никакой любовной подоплеки этого вроде бы не существовало; да, женщина
была полностью на стороне Миграта, что же касается того, что произошло
между нею и Хен Готом той ночью в архивной комнатке, - историк продолжал
уверять себя в том, что Леза то ли на самом деле не помнила об этом, то ли
усилием воли приказала себе забыть навсегда - а может быть, вообще не
придавала случаю никакого значения; женская психика оставалась для
историка тайной за семью печатями, опыта в любовных делах у него не было
совершенно никакого, даже теоретического, поскольку события, происходившие
в этой области в истории, как правило, не документировались и найти их в
архивных описях было просто невозможно. Сам же он с ранней молодости
почему-то опасался похождений, в которых могли оказаться замешанными
женщины.
своей мечты о ней, от своей любви. Он вовсе не замечал - или, следуя ее
примеру, запретил себе замечать, что разрешение от бремени, хотя и
происшедшее вполне благополучно, не пошло Лезе не пользу: она, казалось,
совсем перестала следить за своей внешностью, все силы и внимание отдавая
ребенку; одевалась кое-как и по сравнению с той, какой была на Ассарте,
утратила большую часть привлекательности, которая, как известно, у женщин
зависит не только и не столько от природных данных, сколько от ухода за
собой. Но историк не видел этого; что удивительного; он смотрел на нее
глазами влюбленного. Интересно, однако, что и Миграт как бы не видел
изменений в ней - или не придавал им никакого значения.
же решился на крайние, по его представлениям, меры.
вернется только завтра; такое повторялось достаточно часто, и остающиеся
дома уже привыкли к тому, что возвращается он живым и здоровым и, похоже,
в неплохом настроении. Историк подозревал, что Магистр навещал доступных
женщин, не осмеливаясь требовать подобных услуг от Лезы; но то были одни
подозрения. Вечер без Миграта прошел, как обычно: ребенок, домашние дела,
снова ребенок, небогатый ужин, любование спящим ребенком (по мнению Хен
Гота, он был обычным младенцем, похожим на любого другого, но он старался
не выказывать своего впечатления) и, наконец, отход ко сну и тушение
огней. Одним словом, как всегда.
он дважды принимал решение - не пытаться, и дважды отменял его. Наконец
поднялся и, стараясь ступать бесшумно, вошел в ту комнатку, где спали
ребенок и Леза. Постоял, прислушиваясь. Она ровно дышала. Он, все еще
колеблясь, подошел к постели. Осторожно присел. Кровать скрипнула. Леза не
проснулась; она вскакивала только на плач ребенка, высыпалась плохо и
посторонние шумы ее не беспокоили. Историк глубоко вздохнул, решился и лег
рядом с женщиной, поверх одеяла. Она не пошевелилась. Лежала спиной к
нему, на левом боку. Он положил руку ей на грудь. Медленно сжал пальцы.
Она не могла не почувствовать этого. И почувствовала. Повернулась на
спину. Безумея, Хен Гот рванул одеяло и навалился на женщину. Теперь уже
ничто не могло бы остановить его, никакие понятия о приличии, никакая
мораль. Леза пыталась сопротивляться; но все-таки он был сильнее.
Чувствовал, что она уступает. Сейчас! Ну! Ну же!
неожиданно сильными. Ему пришлось удерживать ее руки. Хен Гот хотел
прошептать что-то ласковое, но воздуха не хватало, он ощутил, что начинает
задыхаться. Голова затуманилась. Он испугался. Кажется, Леза и в самом
деле не желала его. Он уже не думал об обладании, но хотел лишь оторвать
ее пальцы от горла. Чувствовал, что слабеет. Захрипел. Сознание почти
отключилось.
ногой он упал с кровати. Странно: при этом он испугался, что может
пробудиться ребенок. Так и получилось: младенец захныкал сквозь сон. Хен
Гот поднялся и, придерживаясь за стены, выбрался из комнаты.
восстановилась ясность. Надо было уходить. Из дома. Из города. С этой
проклятой планеты.
прощаясь, выскользнул из дома. Теперь у него была одна дорога: в
космопорт, и оттуда - домой, на Ассарт. А там - будь что будет.
рядом с ним женщины было к великому благу: даже одному ему, отягощенному
лишь тощим мешком с одеждой и чемоданчиком, заключавшим в себе бесценные
документы, да еще баночкой, в которой плескалась золотистая Малая Сестра,
придется изрядно помыкаться, прежде чем удастся наконец покинуть не
очень-то гостеприимную Инару.
удалось негласно позаимствовать у Миграта немного наров, здешних денег, он
не рискнул потратить хоть малую толику их, чтобы нанять машину и без забот
доехать до космогородка, где были расположены единственные на этой
окраинной планете посадочные комплексы: обширный торговый и куда более
скромные военный и пассажирский.
а опушкой леса, параллельно магистрали: Хен Гот боялся, что, обнаружив его
отсутствие, Миграт кинется в погоню и схватит его еще на дороге. (На самом
деле Магистр, занятый своими делами и заботами о Лезе, лишь на третий день
рассеянно спросил у молодой женщины: "А где наш дармоед? Что-то я его не
вижу". И услыхав в ответ неопределенное: "По-моему, он сбежал", выразил
свое мнение единственным, хотя и емким словом: "Придурок", и больше к этой
теме не возвращался.)
добрую половину пути проделал на пригородном поезде - без билета,
разумеется.
установил, что, к сожалению, прямого сообщения с Ассартом у Инары сейчас
не было - да и никогда не бывало. Слишком уж далеки были эти миры - и
территориально, и по уровню и интересам. Инара по сравнению с любой
планетой скопления Нагор отставала едва ли не на целую эпоху, на ней
паровозы еще топили дровами, космогородок - единственный - был построен на
средства других миров, заинтересованных в вывозе отсюда трипротина, чья
добыча и производство были до такой степени вредны, что развитые соседи
предпочитали и заводы здесь строить за свой счет, и сообщение поддерживать
- только бы не разрушать вконец собственное жизненное пространство. Ассарт
же к числу этих миров не относился, поскольку от использования трипротина
отказался еще при старом Властелине, когда выяснилось, что применение его
может дорого обойтись последующим поколениям.
четырьмя мирами, что таким сообщением пользовались, связь осуществляли
только транспортные корабли, на каждом из которых имелось где две, где три
или даже четыре тесных каютки. В них на Инару прибывали, в случае
необходимости, инженеры или ревизоры, короче - представители компаний,
владевших здешними рудниками, заводами и самими кораблями, разумеется.
Однако эти корабли садились на торговом комплексе, а эта территория, в
отличие от пассажирской, охранялась частной полицией, мордастой,
вооруженной и несговорчивой - во всяком случае, не Хен Готу с его
мизерными ресурсами было их уговаривать. Так что громкое слово
"Космопорт", с которым у историка связывалось представление о сверкающих -
титан и стекло - многоэтажных корпусах с кассами, гостиницами, барами,
ресторанами, видеозалами и даже театром, с множеством кораблей самого
разного облика, стартующих и прибывающих, с широко раскинувшимися
стоянками наземного транспорта, с аграпланами, бесшумно взвивающимися с
крыш, и прежде всего с великим множеством людей - прибывающих, улетающих,
встречающих и провожающих - и, конечно же, обслуживающих, - здесь
оказалось совершенно неприменимым.
Готу пришлось убедиться, длинный, приземистый каменный сарай без окон,
зато со множеством торчавших из крыши вентиляционных труб и единственными
въездными воротами из тонких досок, некогда окрашенных, - в отличие от
въезда в торговый комплекс, прегражденного створками, на которые не
пожалели железа; впрочем, может, то была и броневая сталь. Хозяева
торгового комплекса и его содержимого, видимо, понимали, что уровень
воровства не находится в прямой зависимости от уровня цивилизации,
поскольку последняя существует лишь местами, воруют же везде.
строение никак не годилось для людей, но было просто кладовой, где,
видимо, хранились механизмы, предназначенные для обслуживания пассажирских
кораблей, - когда они бывали. Здание охранялось, хотя далеко не так
серьезно, как каменные и железные пакгаузы торговой части: тут Хен Гот
насчитал всего лишь троих вооруженных стражей в униформе, напоминавшей
донельзя выношенную военную.
совсем в другом месте, у дачного типа двухэтажного домика, коего первый
этаж был сложен из кирпича, второй же оказался бревенчатым. Там, как
выяснилось, размещалась контора пассажирского транспортного предприятия с
очень немногочисленным персоналом, двумя телефонами, украденными,
наверное, из антикварной лавки, зато с наглухо заколоченной билетной
кассой: похоже, о билетах здесь давно забыли, точно так же, как и о самих
пассажирах: все люди, по местным убеждениям, делились на прилетающее и
улетающее изредка цивильное начальство (военное пользовалось своей частью
Нортон Андрэ
Роллинс Джеймс
Суворов Виктор
Суворов Виктор
Березин Федор
Прозоров Александр