лаковом покрытии подошел Сильверджек, пошатываясь и потирая громадными
волосатыми кулаками покрасневшие глаза.
вернулись?
этом распространяться, верно?
меня за руку.
контрабандой доставляли спирт в "Золотой Груммет".
давая мне возможность самостоятельно принять решение. Я пошел за ним. -
Садись, - сказал он, усаживаясь за свой стол и закуривая отвратительную
сигару. - Нам надо кое о чем поговорить. - Твой отец - парл, и, я
полагаю, ты думаешь так же, как и он. Теперь послушай меня. Здесь, в
Паллахакси, мы бы и не знали, что идет война, если бы не Правительство с
его нормированным распределением, мерзлыми ограничениями и мелкими
грязными секретами. Мы продолжаем торговать с Астой, хотя приходится
делать это исподтишка; мы продолжаем производить столько же рыбы и зерна,
как и всегда, но Парламент заявляет, что мы не можем ими пользоваться, и
забирает их у нас. Они говорят, что в городах на материке голод. Как же
они управлялись до войны, хотелось бы мне знать? Мне кажется, что это
война Парламента, не наша. Почему они не могут оставить нас в покое и
воевать с астонцами сами - не знаю!
любимой фразой отца. Он крепко стиснул мое плечо.
что у Парламента нет друзей здесь, в Паллахакси.
У меня было какое-то приподнятое настроение, и требовалось некоторое
время, чтобы успокоиться; но когда я остановился на ступенях, которые вели
на вершину утеса, и взглянул через гавань на стоявшие на якоре лодки, дома
на противоположном склоне, среди которых был старый консервный завод, на
людей, которые работали, развлекались и просто сидели на набережной, я
понял, в чем дело.
жизнь, саму атмосферу. И если Паллахакси был против Парламента, дисциплины
и ограничений, которые тот собой представлял, значит, и я тоже. Думаю, по
мере того, как я все больше осознавал себя как личность, я нуждался в ком-
то или чем-то, с кем мог бы сверить свои чувства, и таковым оказался для
меня Паллахакси. Поднимаясь дальше, я прошел мимо старой женщины. Она
выглядела изможденной и усталой, но непобежденной; внезапно мне
показалось, что она символизирует город под ярмом Правительства, и мне
захотелось сжать ее руку и сказать: я с тобой, мать.
представил им сокращенный отчет, опустив проступок Сильверджека. Потом я
задал вопрос:
направились следом, чтобы выяснить, кто он, но нас туда не пустили. Что
может делать астонец возле нового завода?
было хорошее настроение.
люди, которые родились в Эрто, но жили в Асте, когда была объявлена война,
и которым удалось выбраться оттуда до того, как они были интернированы.
Некоторые из них жили в Асте с детства, но им все равно пришлось бежать,
иначе бы их арестовали.
злодеи эти астонцы.
Глава 8.
последние несколько дней яркий солнечный свет сменился легкой туманной
дымкой, которая предшествует наступлению грума, но, тем не менее, день был
прекрасный, и я втайне надеялся, что он пройдет без каких-либо
чрезвычайных событий. Морских птиц было меньше, чем обычно; большая их
часть уже улетела на север, чувствуя приближение грума. На рыбном рынке
было не слишком оживленно, но я ненадолго остановился, чтобы понаблюдать
за аукционистом, Продающим разнообразный улов. Скоро, когда начнется грум,
день уже будет недостаточно длинным для того, чтобы распродать весь улов,
и аукцион будет затягиваться до поздней ночи.
жаждой контролировать все и вся, не упустит своего, установит определенные
квоты, и в итоге половина улова сгниет на каком-нибудь заброшенном складе.
Я никогда не понимал страсти Парламента к возведению монументов в честь
самых незначительных событий или персон, но обелиск в Паллахакси служил
отличным местом встречи. Облокотившись на ограждение, спиной ко мне,
стояли Вольф, Лента, Сквинт и Кареглазка. Внезапно у меня перехватило
дыхание.
естественно, не обратили на меня внимания, поглощенные какой-то сугубо
личной беседой, но Сквинт обернулся и следом за ним Кареглазка.
поймать.
отец, но он не желал со мной соглашаться.
Пальца, так что можно будет заодно и пошарить вокруг.
руку, и они двинулись прочь.
собирается делать Кареглазка, и, естественно, вовсе не хотел оставаться в
стороне, то пошел за ними.
подниматься, углубляясь в густой лес. Мы поднялись в тень деревьев, где
дорога превращалась в тропинку. Несколько лоринов наблюдали за нами из
ветвей и в своей обычной манере предупреждали нас криком каждый раз, когда
мы приближались слишком близко к опасному дереву анемону, пожирающему
людей, распространенному в этих краях. Некоторые говорят, что сначала это
была водяная тварь, но в результате бесчисленных отливов и грумов она
приспособилась к жизни на суше и теперь населяет большую часть прибрежной
зоны. Оно намного больше, чем ее материковая разновидность и, видимо, оно
состоит в отдаленном родстве с ледяным дьяволом.
деревья.
сторону. - Это та самая лодка, о которой я вам говорил. Та самая, которую
они используют для контрабанды!
обрушивался неподалеку водопадом громадных валунов к голубой воде далеко
внизу. Мы увидели, как из рубки появилась фигура, прошла на нос и начала
вытаскивать якорную цепь.
Сильверджек - контрабандист!
направились обратно к тропинке.
не в силах скрыть своей радости.
Лента грубо не велела ему заткнуться.
головы друг к другу и тихо переговариваясь. Лента была одета в короткое
платье, которое демонстрировало ее, без всякого сомнения, хорошенькие
ноги, и я обнаружил, что смотрю на обратную сторону ее коленок.
внешность Кареглазки за счет Ленты, но у меня не хватило духу.
Лента.
чудесными глазами, и на щеках ее появились знакомые ямочки. Я поколебался.
Думаю, я уже собирался сказать, что мне нравятся девочки, которые
выглядят, как Кареглазка, но Вольф в ту минуту умолк и мог нас услышать.