Впереди четыре старта, четыре возможности привезти золотишко. Если
Мария не будет тормозить - сделаем и дубль. А уж коли Боян его
все-таки разломает... Что ж, буду катать свою возлюбленную на
дорогущем полноприводном аппарате, заряженном по полному опциону.
Делать красивые репортажи, иногда съезжать по легоньким трассам просто
так, для души. И ни о чем не сожалеть.
французскую горнолыжную школу середины двадцатого века. Здесь блистал
Жан-Клод Килли, дед моей Кристин, будущий мэр Альбервилля, города
белой Олимпиады. Знаменитые французские "зимние" спортсмены почему-то
обязательно становились градоначальниками на склоне лет. В Шамони, где
тот же Жан-Клод родился и встал на лыжи, одно время командовал Морис
Эрцог. Вам что-нибудь говорит это имя? Хм-м, не очень-то и хотелось. К
тому же, Шамони мы уже проехали - именно проехали, во всех смыслах.
Позорно завалив итальянский этап чемпионата, во Франции русские
лыжники уперлись и задрали гордое знамя раздолбайства просто-таки на
недосягаемую высоту. Так погано мы давно не съезжали. В команде шел
какой-то загадочный и явно деструктивный процесс. То ли все хором
начали взрослеть, то ли не менее дружно задумались о вечном. Почти у
каждого вдруг обнаружились тяжкие личные проблемы, и бедный Генка с
ног сбился, психотерапируя направо и налево. Машка ходила смурная и
опухшая, даже в мою сторону против обыкновения не глядела. Ленка, по
ее собственному определению, "так втрескалась тут в одного, что почти
забеременела". Другая на ее месте выдала бы от радости блестящее
время, но Ленка, напротив, бесстыдно привозила в своем коронном
скоростном двадцатые места. Димон вдруг перестал со мной
разговаривать, а Илюха по большому секрету выдал страшную тайну - у
нашего записного лузера окончательно прорезался давно наточенный на
меня зуб. Сам Илюха оставался непоколебимо стабилен, то есть стабильно
посредственен, и в ус не дул. Тренер с каждым днем все отчетливее
багровел и обещал скорую раздачу оплеух. Менеджер напротив выглядел
крайне легкомысленно - похоже, нашел куда удрать, буде команда
окончательно угробит сезон. Младший командный состав в виде помощников
и заместителей лавировал, как мог, промеж двух огней. Массажисту Димон
без видимой причины съездил по уху, и тот едва не уволился. Мне сразу
пришло на ум, что неплохо бы поставить массажисту от себя бутылку - но
тогда пришлось бы объяснять, в кого Димон целил на самом деле.
в руках и более или менее прилично выступать на трассе. Но когда такая
атмосфера вокруг - сами понимаете, особо не разъездишься. Тем более,
что тоскливые флюиды и миазмы, источаемые русской командой, начали
поражать и соперников. В Валь д'Изере с трассы вылетали через одного,
а американец Фил, взявший золото, пересек финишный створ в положении
лежа. Неожиданно засбоил Боян Влачек - застрял, как и я, в
четвертых-пятых, сопровождая это пространными жалобами на какие-то
свои загадочные "критические дни".
остались удивительно счастливыми. Пусть даже лучший наш с Машкой
результат заключался в пятиминутном удержании бронзового дубля на
трассе Кортина д"Ампеццо. Зато там, в Кортина, случилась волшебная
ночь с Кристин. А в Валь д'Изере получилось совсем трогательно: Боян
со словами: "Ты привыкай, скоро он будет твой", вручил мне ключи от
того самого "Порша", стоящего между нами на кону. И мы с Кристин
спустились в долину, и сняли номер в отеле совсем как нормальные люди,
не спортсмены какие-нибудь, и снова любили, и долго разговаривали, и
горечь предстоящего расставания на целых три этапа показалась мне не
такой острой, как обычно, потому что в конце сезона что-то важное
между нами должно было произойти... Именно тогда я узнал, насколько
это серьезно для Крис. Даже не узнал - выяснил до конца. Она вдруг в
меня вцепилась, прижалась лицом к моей груди и сказала: "Извини, Поль,
некрасиво говорить такие вещи, но какое же счастье, что ты стал
медленее ездить!". Кажется, у меня от неожиданности рот открылся. А
Крис шепчет: "Ты не представляешь, как я боялась все эти годы, что ты
угробишься на одной из ваших чертовых трасс!". Насчет "чертовых" я
перевожу как могу, ведь мы обычно говорим по-английски, и она
употребила гораздо более крепкое выражение. Все, для кого инглиш
второй язык, запросто ругаются на нем как сапожники. Оно понятно - не
родной ведь. Недаром англичане уважают русский мат и с удовольствием
его практикуют.
глаза. Отвернуться от монитора, и даже уши заткнуть. Но я не могла, я
должна была оставаться с тобой, рядом, там, на вашей факин блади
трассе, - сказала Крис. - Я люблю тебя, Поль. И ненавижу "Челлендж".
Честное слово, я буду терпеть до конца, пока ты не зачехлишь лыжи. Я
счастлива уже тем, что ты не ходишь ваш сумасшедший, ненормальный
скоростной. Но каждая твоя новая хард-слаломная трасса... Знаешь, мне
даже не так страшно, что она может искалечить тебя физически - прости,
конечно. Есть вещи хуже. Ты никогда не задумывался, что хард-слалом -
этот огромный риск, и эти большие деньги, за которые вы рискуете, -
вытравляет из лыжника все человеческое? Погляди хоть раз со стороны,
как вы едете! Это уже не спорт, это война. Я смотрю на расстановку
флагов и ненавижу тех, кто ее придумал. Каждый флаг ненавижу. Мне
иногда кажется, что если вместо флагов поставить живых людей, вы и их
посрубаете накорню. Как сшибают друг друга лыжники в "Ди Челлендж".
Извини, Поль. Вырвалось. Я просто очень тебя люблю".
Горнолыжники люди дико суеверные, хуже нас в этом смысле только
летчики и спасатели. Никогда не скажем "последний раз съедем",
обязательно "еще разок, и все". Раз пошли разговоры о том, как я езжу,
и как меняет человека хард-слалом (и ничего он меня не изменил, ни
капельки), значит, у бедной Крис всерьез наболело. Самое приятное -
любимая меня поняла. "Ты не волнуйся, - улыбнулась она. - С тобой
ничего не случится. Я знаю. Просто знаю. Ты вырос, Поль. А это лучшая
гарантия от любых неприятностей. Поэтому я буду спокойно ждать тебя.
Ждать того дня, когда ты примешь решение. Сама еще поезжу немножко. А
потом... Будем просто жить, правда? Жить как все нормальные люди
живут. И получать от этого дикое удовольствие...".
Решайся, Поль. Дерзай. Бери золото, и немедленно лыжи - в чехол, а
Крис - под венец". С такими конструктивными мыслями я вышел на трассу
- и поехал еще хуже, чем раньше, откатав Францию заметно ниже своего
нормального "крейсерского" уровня. Однако меня не покидало ощущение,
что это временный спад. Я накапливал силы для решающего броска на
последних двух этапах. Обычно такого не бывает, да и не должно быть,
нужно плавно наращивать темп, а потом, на пике физической и
психической формы, выстреливать как из пушки. Но я чувствовал:
происходящее со мной естественно. Организм адекватно оценил свои
возможности и боялся раньше времени перегореть. Мы с ним нацелились
завершить сезон с золотой медалью в зубах и были полны уверенности не
упустить свой шанс. Именно под занавес, когда фавориты устанут рвать
жилы, я поеду в полную силу. И либо в Гармишпатер... уффф... -
Гармишпартенкирхене! - либо в Кице золото будет мое. Жаль только, что
Машка расклеилась. Красивее золотого дубля отходной для "челленджера"
не придумаешь. А я ведь на самом деле собрался уходить. И очень
хотелось, чтоб случился у меня на прощание с большим спортом круг
почета. Будто в том самом ярком и красочном сне.
дурацкую мою умную башку не приходило, насколько жесткой окажется
стыковка с реальностью.
пару дней до старта меня поймал Генка, совершенно затурканный и очень
злой. То есть смотрел-то он как всегда молодцом, на то и психолог,
работа такая, но меня ему не провести, слишком давно знакомы. Да и
специалист он так себе. В противном случае команде не удалось бы его
разжевать и проглотить, вобрать в себя, поставить на одну доску с
лыжниками (это мое тогдашнее мнение, гораздо позже я сообразил, что
именно из такого погруженного состояния Генке было сподручнее рулить
нашими эмоциями). Короче говоря, он отловил меня в спортзале, где я
блаженно разгружал позвоночник, болтаясь сосиской на турнике, и завел
со мной нудную беседу на отвлеченные темы. Я висел и пытался
сообразить, к чему мужик клонит. Догадался, спрыгнул вниз, и прямо
спросил: "Геннадий, ты в своем уме?". - "То есть?" - очень натурально
удивился Генка. "Ты же знаешь мои обстоятельства. Ну и какого черта
тебе взбрело в голову выяснять, способен ли Поль, влюбленный по уши в
другую женщину, переспать с Машкой?". Все-таки умный я. Генка немного
подумал и сказал: "Только по лицу не надо, я им работаю". Мы вместе от
души посмеялись. "Что, плохи дела? - спросил я. - Ты учти, Ген, мне
эта красавица нужна позарез. Строго между нами, я могу на ближайших
этапах довольно красиво выступить. Но чтобы получилось действительно
красиво, нужен круг почета. Нужен дубль. Есть хоть малейший шанс как
следует Марию раскочегарить, только без постельных сцен?" Глаза у
командного психолога стали вовсе тоскливые. "Понимаешь, она сейчас
что-то решает для себя... Очень важное. Поэтому и ездит плохо. Но