поцеловал кончики ее пальцев.
когда-либо видел.
двери. Сзади послышалось звяканье пряжки пояса и шорох ткани по коже -
это он стягивал брюки.
родила. И без того достаточно насмотрелась. Она запустила руку в карман
пиджака.
нож.
не значить, то теперь его семейное положение было для нее уже совершенно
очевидным. О том, что он женат, говорили чудовищные трусы: громадные,
мешковатые, стираные-перестираные, интимный предмет туалета, несомненно
купленный женой, давным-давно переставшей думать о своем муже как об
объекте сексуальных удовольствий.
Слишком уж много виски выпил.
пиджака прежде, чем эти слова достигли ушей, и не успел он шагнуть к
двери, как она уже обернулась к нему, сжимая в пальцах нож.
секунды, и даже когда заметил, на лице его отразилось скорее удивление,
нежели страх. Впрочем, сохранялось это выражение не дольше мига. Нож уже
вонзился в него, вошел легко и мягко, точно в зрелый сыр. Она нанесла
один удар, затем еще один.
кирпичи и штукатурка словно затрепетали при виде красных фонтанчиков,
хлещущих из него.
испустила визгливое проклятие, и вместо того, чтобы отшатнуться от ножа,
как она ожидала, он шагнул к ней и выбил оружие из ее рук. Кож со звоном
полетел по полу и остановился у плинтуса. А он набросился на нее.
вовсе не насилие или месть, нет, он хотел бежать, и, оттолкнув ее от
двери, тут же выпустил прядь. Она отлетела к стене и секунду лежала,
наблюдая, как он возится с дверной ручкой, зажимая другой рукой раны на
животе.
сперва к ножу, валявшемуся на полу, затем к нему. Он уже успел отворить
дверь на несколько дюймов. Но тут она ударила его сзади, вонзила нож
прямо в спину. Он взвыл и выпустил дверную ручку. Она уже выхватила нож
из раны и вонзила в него еще раз, потом третий и четвертый. Она уже
потеряла счет этим ранам, ослепленная злобой за его отказ спокойно лечь
и умереть.
обильно стекала по ягодицам и ляжкам. И наконец, казалось, через целую
вечность этих комичных метаний и воя, споткнулся и рухнул на пол.
находящийся в ней, ответили на ее действия еле слышным возгласом
одобрения. Где-то вдалеке зазвонил колокол... Почти автоматически она
отметила про себя, что "овечка" перестала дышать. Ока пересекла залитые
кровью доски пола, подошла к неподвижно застывшему телу и спросила:
комната позади нее стонет - иного слова подобрать было невозможно. Она
приостановилась, уже готовая вернуться туда. Но кровь на руках сохла
быстро - противное, липкое ощущение.
сперва руки, потом плечи, усыпанные веснушками, и, наконец, шею и грудь.
Купанье холодило и одновременно бодрило. Она чувствовала себя прекрасно.
Ну вот, дело сделано. Она отмыла нож, сполоснула раковину и вернулась к
лестнице, даже не удосужившись вытереться или одеться.
каждой секундой нагревался, становилось жарко, словно в печке, по мере
том, как энергия, заключенная в мертвом теле, выкачивалась из него. Все
происходило страшно быстро. Кровь на полу уже ползла к стене, где
находился Фрэнк, ее капельки вскипали и испарялись, едва успев
достигнуть плинтуса. Словно зачарованная, наблюдала она какое-то время
за этим процессом. Но мало того. С телом тоже что-то происходило.
Похоже, из нем высасывались все до едином питательные элементы, так как
оно содрогалось, корчилось, газы бурлили в кишках и горле, кожа
расползалась прямо перед ее изумленными глазами. В какой-то момент в
глотку провалилась вставная челюсть и голые десны сомкнулись.
забраны все сколько-нибудь пригодные элементы, в оставшейся от него
оболочке могло разместиться разве что гнездо блох. Да, это производило
впечатление.
стену, ожидая, что она вот-вот дрогнет и выпустит на волю ее
возлюбленного.
истертые временем шторы.
мурашками. Она наклонилась и, сощурившись, всмотрелась в светящийся
циферблат часов, свисавших с иссохшей руки "овечки". Часы все еще шли,
безразличные к катастрофе, постигшей их владельца. Стрелки показывали
время: 16:41. Рори возвращается примерно в пять пятнадцать, в
зависимости от движения на улицах. До его прихода надо успеть переделать
еще кучу дел.
пластиковым пакетам, а затем отправилась на поиски более вместительной
сумки для останков. Она ожидала, что Фрэнк как-то поможет ей с этим, но
он так и не показался, и потому выбора не было - придется все делать
самой.
еще продолжается, хотя и сильно замедлился. Вероятно Фрэнк все еще
находит вещества, которые можно выжать из трупа, хотя лично она в этом
сильно сомневалась. Вероятнее другое - оставшаяся от тела оболочка,
лишенная костном мозга и всей жизненно необходимой жидкости, не в
состоянии была сохранить прежнюю свою форму. Затолкав все в сумку, она с
удивлением отметила, что весит он теперь не больше ребенка. Задернув на
сумке молнию, она уже приготовилась снести ее к машине, как вдруг
услышала, что хлопнула входная дверь.
старалась подавить. Она вся задрожала, к глазам подступили слезы.
сил подавлять обуревавшие ее чувства. Из холла снизу донесся голос Рори:
его лапуся, его ласточка, если ему так уж не терпится ее видеть. Здесь,
с только что отмытыми от крови руками и грудками. И с сумкой, где лежит
тело мертвеца.
связки подведут, выдадут ее.
в кухню. Ровно через секунду он обнаружит, что и там ее нет, что она
вовсе не торчит у кастрюли за приготовлением соуса. И тогда он выйдет в
холл и поднимется сюда. У нее было десять секунд, максимум пятнадцать.
шаги наверху, она понесла узел в пустующую комнату, находившуюся по
другую сторону от лестничной площадки. Слишком маленькую, чтоб ее можно
было использовать под спальню, разве что детскую. И поэтому они устроили
там нечто вроде склада ненужных вещей. Там громоздились пустые коробки
из-под чая, мебель, которой не нашлось места в других комнатах, прочий
разнообразный хлам. Вот здесь на время можно спрятать тело, за спинкой
сломанного кресла. Потом она заперла за собой дверь. Рори в то время уже
подошел к лестнице. Сейчас он поднимется...
лицо. Растрепанная, щеки покраснели, словно она смущена. Она схватила
блузку, брошенную на край ванны, и надела ее. Блузка слегка пахла потом,
между цветочками виднелись капли крови, но больше надеть было просто
нечего. Он поднимался по лестнице, шаги отдавались слоновьим грохотом.
дрожал голос. Зеркало подтверждало худшие опасения: скрыть от него
тревогу и растерянность не удастся. Придется сослаться на нездоровье.