Чтение 10–й страницы книги ~Тайна алмаза~

По мере того, как Юнг выкладывал содержимое карманов, на столе росла
кучка разного хлама.

Широких с любопытством все осматривал. Это были обрывки телеграмм,
бумажки. В руки попался окурок.

- А это что?

- Эта папироска дымилась на полу, когда мы вошли в комнату.

- Знаешь, Семен! Из тебя может получиться неплохой следователь, хватка
у тебя есть. Как ты думаешь, кто курил эту папироску?

- Это надо подумать.

- А вот видишь это красное пятно.

Юнг хлопнул себя по лбу.

- Ее курила женщина!

- Правильно! Женщина с крашеными губами.

Юнг озабоченно почесал за ухом.

- Выходит, она удрала. Шалыгин видел, как в одну сторону драпали те
трое, а в другую один человек. Он-то и сел в пролетку.

Широких открыл складной нож и порезал шпагат, которым был связан пакет.
Под тройным слоем темной плотной бумаги показалась металлическая коробочка.

Крышка, плотно пригнанная, долго не открывалась, но все-таки поддалась.
Оба с любопытством наклонились. На дне коробки в мягком темном бархате
лежал камень черного цвета.

- Тебе не кажется, Семен, что такая маленькая коробка слишком тяжела?

- Она мне весь карман оттянула, - подтвердил Юнг.

Широких водворил крышку на место и сунул странную находку к себе в
карман.

- Семен, ты не сказал, куда вы девали убитого.

- Во дворе был сарай, я его оставил там.

Широких взглянул на часы.

- Сиди здесь и жди меня, - приказал он.

- Куда же вы, Иван Ильич? Неужто туда?

- Обязательно, Семен, туда. Очень жалею, что вчера не принял участия в
вашем походе. А ты посмотри за мальцом. О нем еще поговорим.

Юнг вошел в комнату, где находился мальчик.

Петька скинул сорочку и остался в холщовой рубашонке, опорки поставил у
дверей.

Юнг присел на табуретку.

- Родители у тебя есть? - спросил он.

В глазах Петьки мелькнула тень.

- Папаня был, а мамки вовсе не было.

- Как это вовсе?

- Не было да и все.

- Ну, а папаня где?

- Нету.

- Убили, что ли?

Петька кивнул головой и отвернулся.

- Дядя Семен, а сколько стоит билет до Москвы?

- До Москвы? А зачем тебе, уехать хочешь?

Петька снова кивнул головой.

- Мне в Питере никак нельзя.

- Куда же ты поедешь, голова бедовая, ведь ты еще пацан? Да и деньги
нужны.

Петька улыбнулся.

- Кто его знает, для вас я пацан, а для других, может быть, и не пацан.
- Он замялся, явно не желая продолжить разговор.

- Ты, оказывается, парень дошлый. А то, может быть, поживешь? А там я
тебя куда-нибудь определю.

- Спасибо, дядя Семен, - голос Петьки дрогнул. - Мне в Питере нельзя.
Да и вам тоже некогда со мной возиться. Вы вон царя сшибли, у вас и так
забот теперь...

- Нет, Петька, никуда я тебя не пущу, а царя мы сшибли, чтобы вот
таким, как ты, легче жилось. Кончится война, в школу пойдешь. Учиться
хочешь?

- А я грамотный, дядя Семен.

- Это хорошо, что ты грамоту знаешь, а все-таки учиться тебе нужно.

- Нужно, - согласился Петька. - Только я, дядя Семен, поеду: мне в
Питере никак нельзя.

- Да что ты заладил одно - нельзя, да нельзя, а ты возьми да и сделай
можно.

По-нашему, по-флотски. Ну?

Петька вздохнул и отрицательно покачал головой.

Юнг задумался. Про себя он уже решил приручить этого мальчугана. Но его
озадачило упорство Петьки.

- Ну, скажи мне, почему тебе нужно уехать из Питера? - неуверенно
спросил Юнг.

Петька быстро вскинул глаза и сразу же их опустил.

- Нет, дядя Семен, не скажу.

- Значит, со мной ты больше не желаешь иметь знакомства.

Петька подошел к Юнгу и прикоснулся к его плечу.

- Я, может быть, еще не уеду, а только сейчас мне непременно надо уйти.

Он умоляюще посмотрел на Юнга.

Худое, курносое лицо Петьки, покрытое редкими веснушками, выражало
такую печаль, что у Юнга невольно сжалось сердце. Он привлек Петьку к себе
и крепко прижал...

- Экий ты хороший и чудной... Ну вот что, Петька, коли тебе так нужно
уйти, то валяй, а когда вспомнишь меня, приходи. Я тебе завсегда помогу.
Обещаешь?

- Обещаю, дядя Семен.

- Ну, а сейчас подожди, придет командир - я тебе кое-что из провизии
соображу, да и одежонку бы не мешало сменить. А ну-ка, примерь.

Юнг извлек из-под кушетки сильно поношенные, но еще целые сапоги.

- Это у меня запасные, - пояснил он. - Мне они ни к чему.

Он порылся в углу и протянул Петьке старую тельняшку и сильно
порыжевшие суконные клеши.

- Будешь заправский моряк, скидай барахло.

Но Петька заложил руки за спину и сделал шаг назад.

- Спасибо, дядя Семен, я уж как-нибудь в другой раз...

- Да чего ты жалеешь, ну?

Юнг дернул Петьку за пояс, на пол упал и покатился какой-то предмет.
Юнг взглянул и ахнул. На полу лежала в точности такая же коробка в черной
бумаге, как та, которую он нашел у убитого прошлой ночью.

Юнг протянул руку, чтобы поднять ее, но Петька уже схватил коробку и
засунул за пазуху. Лицо его побледнело, глаза засверкали, как два уголька;
он отскочил к углу и затравленным зверьком смотрел на Юнга.

"Дела", - подумал Юнг.

Ему ничего не стоило отобрать у Петьки коробку, но в первую минуту он
этого не сделал, а сейчас, глядя в эти испуганные мальчишечьи глаза,
медлил. В соседней комнате раздался стук, и Юнг вышел, плотно прикрыв за
собой дверь. В комнате уже раздевался комиссар Широких, стряхивая с одежды
капли дождя.

- Ну и погодка! Кувалдин не приходил?

- Никого не было.

- Любопытная история получается, Семен. Никакого убитого там уже нет.

- То есть как нет?

- Очень даже просто. Видимо, его кто-то унес.

Юнг пожал плечами.

Широких закурил папироску и с минуту о чем-то озабоченно думал.

- Очень непонятная история! Жаль, не можем заняться этим делом.
Потайные ходы, мужчина и женщина, трое нападающих, пролетка за углом... и,
наконец, эта находка. Н-н-да! Ну, а ты разобрался, Семен?

- Пока что нет. Маловато я еще знаю, учиться бы мне. Да вот не знаю на
кого.

- Эх, Семен. Молод ты еще, нет у тебя еще в жизни настоящего уклада, а
я вот в твои лета механиком был, а потом лучшим мастером паровозного депо
стал. И век бы мне чинить паровозы, да вот пришел я в гости к одному
знакомому. У него свой сад был. Повел он меня к своим цветам и показал
один... называется он алхимелией.

Листочки розовые, наподобие манжеток. День был жаркий, сухой, трава
кругом вянет, а в середине листочков этой алхимелии вдруг на наших глазах
капельки воды выступили, чистые, как слеза. Чудо! Вот этот цветочек и
изменил мою судьбу.

Лицо комиссара было задумчивым. Видно было, что сейчас он касается
чего-то самого сокровенного, близкого.

- С детства любил я цветы. Видел бы ты, какие у меня розы цвели,
примулы, гортензии, филодельфусы...

- Говорят, цветы людям жить помогают, - вставил Юнг.

- Это правильно, да не во всякое время. Красивые серьги. да бусы тоже
хороши к платью шелковому, ну, а коли, нет его, значит, выходит, нужно
вначале обзавестись этим платьем, а уже потом думать о нарядах. Вот
изменим жизнь, - тогда и цветы у нас к месту будут.

Юнг слушал комиссара с немалым изумлением. И раньше ходила молва, что
Широких до войны был цветоводом, но до сих пор не верил Юнг. Не верил, что
такой серьезный и умный человек, каким он считал комиссара, мог заниматься
какими-то цветочками.

А сейчас, услышав откровенное признание своего командира, он поверил в
молву.

Юнг, увлеченный своими мыслями, совсем забыл о Петьке и происшествии,
которое случилось перед приходом Широких, а когда вспомнил, спохватился.