застывшие углеводороды. Он спускался по сухой крупнозернистой осыпи, изо
всех сил сдерживая шаг, - так несло по склону тысячу восемьсот тонн
большехода. Вулканические стены рассекли облака, открыли вид на котловину,
и вместо надежной почвы он увидел Бирнамский лес.
выбрасывая в атмосферу струи раствора солей аммония. Радикалы аммония,
удерживаемые в свободном состоянии чудовищным давлением недр,
выстреливались в темное небо, обращая его в кипящий котел. Ангус знал, что
гейзеры не должны были дойти досюда. Эксперты исключали такую возможность,
но сейчас он об этом не думал. Ему следовало либо сразу вернуться в
Рембден, либо идти за путеводным напевом - невинным, хотя и обманным, как
пение сирен Одиссея. Грязно-желтые тучи лениво и тяжело расплывались над
всей впадиной, из них падал странный, липкий, тянущийся снег, создавая
"бирнамские леса". Их назвали так за то, что они передвигались. На самом
деле это вовсе не лес, и только с большого расстояния он напоминает
занесенную снегом чащу. Неистовая игра химических радикалов, постоянно
питаемая притоком новых выбросов, поскольку разные группы гейзеров бьют
каждая в своем, неизменном ритме, создает хрупкие фарфоровые джунгли,
достигающие четверти мили в высоту, - их росту способствует слабая
гравитация; так образуются скользкие белые разветвления и заросли, они
накладываются друг на друга, слой за слоем, пока нижние под гнетом этого
устремляющегося в небо массива кружевных ветвей не рушатся с протяжным
грохотом, - так рухнул бы всепланетный склад посуды при землетрясении. Как
раз "посудотрясением" кто-то беззаботно назвал обвалы бирнамских лесов,
которые кажутся ошеломляющим и невинным зрелищем лишь с птичьего - вернее,
с вертолетного - полета. Этот лес Титана и вблизи кажется невесомой
белопенной конструкцией, поэтому не только большеход, но и человек в
скафандре может пробраться сквозь его застывший подлесок. Правда, нельзя
так вот бездумно углубляться в эту застывшую пену, в переплетения
раздувшейся при замерзании снежной массы и кружев из тончайших фарфоровых
нитей, легких, как пемза. Без спешки тут можно продвигаться вперед, потому
что эта громада - не что иное, как туча застывшей паутины. Здесь есть все
оттенки белого: от переливающегося перламутром до ослепительно молочного.
Но хотя в лес можно войти, никогда нельзя знать, не находится ли именно
эта его область на грани разрушения и не обрушится ли она, погребая
путешественника под многими сотнями метров стекловидной, саморазрушающейся
массы, которая только в осколках легка как пух.
черными уступами горного склона, его известил блеск с этой стороны, как
будто там должно было взойти солнце. Блеск был похож на свет, отраженный
от туч над Северным океаном Земли, - его видно, когда корабль, плывя еще
по открытой воде, приближается к ледовым полям.
что сам он - корабль, усиливала мерная качка несущего его великана. Пока
он сходил с откоса, взгляд его достигал горизонта, обрисованного четкой
линией, лес же с высоты выглядел как распластанная на почве туча,
поверхность которой бурлит и сотрясается в непонятном движении. Он шел
враскачку, а туча перед ним росла, как кромка материкового льда. Он уже
различал отходящие от нее длинные изогнутые языки, подобные снежным
лавинам, ползущим в необыкновенно медленном темпе. Когда лишь несколько
сот шагов отделяло его от снежных сплетений, он начал различать зияющие в
них отверстия - от крупных, размером со вход в пещеру, до мелких нор. Они
темнели в блестящих переплетениях пушистых веток и рогатых суков из
мутного и белого стекла; И вот под стальными башмаками захрустели мелкие,
острые осколки, ломающиеся при каждом шаге. Радиодуэт продолжал уверять,
что направление взято верно. Он шел, слыша треск ломаемых корпусом и
коленями зарослей и усилившийся шум моторов, которые увеличивали обороты,
чтобы преодолеть растущее сопротивление. Шел, избавившись от
первоначального волнения, без тени страха, но с отчаянием в сердце, потому
что слишком хорошо понимал: легче найти иглу в стогу сена, чем хоть одного
из пропавших. В этом лесу не могло остаться никаких следов, потому что
непрерывно бьющие фонтаны гейзеров подпитывали тучу и любой пролом
зарастал, как быстро затягивающаяся рана. Он проклинал в душе окружающую
его красоту - пусть сто раз неповторимую. Тот, кто позаимствовал у
Шекспира название для леса, наверное, был эстетической натурой, но не
такие сравнения приходили сейчас в голову висящему в большеходе Ангусу.
Бирнамский лес Титана по многим известным - и неизвестным - причинам
попеременно то отступает, то охватывает во впадине тысячи, десятки тысяч
гектаров, но в лесу гейзеры сами по себе не слишком опасны, потому что их
присутствие ощущается издалека, еще до того, когда увидишь их вибрирующие
в поднебесном рывке столбы газов, спрессованных подземным давлением, а сам
их рев, столь оглушительный и пронзительный, будто в родовых муках от боли
или ярости рычит сама планета, сотрясает нижние ярусы и образовавшиеся
смерчи валят вокруг всю качающуюся, ломающуюся, брызгающую уже застывшим
стеклом чащу. Нужно необыкновенное невезение, чтобы попасть в устье
гейзера, впавшего между двумя извержениями в минутную спячку. Легко
обходить на безопасном расстоянии другие, те, что заявляют о своей
активности непрерывным свистящим громом и содроганием окрестного подлеска,
переливами его предсмертной белизны. Но неожиданное извержение, хотя бы и
не очень близкое, погребает разведчика под гигантским обвалом.
медленно продвигаясь вперед. Он видел молочно-белые стволы самых толстых
из застывших вертикальных струй; разветвления в верхней их части были
подобны мерцающим клубкам - массивными и литыми они были только у
основания. А вверху на заледенелых джунглях нарастали следующие - все
более легкими ярусами; застывая, они принимали скелетоподобные и
паутинообразные формы, превращаясь в канаты, коконы, гнезда, псевдоплауны,
головастиков, в жабры еще дышащих, но ободранных до костей рыб, - ибо все
это расползалось, вилось, из толстых ледяных сосулек вытягивались тонкие
стрельчатые побеги, закручивались в мотки, и те затвердевали и
обволакивались следующим слоем сразу же замерзающего клейкого молочка,
непрестанно сочившегося с высоты, неведомо откуда. Никакое слово,
рожденное на Земле, не могло передать то, что происходило здесь - в белом,
лишенном тени, светлом молчании, в этой тишине, сквозь которую слышалось
еще далекое, только зарождающееся ворчание, свидетельство прилива,
нагнетаемого в горловины гейзеров, и когда Ангус приостановился, чтобы
прислушаться, откуда доносится этот нарастающий звук, то заметил, что
Бирнамский лес начал поглощать его. Не подошел к нему, как лес в
"Макбете", нет, - как бы ниоткуда, из воздуха, здесь совершенно
неподвижного, появлялись микроскопические хлопья снега; они не падали, а
возникали прямо на темных пластинах панциря, на стыках плечевых щитков;
уже весь верх корпуса был припорошен этим снегом, который не был похож на
снег, так как не падал мягко на металлические пластины корпуса, не
скапливался в его углублениях, а прилипал, как белый сироп, пускал ростки
- молочно-волокнистые нити, - и Ангус не успел оглянуться, как оброс
снеговым мехом, который тысячами волосинок, вытягивающихся и
переливающихся на свету, превратил туловище Диглатора в огромное белое
чудовище, в диковинного снеговика. Тогда он позволил себе короткое резкое
движение, рывок, и застывшие слепки стальных конечностей, наколенников
отвалились огромными кусками, рассыпались при падении мелкими брызгами,
образуя сугробы. Блеск высвечивал в этой зыбкой кипени фантасмагорические
формы и бил в глаза, но не освещал почву, и Ангус только теперь
по-настоящему оценил пользу работающего излучателя.
слыша то справа, то слева отдаленный шум газовых струй, подобный пушечным
выстрелам, доносившимся из зацепившихся за подлесок туч. Один раз он
прошел мимо разрываемого судорогами, неистово хлещущего фонтана гейзера.
Вдруг снежный лес расступился, впереди была поляна, укрытая крышей из
ветвей, вздувшейся пузырем. Посреди лежала черная громадина, показывая ему
подошвы скрещенных стальных ног и согнутый корпус, издали напоминавший
корабль на мели. Левая рука была просунута между белыми стволами, ее кисть
загораживали кусты; правую корпус вдавил в грунт при падении. Стальной
великан лежал согнутый, но как будто не побежденный окончательно, потому
что конечности были покрыты инеем, но тело оставалось чистым. Воздух чуть
дрожал над выпуклостью туловища, подогреваемый теплом, все еще поступавшим
изнутри, и Парвис, окаменевший около большехода-близнеца, просто не смел
поверить, что невероятное чудо встречи произошло. Он собрался было подать
голос, но заметил два обстоятельства: под поверженным Диглатором широко
растеклась лужа маслянисто-желтой жидкости из лопнувших трубопроводов
гидравлики, что означало в лучшем случае частичный паралич. Кроме того,
переднее стекло кабины, сейчас так похожее на овальный иллюминатор, было
разбито; в окантовке рамы торчала изоляция. Из этого отверстия,
наполненного мраком, шел пар, как будто агонизирующий гигант никак не мог
испустить последний вздох. Торжество, радость, ошеломление пилота
сменились ужасом. Осторожно и медленно наклоняясь над развалившейся
машиной, он уже понимал, что она пуста. Прожектор осветил внутренность
большехода - там были свободно висящие ремни с прицепленной к ним
металлизированной кожей; наклониться сильнее он не мог и с трудом осмотрел
все углы пустой кабины в надежде, что потерпевший аварию, уходя в
скафандре, оставил какое-нибудь известие, знак, но увидел только
опустошенный ящик для инструментов и выпавшие из него ключи. Он довольно
долго пытался догадаться, что произошло. Диглатор мог упасть из-за обвала,
а водитель, когда попытки сдвинуть с места придавленную машину не удались,
выключил систему ограничителей мощности, и в результате от чрезмерного
давления лопнули маслопроводы. Остекление кабины он разбил не сам,
поскольку мог выбраться через люк в бедре или аварийный в спине. Скорее
всего, оно раскололось при обвале, когда большеход упал ничком. На бок он
повернулся, пытаясь сбросить придавившую его тяжесть. Ядовитая атмосфера,
наполнив кабину, умертвила бы человека быстрее, чем мороз. Значит, обвал
не застал его врасплох. Когда сплетенные ветви навалились на машину,
Афанасьев Роман
Самойлова Елена
Посняков Андрей
Перумов Ник
Посняков Андрей
Елманов Валерий