который завезли из космоса, - никто еще не знал, что это такое. Меомеды
сочли болезнь разновидностью чумы и назначили соответственное лечение. А
заболевание стремительно прогрессировало, и отчаявшаяся Энн бросилась за
помощью к Нилсу...
Но время было упущено.
Скорее всего Нилс с самого начала оказался бы бессилен. Но удалось же ему
выделить серпентарный вирус, что позволило вскоре синтезировать вакцину!
Только вот Орму это уже не помогло.
И все же доктор винил в его смерти не меомедов, а себя, свое инерционное,
неповоротливое мышление.
"Мне бы память и быстродействие компьютеров, - думал он с горечью. - Память
и быстродействие, больше ничего не надо. Остальное я сам... Всем хорош мой
мозг, только слишком медлителен. А смерть не ждет, не даст фору.
Затормозить бы время, задержать... Нет, не дано! Так неужели будущее за
кибермедикой?"
Время двигалось неумолимо, доктор старился, постепенно смирялся со своим
положением, становился все более ироничным, перемежал речь скептическим
"хе-хе".
Когда спустя много лет Энн вторично обратилась к его помощи, он несказанно
удивился, был смущен и растроган.
"Выходит, я еще на что-то гожусь, - сказал он себе и словно сбросил с себя
десяток лет. - Странно..."
Помочь Джонамо стало для него делом чести. Эна ошибалась, решив, что
старинный звуковоспроизводящий аппарат заинтересовал доктора сам по себе.
Нет, Нилс увидел в нем соломинку, способную выдержать утопающего. Внезапное
озарение подсказало ему, каким должно быть лечение в этом
беспрецедентнейшем случае.
Поначалу, слушая игру Джонамо, он радовался удачной находке.
"Это мой звездный час, - думая он горделиво. - Мне посчастливилось спасти
погибавшего человека. Теперь я могу умереть спокойно".
По мере того как Джонамо делала успехи, ход его мыслей изменялся. Музыка не
просто вернула к жизни потрясенную утратой молодую женщину, а помогла ей
найти себя.
Нилс был старомоден. Это проявлялось не только в верности отмиравшей
профессии, но и во взглядах, привычках, пристрастиях. Он любил музыку и
тяжело переживал ее кризис. Ему казалось, что с подлинной музыкой
человечество утратило нечто основополагающее, весомую часть
общечеловеческой души. В том, что оно больно, доктор не сомневался. Диагноз
поставлен, только где волшебник-лекарь, способный искоренить болезнь?
И вот сейчас забрезжила надежда, что такой лекарь найден...
Слушая Джонамо, Нилс забывал, что перед ним хрупкая, еще не оправившаяся от
нервного потрясения женщина, которая совсем недавно понятия не имела о
настоящей музыке. Он закрывал глаза и, вслушиваясь в страстные, бунтующие,
вздымающиеся океанскими волнами звуки, видел за ними могучую силу,
способную возродить все то светлое и доброе, что было исподволь утрачено
человечеством...
8. Провал
Наступил день, когда Джонамо спросила:
- Что мне делать дальше, доктор Нилс? Благодаря вам я стала пианисткой, но
играть только для себя... и для вас с мамой... Согласитесь, этого мало. До
сих пор я брала, теперь хочу отдавать. Мне есть что сказать людям своей
музыкой.
- Я ждал этих слов и согласен с вами. Пора отчитаться перед людьми. Но
экзамен будет трудным. Милая моя Джонамо, вы большой музыкант... Нет,
гениальный музыкант, и не спорьте, пожалуйста... Но люди... Их еще надо
обратить в нашу веру. Я не прогностический компьютер и не могу предсказать,
как вас воспримут. Будьте готовы ко всему.
Бездонные черные глаза Джонамо, казалось, еще больше потемнели.
- Понимаю... Вы верите в пианистку, но не в человека. Опасаетесь, выдержу
ли.
- Ну зачем вы так... - смущенно проговорил Нилс.
- Да нет, вы правы. Я ведь никогда не играла перед большой аудиторией. Одно
дело музицировать среди близких и совсем другое оказаться лицом к лицу с
людьми, возможно пришедшими не ради музыки, а просто поглазеть на странную
женщину, пытающуюся воскресить прошлое.
- Сколько горечи в ваших словах... Можно подумать, что вы... хе-хе... не
любите людей. Но я-то знаю...
- Если вы знаете, что такое любовь, то тем более понимаете: это чувство
сложное, неоднозначное, противоречивое. Я действительно люблю людей, но
ненавижу в них пресыщенность, равнодушие, безразличие. Вы же, доктор, как
мне кажется, отождествляете любовь с жалостью. Видите людей насквозь и
добродушно подтруниваете над их недостатками, всему ищете и находите
оправдание.
- Хе-хе... - смущенно рассмеялся Нилс. - Пока я вас лечил от депрессии, вы
оттачивали на мне свой талант психолога. Ну что ж, все верно. Но давно ли,
милая Джонамо, вы, подобно большинству людей, понятия не имели о настоящей
музыке? И не чувствовали в ней потребности. А если и чувствовали, то
неосознанно, стихийно.
- Вы мудры, доктор Нилс, простите меня.
- Я стар. И ничего с этим не поделаешь...
Организовать концерт - первый в жизни Джонамо - труда не составило. Любой
гражданин Мира имел право на осуществление разумных желаний. А разумными
признавались желания, не противоречащие правилам безопасности, интересам
общества и этическим нормам.
Эксперт-компьютеры информационного центра, куда обратилась Джонамо,
признали ее желание дать концерт разумным, хотя и лишенным общественной
значимости, проанализировали возможный контингент слушателей и включили в
сводку новостей экспресс-анонс о предстоящем выступлении.
В назначенный день и час небольшой зал, выделенный для концерта на
основании анализа личностных мнений, был заполнен едва ли наполовину.
Слушатели вполголоса переговаривались, рассматривали странный громоздкий
предмет, стоявший на просцениуме. Не верилось, что это неуклюжее сооружение
как-то связано с музыкой. Больно уж примитивным оно выглядело. Впрочем,
старинную музыку, а именно о ней говорилось в анонсе, следовало исполнять
на антикварном инструменте. Из уст в уста передавали его название: рояль.
Но вот из-за кулис вышла миниатюрная женщина в необычной темной одежде, с
трудом подняла тяжелую плоскую крышку инструмента, закрепив ее в наклонном
положении на стержневидном упоре, затем уселась на неудобный, без спинки,
стульчик, вздохнула и, не сказав ни слова слушателям, не удостоив их
взглядом, начала играть.
Несколько минут люди, сидевшие в зале, вслушивались в непривычные
звукосочетания, издаваемые роялем, затем начали перешептываться. Шум
нарастал, в нем слышались недоуменные возгласы:
- Какой примитив!
- И это называют музыкой?!
- Реанимированное благозвучие!
- Разве сравнить с компьютерным синтезатором?
Кое-кто возражал:
- И все же в этом что-то есть...
К счастью для Джонамо, она с первым же аккордом отключилась от окружающего,
не слышала ничего, кроме переполнявшей се музыки. Не замечала шума, не
Белоусов Валерий
Буркатовский Сергей
Круз Андрей
Каменистый Артем
Курылев Олег
Самойлова Елена