена умирает, - сказал Елагин и хлопнул дверью по ее бугристому
темени.

Шум постепенно затихал, и плач перешел в тихое всхлипывание. Маруся уже
не плакала, а скулила, как щенок, потерявший маму. Елагин и сам ничего не
понимал, но растерянность и страх женщины заставляли его сохранять
хладнокровие.

- Попробуй вспомнить, - сказал он. - Успокойся и вспомни. Тебя зовут
Маруся, тебе тридцать шесть лет, а я - твой муж, Виктор Елагин. Мы живем с
тобой десять лет, ты больна, ты просто все забыла из-за болезни, но ты
вспомнишь, успокоишься и все вспомнишь. Взгляни, вот моя рука, ты знаешь
ее.

Он протянул руку и хотел добавить еще, что эта рука ласкала ее тело,
что знает она все возвышенности его и впадины, все излучины и тупики,
знает и помнит, и не может быть так, чтобы тело все забыло.

Рука осторожно раздвинула одеяло и, медленно скользя по складкам,
проникла к коже. Кончики пальцев дотронулись до тела и узнали его. Маруся
вздрогнула.

- Нет, - сказала она охрипшим голосом. - Я вас не знаю. Кто вы? Где я?
Что со мной стало?

- Маруся... Вспомни.

- Я не Маруся. Я Вера. Вера Загладина. А вас совсем не знаю. Позовите
папу и маму. Мне страшно.

Елагин откинул одеяло, прикрывшее лицо. Это было Марусино лицо ее
глаза, губы, нос, ее морщинки и седая прядь у виска.

- Ты больна, Маруся, - сказал он, - ты просто больна. Чего ты боишься?
Я тебя не обижу. Ведь я твой муж.

- Нет! Я вас не знаю. У меня никогда не было мужа. Это не мои руки, не
мой голос, не мое тело. Куда вы спрятали меня? Отдайте сейчас же! Я не
хочу жить в этом теле! Оно страшное, старое, омерзительное!

- Неправда, Маруся, оно удивительное. Я так люблю его.

Он погладил ее плечи, она резко отстранилась, покраснела, сверкнула
глазами.

- Сердце мое, - выдохнул Елагин, - вспомни.

Она ничего не вспоминала, и для самого Елагина названное имя было
чужим. Вера Загладина. Он никогда не слышал о такой женщине. Он знал, что
бывают психические расстройства, когда человек присваивает себе чужое имя
и чужие мысли, он знал и цеплялся за это, и оставалось только ждать, когда
старое имя хоть на время вытеснит новое и все встанет на свое место.

- Позвоните моему папе, - сказала Маруся. - Я вас умоляю, позвоните, он
приедет и во всем разберется. Я вас очень прошу, позвоните.

Все это было более чем странным, но Елагин согласился. Он не хотел
поддаваться безумию, не хотел подчиняться законам иллюзорного придуманного
мира, но в этой просьбе была своя логика, и он набрал названный номер.

Долго никто не брал трубку, потом длинные гудки оборвались, и кто-то
задышал на другом конце провода. Елагин извинился и попросил позвать
Загладина.

- Я слушаю, - сказал мужской голос.

Елагин чувствовал себя в дурацком положении и не решился сразу сообщить
мужчине, что здесь его ждет дочь.

- Кто вы? - спросил мужчина.

- Мне нужна Вера, - сказал Елагин. - Я ее знакомый.

Было стыдно и неуютно. Хотелось бросить трубку.

- Она умерла, - сказал тихо мужчина.

- Когда? - воскликнул Елагин.

- Вчера вечером.

И короткие гудки, как позывные спутника. Вот и все. Привычная логика
ломалась. Чужая девушка и родная жена, слитые воедино, ждали ответа. Или
только одна чужая девушка? Или только одна родная жена? Что важнее, душа
или тело? Елагин считал себя материалистом и сомнения не испытывал, но мир
вывернулся наизнанку, абсурдное стало привычным, привычное - абсурдным.
Души нет и быть не может. Способ существования белковых тел распадался с
прекращением обмена веществ, каждое из которых можно было потрогать и
взвесить. А душа - лишь отголосок религии, заблуждение человечества,
метафора поэтов.

- Он приедет? - спросила Маруся.

- Нет. Он сказал, что Вера умерла. Вчера вечером.

- Это неправда! Я не умерла. Я болела, я долго болела. Заснула вчера,
сильно закружилась голова, и я заснула. Папа был рядом, он знает.
Позвоните еще раз, он приедет.

- Сколько тебе лет. Вера? - спросил Елагин.

- Семнадцать.

- Тебе холодно. Оденься.

Он выбрал одежду, белье, молча протянул ей.

- Выйдите из комнаты, - сказала она, подумав.

Елагин горько усмехнулся и вышел. Снова набрал знакомый номер.

- Это опять вы? - спросил Загладин.

- Да, это я. Простите, что надоедаю вам в такой день. Искренне
сочувствую вам и хорошо понимаю, у меня вчера тоже умерла жена. Но дело в
том...

Елагин замялся, он не знал, как выразиться понятнее.

- В котором часу она умерла? - переспросил его Загладин.

- В семь тридцать вечера.

- И... она мертва?

- Да, то есть нет. Я сам не знаю.

- Значит, она жива, - сказал Загладин. - Жива. Она жива. Назовите ваш
адрес, я скоро буду. Не обижайте ее. Я все объясню. И никому ни слова,
прошу вас.

- Он приедет, - сказал Елагин.

Маруся, или Вера, лежала в платье. В красном, с широкими рукавами.
Последний раз она надевала его год назад, когда еще могла выходить на
улицу. Все было знакомым в этой женщине и одновременно неизвестным, чужим.

- Ты уже не боишься? - спросил Елагин.

- Я боюсь бояться. Я сойду с ума. Стараюсь ни о чем не думать. У меня
не получается.

Он ушел на кухню и встал у окна, и смотрел на привычный пейзаж, и
ничего нового не находил в нем. Прошла девочка с бидоном, тонкие ноги,
красные колготки. Мальчик прокатил на велосипеде, желтой грязью забрызгана
рама. Женщина пронесла сумку, пергидрольные волосы выбились из-под платка.
Подъехал "Москвич". Хлопнула дверка...

Загладин был, пожалуй, ровесником Елагину, и вид жены, целующей чужого
мужчину, удовольствия ему не доставил. Сам Загладин осторожно обнимал ее и
успокаивал тихо: "Верочка, Верочка, вот и получилось, ничего, ты
привыкнешь. Это не страшно".

- Будьте добры, - обратился он к Елагину, - оставьте нас на полчасика.
Я должен все объяснить дочери. Я вам все расскажу потом. Сперва с ней.