настроении.
бы ни был хорош Маннергейм как хирург, все же возмутительно, что все
терпят его детскую непосредственность. Он вставил снимки в аппарат,
сознавая, что Маннергейм видел его. Прошло пять минут, прежде чем Филипс
понял, что Маннергейм сознательно его игнорирует.
голову так, чтобы луч налобной лампы типа шахтерской был направлен прямо в
лицо радиолога.
мозге и вам не следует прерывать, - произнес Маннергейм со сдерживаемой
яростью.
голосом, - и я считаю своим долгом обеспечить эту информацию.
взгляд на расширяющийся разрез.
знал, что они установлены идеально. Беспокоила ориентация заднего,
гиппокампального электрода относительно крупной задней церебральной
артерии. - Есть еще кое-что, - продолжал он. - Я...
потолок, а голос его стегал, как бич. - Доктор Филипс, не могли бы вы
убраться отсюда вместе с вашими снимками и дать нам возможность закончить
операцию? Когда нам потребуется ваша помощь, мы вам об этом скажем.
штыковидные пинцеты и вновь занялся делом.
возвращаясь в свою обычную одежду, он старался не слишком задумываться - в
его теперешнем настроении так было проще. На обратном пути в Радиологию он
позволил себе поразмышлять о возникших в результате этого инцидента
противоречивых чувствах. Для общения с Маннергеймом требовались такие
качества, которых вряд ли можно требовать от него как от радиолога. Он
возвратился в отделение, так ничего и не решив.
подошел к двери кабинета. Она встала и прошла за ним внутрь. Хелен,
чрезвычайно грациозная тридцативосьмилетняя негритянка из Куинса, пять лет
работала секретаршей Филипса. У них были отличные рабочие отношения. Мысль
о том, что она когда-либо уйдет, приводила Филипса в ужас - как всякая
хорошая секретарша, она была необходима для ведения повседневных дел
Филипса. Даже его нынешний гардероб был результатом ее усилий. Он и до сих
пор не снял бы мешковатую одежку времен учебы в колледже, если бы Хелен не
вынудила Филипса встретиться с ней воскресным днем в магазине
Блумингдейла. В результате этой встречи возник новый Филипс, современный
облегающий костюм которого хорошо гармонировал с его атлетической фигурой.
массой других снимков, газет, журналов и книг. Этого единственного места
Филипс запретил Хелен касаться. Не важно, как стол выглядит, зато
известно, где что лежит.
считала себя обязанной его ознакомить. Звонил доктор Риз по поводу
компьютерной томографии своего пациента; рентгеновская установка во втором
кабинете ангиографии налажена и действует нормально; из кабинета
неотложной помощи сообщили, что ждут пациента с серьезной травмой головы и
потребуется срочная томография. Поток был бесконечен и обычен. Филипс
велел ей всем этим заняться, что она и собиралась все равно сделать; Хелен
ушла к себе.
пользовался для защиты от облучения при некоторых рентгеновских
процедурах. Выцветшую надпись "Супермен" не удавалось вывести никакими
средствами. Два года назад ее сделали приятели из Нейрорадиологии. Филипс
знал, что в это вложено чувство уважения, и надпись не вызывала у него
раздражения.
насладиться видом программной кассеты и убедиться, что новость Майклза не
плод фантазии. Не увидев кассеты, Мартин подошел и порылся в самых свежих
слоях завалов. Кассета оказалась под маннергеймовскими снимками. Филипс
двинулся к двери, но вновь остановился. Он взял кассету и последний
боковой снимок черепа Лизы Марино. Крикнув через открытую дверь Хелен, что
сию минуту будет в кабинете ангиографии, он подошел к рабочему столу.
обсчитанный прототип, он с сомнением думал, как это все будет в
действительности работать. Мартин поднял сделанные в операционной снимки
Лизы Марино и посмотрел их на свет, идущий от экранов. Силуэты электродов
его не интересовали и он мысленно удалил их. Ему важно было знать, что
скажет по поводу краниотомии компьютер. Филипс знал, что в программу эта
операция не закладывалась.
лампочка, и он медленно стал вставлять кассету. Едва кассета была вдвинута
на три четверти, как машина вцепилась и проглотила ее, как голодный пес.
Сразу ожила пишущая машинка. Филипс подвинулся и стал читать выдаваемое
ею.
связанная с височной долей".
осторожно вставил снимок, держа его эмульсией вниз. Машина схватила снимок
и втянула внутрь. Заработала выходная пишущая машинка. Подойдя, он прочел:
"Спасибо. Выпейте чашечку кофе." Филипс улыбнулся. Чувство юмора Майклза
проявляется самым непредвиденным образом.
молчало. Филипс схватил фартук и вышел.
височную долю Лизы и медленно отделял ее от основания. Было видно
несколько мелких вен, связывающих ее с венозными синусами, и Ньюмен
искусно коагулировал и отделил их. Наконец, височная доля была свободна и
Маннергейм вынул эту часть мозга из черепа Лизы и бросил в лоток из
нержавеющей стали, поданный операционной сестрой Дарлин Купер. Маннергейм
взглянул на часы. Все идет хорошо. В ходе проведения операции настроение
его вновь изменилось. Теперь он был исполнен радости и справедливого
удовлетворения своей работой. Все проделано вдвое быстрее обычного. Можно
рассчитывать, что в полдень он вернется в кабинет.
металлический отсасыватель, а в правую зажим. Он тщательно обработал
прежнее место нахождения височной доли, отсасывая мозговую ткань. Он
называл это удалением глубинных ядер. Это была, вероятно, наиболее
рискованная часть процедуры, но именно она и нравилась Маннергейму больше
всего. Маннергейм действовал отсасывателем с величайшей уверенностью,
избегая касаться жизненно важных структур.
заблокировала отверстие. Послышался слабый свистящий звук, а затем частица
прошла по трубке. - Музыкальные уроки, - произнес Маннергейм. В устах
Маннергейма после всего вызванного им напряжения это обычное среди
нейрохирургов присловье прозвучало смешнее обычного. Рассмеялись все, даже
два японских врача.
сократил вентиляцию пациента. Он хотел, чтобы кровяное давление Лизы
немного поднялось, пока Маннергейм осматривал полость, чтобы
удостовериться в отсутствии кровотечения. После тщательной проверки
Маннергейм признал операционное поле сухим. Взяв иглодержатель, он стал
закрывать прочную мозговую оболочку. В это время Ранад начал понемногу
уменьшать анестезию. По окончании операции нужно было иметь возможность
удалить трубку из лизиной трахеи, не вызвав у нее кашля и напряжения. Это
требовало искусной оркестровки всех применяемых медикаментов. Кровяное
давление у Лизы ни в коем случае не должно было повышаться.
наложил последний шов. Мозг Лизы был вновь закрыт, хотя оболочка
опустилась и была темнее удаленной височной доли. Маннергейм приподнял
голову, восхищаясь плодами своего искусства, затем, отступив назад, резко
снял резиновые перчатки. Звук эхом пронесся по комнате.
затягивайте это на целую вечность.
старайтесь помогать мне, а не мешать.
Пользуясь пинцетом с шершавыми зубчиками, он захватил кромку раны и
частично вывернул ее. Затем он погрузил иглу глубоко в кожу, стараясь
захватить и надкостницу, и вытащил иглу из раны. Отсоединив иглодержатель
от хвостовика иглы, он захватил им острие и вытащил нить из раны.
Практически таким же образом он продел нить через другую кромку раны и
вытянул ее в подставленную руку доктора Лоури, чтобы тот сделал узел. Эта