Чтение 10–й страницы книги ~Имперские ведьмы~

ГЛАВА 19

Кракен окончательно истаял едва ли не через сутки, но Влад и Чайка ничуть не жалели об этом времени и не считали его потерянным. Собственно говоря, не будь здесь никакого кракена, они все равно не разомкнули бы объятий. Однако всему на свете рано или поздно приходит конец.

- Уф, жарко!.. - произнесла Чайка.

- Да, душновато, - согласился Влад.

Он поднялся, подошел к боковому пульту, куда было выведено управление системами жизнеобеспечения, присвистнул:

- Ого! А ведь у нас с тобой воздух кончается. Система регенерации сдохла. - И, перехватив удивленный взгляд Чайки, поспешил поправиться: - Нет, она и не была живой, просто выработала свой ресурс, и теперь у нас кончается воздух. В баллонах - сущие слезы. Помнится, Мирзой-бек предупреждал, что компрессора у нас нет...

Подобная напасть Чайке в голову не приходила. Одевка и помело всегда надежно защищали ее, так что юная ведьма попросту не задумывалась над тем простым фактом, что в космосе нечем дышать. Она потерла нос, соображая, потом спросила:

- Что же делать?

- Это у тебя надо спрашивать. Мы летаем, пока кислород в баллонах есть, а твои прабабки улетели со Старой Земли безо всяких баллонов. И одевок у них в ту пору не было. Значит, дышали чем-то над океаном.

- Им достаточно было разогнаться и проломить дорогу на Новую Землю. Для этого одного часа за глаза хватит, даже если рядом с островом находишься. Один час можно и не подышать. А на Новой Земле есть и одевки, и все остальное. Так на Новую Землю мы хоть сейчас можем попасть. Только ведь там заклинание это паршивое действует.

- Это верно. Очень не хочется сообщать старухам, что мы живы. Да и тебе не стоит возле генераторов лишний раз сшиваться.

- Точно... Ты говорил, там какой-то высокий фон. О каких глупостях теперь приходится думать...

Чайка уже не лежала, ткнувшись в плечо Владу, а сидела на корточках в любимом углу, покачивала в руках метлу, словно прикидывала его тяжесть. Куда-то исчезла девушка, не способная говорить ни о чем, кроме любви, перед Владом вновь была ведьма, готовая решать невыполнимые задачи и сокрушать преграды. И даже нагота никого не ввела бы в заблуждение: ведьма остается ведьмой вне зависимости от одежды.

- Сущие слезы - это сколько? - спросила Чайка.

- Если в рубку кислород стравливать, то дня на три. Если в масках сидеть, то побольше - в маске собственный патрон регенерации. Вот только маска у нас одна. Если в очередь будем в маске сидеть, то дней на пять растянем, может быть, на семь. А до ночи Малой Луны десять дней. Ни при каком раскладе не выдержим.

- Получается, что одному воздуха хватит на две недели, - задумчиво произнесла Чайка. - То есть один запросто досидит.

- Нас двое, - Влад даже не счел нужным возмутиться.

- Конечно, двое. Но ты обычный мужчина, а я - ведьма. Ты будешь в маске, а я попробую вообще не дышать. - Чайка улыбнулась беспомощно и добавила: - Трудно будет...

- Не дышать десять дней? - недоверчиво спросил Влад. - Думаешь, справишься?

- Не знаю. Я ни разу не пробовала. - Чайка улыбнулась еще раз, хотя на глазах стояли слезы. - Не дышать - ерунда. Если невмоготу станет, вынырну - и все дела. Вот только... ты меня не забудешь за это время? Ведь десять дней не увидимся...

Это было сказано так неожиданно и наивно, что Влад принялся доказывать, что не разлюбит Чайку за десять дней. И когда он это доказал, дышать в рубке было уже совсем тяжело. Теперь приходилось действовать, и Чайка, перехватив помело поудобнее, сосредоточилась и замерла, обратившись в голубую торпеду.

Влад повздыхал от тоски и недостатка кислорода, нацепил маску и занялся делом. На индикаторе пси-вектора был установлен зуммер, который Влад отключал всякий раз, как оказывался в пространстве один. Теперь зуммер надо было не просто подключить, а сделать так, чтобы он гудел в те мгновения, когда пси-вектор не падает, а растет. Говорят, в прежние времена такие вещи делались простой перекидкой контактов, но сейчас зуммер пришлось довольно хитрым способом перепрограммировать.

- О, эти современные технологии! - мурлыкал Влад сквозь маску. - Ужас, ужас, ужас! Пам-тирам-пам!

Торпеда светилась в любимом Чайкином углу, и Влад не знал, видит ли его Чайка, слышит ли, понимает ли, чем он занят... На всякий случай он комментировал любое свое действие, рассказывал, что и зачем делает.

- Вот так мы его наладим, теперь он гудеть будет, ежели гости из инферно пожалуют... Никто к нам скрытно подобраться не сможет. А мы еще от локаторов сигнал подадим, так совсем славненько станет... Теперь, ежели что, он меня разбудит. А я спать лягу, так, говорят, меньше воздуха потребляется...

Десять суток тянулись до бесконечности медленно. Влад спал, сколько получалось (не очень-то спится, когда с любимой совсем рядом происходит неведомо что, быть может - опасное, и уж во всяком случае, не слишком приятное). Остальное время он или лежал, вслух разговаривая с неподвижно висящей торпедой, либо сидел за пультом, безуспешно пытаясь определить координаты корабля, узнать, куда их занесло из Вселенной, не знающей расстояний.

Обычно звездолет ориентировался по излучению квазаров, после чего в ход шли внутригалактические объекты. Но сейчас звездолет оказался так далеко от родной галактики, что даже если в зоне видимости и очутились какие-то известные квазары, то спектральные их характеристики оказались изменены настолько, что узнать их не представлялось никакой возможности. Оставалось надеяться на сверхчувственное восприятие помела, которое, по словам Чайки, может найти дорогу домой абсолютно откуда угодно.

Странно, вроде бы они сделали все, чтобы как можно дальше бежать и от имперских властей, и от совета ведьм, но едва добились своего, как захотелось быть поближе к людям. Робинзонить приятно, если в любую минуту можешь вернуться в родной Йорк. Всякая непреодолимая преграда бросает человеку вызов и существует только для того, чтобы ее преодолеть.

Он точно рассчитал время, начиная с которого им обоим хватило бы воздуха, и сообщил об этом Чайке. Голубая сигара осталась безмолвной. Впервые Влад перепугался по-настоящему, что Чайка не сумеет вернуться, когда подойдет срок... В конце концов, хронометра у нее нет, и она может оставаться с своей нирване до тех пор, пока подобие смерти не обратится в смерть настоящую. Влад видел лишь один способ проверить свои опасения: воспользоваться биоманипулятором в надежде, что шок от прикосновения ненавистной кремнийорганики заставит Чайку выйти из прострации. Способ вдвойне жестокий, поскольку сам Влад мог сколько угодно касаться квазиживой кремниевой плоти. Ему был недоступен этот ужас и неведома такая мука, но именно поэтому он не мог допустить, чтобы язык кадавра коснулся Чайки. Разве что в самом крайнем случае, когда ничего другого не останется...

Крайний случай не наступил. Десятые сутки были еще далеки до исхода, когда безо всякого предупреждения голубое свечение погасло и в рубке объявилась Чайка. По счастью, именно в эту минуту Влад смотрел в угол, так что метаморфоза произошла прямо на его глазах.

Вид у Чайки был неважнецкий, лицо осунулось и приобрело мертвенно-фиолетовый цвет, круги под глазами пугали грозовой чернотой, но сами глаза сияли радостью. Чайка судорожно открывала рот, стараясь вдохнуть спертый воздух рубки, отчего казалось, что она пытается сказать что-то вслух, хотя колдунье вовсе не обязательно издавать звуки, чтобы говорить.

- Получилось! Ведь получилось! - услышал Влад.

Влад кинулся к Чайке, на ходу сорвал кислородную маску:

- Дыши! На вот!..

Чайка безропотно позволила прижать маску к лицу, не вдохнула, а словно бы куснула воздуха. Лицу медленно возвращался нормальный цвет.

- Как ты? - тревожно спрашивал Влад.

- Нормально. Первые три дня трудно было, а потом уже все равно.

Влад видел, что ничего нормального нет, Чайку водит, словно в сильном жару, когда с минуты на минуту может начаться бред. И ежели случится такое, то они вовсе никуда не улетят, а останутся дрейфовать в пустом пространстве, бесконечно далеко от любой из галактик.

Интересно, можно ли вылететь за пределы метагалактики, и если можно, то что встретит путешественника там?

Постепенно Чайка отдышалась, шалым глазам вернулось осмысленное выражение, она начала стаскивать маску и требовать, чтобы Влад тоже подышал немного. Влад дохнул пару раз, затем принялся возвращать маску Чайке. Часа три прошли в нежных препирательствах, кто именно должен дышать свежим воздухом, затем пришло время действовать. План действий был обговорен заранее, так что Влад заставил Чайку напялить на голое тело китель - невелика защита, но все-таки антирадиационная пропитка имеется и у кителя, - затем Чайка последний раз хлебнула кислорода, и люк между помещениями был захлопнут.

- Летим?

- Летим!

Скорость они набрали во мгновение ока и пронзили пелену в ту самую минуту, когда Малая Луна воцарилась на небосводе Новой Земли. Ночь плеснула навстречу фантомами недоступных звезд и стеной холодного душистого воздуха. Даже не просто холодного, а ледяного, пронизывающего, хотя что там пронизывать, когда на тебе не надето ничего, кроме собственной кожи.

Влад непроизвольно вздрогнул, стараясь сжаться в комок. На таком ветру замерзнешь до смерти в пять минут.

- Что-то не так? - донесся голос Чайки.

- Прохладно слегка, - отозвался Влад.

Внизу тянулась бескрайняя снежная равнина, лишь вдали приподнимались на жалкую десятикилометровую высоту такие же заснеженные и мертвые горы. Крошечная луна, размером не более полградуса, заливала пейзаж призрачным светом.

- Да, - согласилась Чайка. - Здесь мы одевок не отыщем. Все замерзло.

- А до дому отсюда далеко?

- До дому отовсюду близко. Часа через полтора будет точка, откуда можно выпрыгнуть в знакомые места. Наверное, так и придется делать. Там океан не пустой, есть острова. Найдем остров, где можно дышать, и пересидим две недели.

- За полтора часа я дуба дам! - взмолился Влад.

Он почувствовал, как Чайка проникает в него магическим взором, стараясь понять, что, собственно, не в порядке. Затем Чайка вскрикнула, словно это ее обожгло тридцатиградусным морозом.

- Скорость! Влад, миленький, продержись полминуты!

- Нормально... - просипел Влад, направляя иглу катера, куда указывала Чайка.

- Пошел!

Корабль проколол пелену, ветер мгновенно стих, из кондиционера ощутимо пахнуло теплом. Но Влад понимал, что теперь в их распоряжении лишь те кубометры воздуха, что они успели зачерпнуть, пока неслись над тундрой, в которую их так неудачно закинуло. Понимала это и Чайка.

- Сейчас опять к Земле нырнем! - крикнула она. - Надеюсь, там будет теплее, хотя заранее ничего знать нельзя.

- Ты не оправдывайся, а дорогу показывай! На этот раз они попали в края, где царило лето, хотя ночной ветер показался окоченевшему телу пронзительным и неприятным. Впрочем, через минуту Влад притерпелся и послушно выполнил все маневры, которые требовала Чайка. Он ничего не говорил, не комментировал ее действия, лишь поминутно поглядывал на часы. Время убегало стремительно, от недолгой ночи Малой Луны минуло больше часа.

- Болото! - крикнула Чайка. - Рискнем?

- Чем рискуем-то?

- Может, здесь одевок нет. Они ведь не во всяком болоте водятся.

- А времени у нас сколько в запасе?

- Полчаса, думаю, можно потратить. Если опять в зиму не влетим, все будет нормально.

Корабль опустился на краю трясины. Влад и Чайка выскочили наружу. Влад слишком хорошо помнил, как во время прошлой охоты на одевок их перехватила Вайша, и теперь он чувствовал себя крайне неуютно. К тому же одно дело сидеть голышом в рубке, совсем иное - разгуливать в костюме Адама под открытым небом. А Чайка вела себя совершенно естественно. Сказывались годы детства: первой одевкой молоденькие ведьмочки разживаются лет в десять-двенадцать.

Однако и Чайка нервничала, понимая, что время поджимает, и если не успеешь приманить одевку, то вторую неделю в маске уже не просидишь. А нервничать и торопиться, когда подманиваешь одевку, не следует, болотная жительница никуда не торопится и не понимает торопливых. Полчаса были на исходе, а из трясины так никто и не показался, хотя Чайка сказала, что одевки тут есть, она их чувствует.

"Ну, хоть не мне, - молил Влад, - Чайке! Она же там, в горячей зоне... Ей нельзя без одевки, ведь облучится, а радиофагов у меня кот наплакал..."

- Время, - с огорчением сказала Чайка, караулившая добычу на другом конце островка. - Пора уматывать. Ничего, как-нибудь доберемся в океане туда, где можно дышать, там две недели пересидим и снова попробуем. Торопиться нам теперь некуда.

- Хорошо, - согласился Влад.

И в это мгновение он увидел одевку. Пестрый лоскуток размером едва в две ладони выполз на сухое. Зверек явно не знал, куда двигаться, он пришел на отчаянный призыв, но так и не понял, кого он должен спасать: ведь тот, кто звал, больше беспокоился не о себе, а о другом. Куда прикажете ползти в такой ситуации?

- Влад! - позвала Чайка. Она уже бросила охоту и торопилась поднять Влада в люк.

Время и впрямь поджимало, и Влад поступил, как не следует поступать с одевками: грубо схватил ее и, недолго думая, зашвырнул в открытый люк. Чайка, находившаяся по ту сторону корабля, не успела ничего заметить. Зато одевка, мигом раскаявшаяся в своем добросердечии, успела основательно вцепиться нахалу в руку. Ладонь словно огнем ожгло, так что вздумай Влад насильно удерживать одевку в руках, его решимости не хватило бы и на минуту.

А следом Чайка столь же бесцеремонно отправила в люк Влада. Все торопились, всем было некогда.

Не обменявшись ни единым словом, двое разбежались по местам, корабль взмыл в зенит. Разгонялись, щедро тратя набранную недавно воду. А ведь без нормальной одевки недостаток воды тоже может стать серьезной проблемой...

Космос кольнул глаза огнями далеких галактик, затем они снова на несколько минут скользнули к Новой Земле, где, обещая ветреный день, на полнеба пламенел восход. Набрякшая усталостью Малая Луна падала к горизонту, безопасного времени оставалось меньше четверти часа. Последний раз дракон-отщепенец прочертил запретное для него небо и на истекающих минутах ночи канул в океан.

- Ого! - восхищенно воскликнул Влад.

Они вывалились в самую середину густого звездного скопления. После мертвого пространства, где они дрейфовали совсем недавно, вид бесчисленных звездных огней поражал воображение.

- Нравится? - спросила Чайка.

- Замечательно!

- Только это не твой архипелаг... Ну, как ты его называл... не та галактика, где мы встретились. Туда еще лететь и лететь, даже если к Новой Земле подныривать, все равно за ночь не уложишься.

- Плевать. Давай выбирать планету. Подумать только, целая галактика для нас двоих!

- Ага. Я ее тебе дарю.

- Ну вот... Это я должен тебе звезды дарить, а не ты мне.

- Хорошо, - покладисто согласилась Чайка. - Это ты даришь мне эту галактику. А я тебе в следующий раз подарю. Ну что, куда летим? Тут несколько подходящих островов есть, до которых мы добраться успеваем.

- Погоди минуту, - виновато сказал Влад. - У меня тут проблема, которую без тебя не решить.

Неизвестно, что вообразила Чайка, но в рубку она ворвалась через три секунды.

- Вот, - сказал Влад, указав на крошечную одевку. - Я ее приволок, не успев приручить, а теперь она мечется. Мне ее уже дважды пришлось с пульта сгонять.

Одевка сердито посверкивала глазками и, казалось, готова была зашипеть, если бы только одевки умели издавать звуки.

- Ой, - произнесла Чайка, - какая лапонька! Куда ж такую крохотулю?

- Другой не было. Мне и с этой возиться было некогда, я ее за шкирятник схватил и сюда закинул.

- Бедняжка... - Чайка протянула руку к одевке.

- Она кусается! - поспешно предупредил Влад, но Чайка не успела или не пожелала отдернуть руку. Одевка дернулась, на концах пальцев повисли капли крови.

- Больно... - обиженно произнесла Чайка. Влад рванулся было на помощь, но остался на месте, сообразив, что Чайка, захоти она это, сто раз могла бы уклониться от атаки, просто сейчас она исправляет последствия поспешной Владовой неуклюжести.

- Бо-ольно...

Одевка была в растерянности. Она съежилась, сжавшись в комок, словно старалась вовсе исчезнуть с глаз долой. Потом, видя, что раненая рука по-прежнему протянута к ней, подползла и осторожно слизнула кровь.

- Вот и помирились.

Одевка осторожно всползла на руку, обратившись в подобие черной перчатки. Чайка, сидя на корточках, не то баюкала больную руку, не то осторожно ласкала успокоившегося зверька.

- Куда ж мы ее денем, такую маленькую? Ей бы еще расти лет пять. Хотя лучше такая одевочка, чем вовсе никакой. Ну-ка, давай, малышка, поехали!

Одевка, непредставимым образом растягиваясь, охватила шею Чайке, обратившись в подобие живой горжетки.

- Вот видишь, теперь нам с ней воздуха почти не нужно. Все-таки нужно, но совсем капельку.

- Ты бы лучше ее вот сюда, - Влад коснулся живота. - А то облучишься возле генераторов, потом с детьми будут трудности.

Чайка поникла, плечи ее опустились. Целую минуту она молчала, глядя в пол, потом тихо сказала:

- Зачем ты это сказал? Ты же знаешь, что у меня дочки никогда не будет.

- С чего ты это взяла?!

- А как же? Чтобы ребенок родился, нужно к старухам идти, а я к развоплощению приговорена.

- Вот уж в этом деле мы как-нибудь без старух обойдемся! - весело закричал Влад и сгреб Чайку в охапку.

Бдительная одевка немедленно окрысилась и вцепилась нахалу в предплечье. Пришлось успокаивать одевку, потом лечить свежую рану и все это время Влад объяснял Чайке, откуда у людей берутся дети. Когда Чайка поняла, что родившийся столь волшебным образом малыш будет не только ее, но и Влада, она пришла в такой восторг, что Владу пришлось уговаривать любимую сначала добраться к ближайшей кислородной планете и лишь потом заводить детей.

Одевка уже ничего не понимала, хотя и кусаться больше не пыталась, а только таращила изумленные глаза. В конце концов Чайка старательно соорудила из одевки тончайшее подобие мини-бикини и отправилась к реактору.

Через несколько часов ступа опустилась на берегу ленивой реки, и первые люди этой земли ступили под безгрешное небо.

ГЛАВА 2О

Пробная партия торпедных ускорителей поступила на Седьмую опорную базу через три месяца после заключения договора. Торпеды объявлялись у самой базы, где прежде их не видывали. Шесть торпед правильным многоугольником окружали седьмую. Эту седьмую и забирал высланный навстречу истребитель. Конвой из шести торпед немедленно исчезал, торпедники тоже побаивались новоявленных партнеров.

Расплачиваться приходилось отремонтированными кораблями. Пустые звездолеты присылались торпедниками исправно, в количествах больших, нежели нужно. На всякий случай люди Мирзой-бека браковали каждый десятый звездолет, говоря, что его уже невозможно вернуть в строй. Торпедники не возражали, тут же присылая новые корабли. Корабли почти новые и совсем старые, погибшие триста лет назад, во время первых, самых безнадежных боев. Вскрывали полученные истребители бригады особистов, но все равно по базе поползли слухи самого зловещего свойства. Даже у видавших виды служак не выдерживали нервы, когда одну задругой приходилось вскрывать летучие гробницы. Разлагающиеся трупы недавно погибших пилотов и засохшие останки, пролежавшие в рубках полтора и два столетия... Оказывается, почти никто из погибших в бесконечной войне не погиб сразу, а еще многие годы пилоты пребывали в самом страшном рабстве.

Специалисты, выдрессированные Мирзой-беком, запускали слухи один нелепей и чудовищней другого, жутковатая правда терялась среди них, но все же всякому было ясно, что на базе происходит нечто из ряда вон выходящее. И долго скрывать это от ставки, конечно, не удастся. Мирзой-бек был не настолько самонадеян, чтобы полагать, будто его сотрудники выявили всю независимую агентуру ставки. Управление государством слишком щекотливое дело, чтобы доверять только той информации, что поступает от наместников и командующих базами. Донесения их непременно должны перепроверяться, и для этого у столичных коллег начальника Особого отдела имеются достаточно эффективные методы. И бурная деятельность, которую развернул новый командующий, конечно, не останется незамеченной. Уже дважды радисты Особого отдела ловили всплеск гравитационных возмущений, настолько похожий на естественный, что не оставалось сомнений - работает тщательно замаскированный передатчик, характеристики которого отсутствуют даже в самых секретных перечнях. Вряд ли осведомитель очень хорошо знает, что происходит в недрах Особого отдела; прежние годы не прошли зря, в отделе работали лишь преданные люди да пара давно вычисленных осведомителей, которым поставлялась тщательно отфильтрованная деза. Один из этих осведомителей был назначен руководителем группы по изучению старинных кораблей, якобы извлеченных из обнаруженного узла локальных гравитационных возмущений. Работа эта была "жутко" засекречена, так что второй шпион сообщал лишь слухи, подтверждавшие, что в Особом отделе занимаются чем-то особенным.

В официальных отчетах нейтрально сообщалось, что на базе ведутся работы по исследованию локальных гравитационных возмущений.

Ничего конкретного в отчетах не было, но обнаруженные возмущения назывались ловушками, откуда столичные аналитики могли сделать немало полезных выводов. Ясно, что новый командующий кое-что приберегает для себя, но рассматривать эту недоговоренность как государственную измену ни у кого язык не повернется. Хотя, конечно, следовало ожидать проверки.

Проверка и впрямь была отправлена, но до места не долетела. Официально это была как бы и не проверка, а вовсе наоборот. Посланец императора летел, дабы вручить Мирзой-беку титул императорского высочества и утвердить его в должности командующего на вполне законной основе. Личная яхта императора, на борт которой венценосный владыка, впрочем, никогда не ступал, была атакована в опасной близости от Земли, так что картину недолгого боя можно было наблюдать крупным планом, и в ставке не было никаких сомнений, что это дело рук торпедников.

Ведьмам, разумеется, был не нужен дракон-переросток, для управления которым требовалось не меньше дюжины сестер. Ведьма по сути своей одиночка и в команде летать не станет. Императорская яхта была доставлена на Седьмую опорную базу и передана Мирзой-беку. Сначала совет Новой Земли хотел слупить за яхту какую-то особую цену, но в конце концов торговцы живым товаром сговорились на цене обычной, и за императорских эмиссаров было отдано сорок поспешно обученных каторжников. Как и предвидел Мирзой-бек, высокие гости должны были не только возвести его в императорское достоинство, но и учинить тщательную проверку обстоятельств гибели предыдущего командующего, а заодно и таинственных исследований, которые развернул Мирзой-бек.

По требованию Мирзой-бека законодательство провинции Великая Ньянма спешно ужесточили, на планетах проводилась кампания по борьбе с преступностью, и в то же время смертная казнь была отменена, так что каторжники поступали в обучающие центры широким потоком. Если прежде пилотированию обучали только солдат, совершивших какое-либо преступление, то теперь туда загребали всех кряду, и даже женский отряд был сформирован, но уже после того, как Мирзой-бек выяснил кое-что о своих союзниках.

Мирзой-бек понимал, что сейчас он уязвим как никогда. Долго скрывать подобную деятельность от ставки не удастся, а в случае вооруженного конфликта даже десятикратное преимущество в скоростных истребителях его не спасет. Мятеж просто-напросто задавят тупой силой, как то бывало триста лет назад. А еще больше беспокоили торпедники, о которых, по здравому размышлению, так ничего и не было известно. Ах, если бы удалось заполучить лейтенанта Кукаша и его зеленоглазую подругу!..

Впрочем, самое главное Мирзой-бек знал: в его руках не оружие противника, а пленные. А значит, есть возможность вербовки.

Секретная лаборатория была создана на одной из безжизненных планет, отличавшейся густой и ядовитой атмосферой. Центральный зал изнутри был выстелен квазиживой кремнийорганикой, а через каждые полтора метра вмонтирован биоманипулятор. Предполагалось, что это достаточная защита от освобожденной торпеды.

В центре зала был установлен металлический постамент. Большой манипулятор вынес на него пленную торпеду и разжался.

Лет двести назад такие опыты уже ставились и ничем хорошим не кончились. Тогда торпеда разнесла вдребезги лабораторию и с большим трудом вновь была спелената уцелевшими манипуляторами. Научный результат тех опытов равнялся нулю. Опыты были признаны слишком опасными и прекращены на полтора столетия. Разумеется, Мирзой-бек так просто не отступился бы, но в ту пору он еще не родился, а за полтора столетия пыл исследователей поугас, тем более что пойманная торпеда была слишком дорогой вещью, чтобы пытаться взломать ее методом научного тыка, не гарантируя начальству никаких результатов.

В какой-то запрещенной книге Мирзой-бек читал, что имперский строй не заинтересован ни в чем, кроме самосохранения, а значит, его неизбежно ждет застой и гибель. Запрет на исследования пойманных торпед как нельзя лучше подтверждал эту зловредную теорию.

Теперь, когда в распоряжении Мирзой-бека появились первые пойманные торпеды, исследования были возобновлены. В отличие от той давней попытки в изолированном зале не было ничего, никаких приборов, приспособлений и прочего, что вырвавшийся торпедник мог бы использовать в качестве оружия. Имелось лишь несколько телекамер, передававших изображение наблюдателям, которые в свою очередь были изолированы и могли только смотреть и комментировать происходящее. Очень быстро выяснилось, что предосторожность эта была нелишней. Наблюдатели дружно взревели и кинулись было освобождать пленницу. Когда у них ничего не получилось, они один за другим попадали мертвыми. Впоследствии выяснилось, что оружие, убившее их, было сродни поводкам, на которых тюремщики держали осужденных. Невредимыми остались лишь те экспериментаторы, которые находились на достаточном удалении не только от лаборатории, но и от планеты. Поскольку пара камер уцелела, было решено продолжить вивисекцию пленной торпеды. Биоманипуляторы на стенах остались неподвижны, выжившие люди профессора Мелоу разглядывали мечущуюся торпеду. Опускаться на оставленный для нее насест она явно не собиралась.

- Пусть подустанет, - распорядился Мелоу со своего очень удаленного наблюдательного пункта.

Подустала пленница через двое суток. Сияние погасло, на помосте объявилась женская фигура.

- Это люди! - полетел зашифрованный сигнал по личному каналу командующего.

Девица лет двадцати пяти в вызывающе ярком комбинезоне и с каким-то непонятным предметом в руках. Мирзой-бек даже в детстве не читал европейских сказок и, если бы не справка, услужливо легшая ему на стол, ни за что не догадался бы, что за штуку держит вскрытая, наконец, торпеда.

Никогда еще аналитическому отделу не приходилось перерабатывать такой массив оккультной литературы, и никогда прежде работа не приносила столь ничтожных результатов. Зато экспериментаторы преуспели весьма. Через специальный кессон в зал поместили переговорщика. Каторжник, которого в виде исключения держал на поводке не лорд-капитан Ногатых, а сотрудник куда более доверенный. Использовать механизмы, радиопередатчики и динамики князь-полковник Мелоу посчитал излишним. Незачем предоставлять в распоряжение пленницы технику, которую она неведомо как станет использовать. Во время опыта полуторастолетней давности камера была напичкана всевозможной техникой, однако это совершенно не помогло сотрудникам той лаборатории. Торпедники общались с людьми через пленного пилота, точно так же собирался действовать и Мелоу. Результат вновь оказался не вполне таким, какой ожидали, но все же вполне приемлемым. Поводок, на котором держали смертника, был немедленно сорван и столь же мгновенно накинут на доверенного сквайр-лейтенанта, хотя последний находился далеко за пределами системы, где происходили опыты. Несчастный сквайр забился в падучей, требуя, чтобы торпеда была срочно отпущена на волю.

- Свободу необходимо заслужить, - продиктовал Мирзой-бек.

Слова эти были переданы как рвущемуся из рук охраны сквайр-лейтенанту, так и каторжнику, ожидающему гибели от рук девицы, вновь обратившейся в торпеду. Каторжник, еще не знающий, что поводок с него снят, послушно прокричал слова командующего, а затем изумленно сообщил:

- Она спрашивает: "Чем заслужить?"

- Прежде всего, прекратить бессмысленные метания и убийства, а начать разговаривать, - поставил первое условие Мирзой-бек.

Свечение погасло, девица вновь обнаружилась на металлическом помосте. Выражение ее лица не обещало ничего хорошего, но освобожденный каторжник все еще был жив и даже передал слова не издавшей ни единого звука пленницы:

- Она спрашивает: "Что дальше?" Процесс пошел. Мирзой-бек наконец смог говорить, и его слушали, хотя не верили ни единому слову и не соглашались ни с одним предложением. Покуда не соглашались... Как известно, если женщина говорит "нет", это значит, что она хочет покапризничать, прежде чем сказать "да". Мирзой-бек не мог похвастаться слишком большой популярностью у женщин, но эту несложную истину он знал.

ГЛАВА 21

К гранд-майору Кальве явился посетитель. Вообще, во времена полноценной жизни, Кальве был мужиком компанейским, даром что гранд, но любил выпить под проникновенную беседу и в картишки мог перекинуться, исключительно в коммерческие игры, аристократией презираемые. Впрочем, игра и проникновенные беседы всегда бывали аккуратны, ибо сам Кальве и его собеседники минуты бы не задержались донести на собутыльника, сболтни он хоть что-то достойное доноса. Так что приятели у Кальве были, а друзей не было, и некому оказалось навещать болящего в его комфортабельной палате. И на этот раз его навестил не друг, а прямой и непосредственный начальник. Князь-полковник Канн, формально возглавивший Особый отдел, но оставшийся бессловесным исполнителем воли Мирзой-бека. Бывают такие люди, которые остаются исполнителями, как бы высоко они ни поднялись по служебной лестнице. Они грамотны, компетентны, толковы, но совершенно безынициативны. В науке такой деятель, даже защитивши докторскую диссертацию, фактически остается лаборантом при бывшем научном руководителе, в политике - референтом, а двинувшись по части военно-административной, становится вечным замом. Стать начальником Особого отдела полковник Канн смог только потому, что Мирзой-бек желал по-прежнему контролировать работу спецслужб.

И вот этот самый вечный зам явился в больничную палату проведать бывшего подчиненного.

Палата для высшего командного состава - это не солдатский лазарет, где койки громоздятся едва ли не в два этажа. Тут не приходится сидеть на табуреточке возле изголовья и прятать принесенный грейпфрут в тумбочку. Князь-полковник Канн удобно развалился в кресле, кинул благожелательный взор на Кальве, который, скорчившись, сидел на диване.

- Скорбим? - произнес Канн.

Кальве ничего не ответил. За последний месяц от него не сумели добиться ни единого слова, никакой реакции на окружающее. Впрочем, жестких методов к гранд-майору и не применяли. Кальве целыми днями сидел на диване и изредка постанывал. Членораздельных звуков добиться от него не удавалось.

- У царя Мидаса - ослиные уши, - продолжил беседу князь-полковник.

Это была кодовая фраза, которой, впрочем, гранд-майор никогда не слышал, хотя и был особо доверенным лицом Канна. Просто время от времени, примерно раз в полгода, князь-полковник Канн требовал к себе в кабинет одного из тех каторжников, что курировал гранд-майор, а затем Кальве по сигналу врубал поводок на полную мощность и через пять минут забирал труп. Что именно делал Канн с приговоренными, Кальве предпочитал не интересоваться; в таких делах чем меньше знаешь, тем слаще спишь. Может быть, князь-полковник проводит какие-то личные исследования, мечтая получить менделевскую премию, а верней, что просто тешит садистические комплексы. Маленькая, простительная слабость, в глазах Кальве даже и не слабость вовсе. Если бы тут появилась возможность, скажем, для шантажа, гранд-майор, конечно, не упустил бы ее, но как можно шантажировать подобными мелочами заместителя начальника Особого отдела? Это все равно, как если бы секретарша вздумала шантажировать своего шефа тщательно скрываемым фактом, что вместо престижного кофе он предпочитает пить в своем кабинете горячее толокно. Странно, немножко смешно, но большой начальник имеет право на забавные странности.

На самом деле никаких опытов Канн не ставил. И странность у князь-полковника была не забавная, а, прямо скажем, несовместимая с его должностью. Нынешний начальник Особого отдела не умел хранить секреты. Сотни и тысячи тайн, к которым он имел доступ, жгли язык. А за разглашение большинства из этих секретов полагались репрессии, от которых не спасет ни титул, ни звание, ни высокая должность. Публичная казнь, долгая, стыдная и мучительная. Пару раз князь-полковник лицезрел такую экзекуцию, и зрелище это не шло у него из головы. И все же болтливость оказывалась сильней чувства самосохранения. Канн знал, что рано или поздно он сорвется. И тогда он изобрел легкий и приятный способ избавляться от комплексов. Оставшись тет-а-тет с приговоренным каторжником, князь-полковник выкладывал ему все тайны и секреты, к каким только имел доступ. А потом наблюдал, как издыхает преступник, осмелившийся коснуться государственных тайн. Таким образом достигались сразу две цели: Канн имел возможность выговориться, а потом получал наглядный урок, что бывает с нарушителями режима секретности.

Но теперь все изменилось - приговоренные каторжники стали слишком большой ценностью, а секреты пошли столь жгучие, что трепещущий язык, кажется, сам готов раззвонить их по всему свету. Тяжела доля брадобрея, допущенного к тайне царя Мидаса.

Вот тогда-то князь-полковник Канн и вспомнил про гранд-майора, который имел достаточно высокую степень допуска, а, учитывая его нынешнее положение, никому ничего не мог разболтать.