Чтение 10–й страницы книги ~Корабль стрекоз~

Но сдохнуть мне на месте, если я чувствовал себя Элиеном
Звезднорожденным в день судеб Лон-Меара!

Мне кажется, классическое бесстрашие окончилось вместе с древностью.

Нет, хоть я и говорю все это, но я не выронил тогда меч. Я не сполз на
пол в шоке, как наверняка поступил бы впечатлительный Олли.

Не исключаю, что здесь снова сработал собачий корень, издревле
известный варанским естествоиспытателям как мощный природный затуплятор.

В общем, я продолжал стоять с мечом наголо.

И уже одно это было по-геройски.

- В чем дело, Игрэ? - сказала наконец Нин. Она старательно прочистила
горло и знакомые стервозные нотки отлажено зазвенели в ее голосе.

- По-моему, то, что происходит между нами тебя не касается. Что ты
пристал с этими Правилами - да они морально устарели сто лет назад!

Кому вообще до этого есть дело, кроме тебя! Прозвучало это как-то очень
простецки, правдиво. И я почувствовал, что выгляжу крайне нелепо. Я ощущал
себя уже почти героем, а тут:

- Может, ты просто ревнуешь Олли?

Я покраснел, как рак. В каком-то смысле, не так уж она была далека от
истины. Она знала, куда лупить.

- Все равно, я хочу, чтобы вы прекратили изматывать Олли. Он и так уже
похож на умертвие!

- Почему тебя это так беспокоит? - спросила Нин, издевательски улыбаясь.

- Потому, что он мой друг. Мы сегодня тренировались и я вам скажу, что
у него уже меч в руках не держится!

- Это еще не повод вмешиваться в его личную жизнь! - изрекла Нин тоном
моей прежней патронессы в борделе. Та страсть как любила это
словосочетание - "личная жизнь". И подразумевала она под этим то же самое
- еблю.

- Послушайте, Нин, меня сам Олли попросил, чтобы я прекратил это все.
Да и вообще, почему вы за него говорите? Он что, глухонемой?

- Хорошо, пусть он сам скажет! - пожала плечами Нин.

- Игрэ, и правда, отвали, - недовольно прогундосил Олли не открывая
глаз.

Нин потерла ладонью о ладонь.

Но я не сдвинулся с места.

- Может, попросим Олли повторить еще раз? - ехидно поинтересовалась Нин.

В какой-то момент мне совершенно явственно показалось, что Нин права.
Самое лучшее, что я могу сделать - это заложить меч в ножны и лечь спать.
И завтра как следует вычитать Олли за все его дегенеративные мелодрамы с
истериками, за все эти взгляды охотничьего пса. Пожалуй, по морде бы даже
не помешало.

Но язык опередил мой мозг.

- Скажите, госпожа Нин, а имя Дидрэк вам ничего не говорит? - спросил я.

Я просто вдруг подумал: если все, что было в "скипидарной" комнате,
просто моя галлюцинация - то откуда ей знать содержимое моих галлюцинаций?

Нин прекратила ездить своей раковиной по полумертвому жезлу Олли и
привстала.

- Дирдэк? Нет. А кто это? - ее замешательство было таким натуральным,
что я и самому себе на секунду показался психически невменяемым. Морочу,
типа, голову серьезному человеку.

- Это имя одного: существа.

- Существа? Ручной улитки, что ли? Эх, ложился бы ты лучше спать, Игрэ,
- ласково сказала Нин.

Ее улыбка была по-хорошему порнографичной. Но вот эта ласковость, вот
эта улыбка и насторожили меня!

Меч я не спрятал.

- Выне возражаете, если я позову Дидрэка? - предложил я - В принципе,
нет. Но только позже! Сейчас я хочу поспать. А потом - пусть приходит! И
вообще, что за глупости лезут тебе в голову! Мало того, что ты испортил
нам с Олли ночь любви! - с притворным вздохом Нин спрыгнула с кровати.

- Дидрэк! - негромко позвал я, как бы в шутку.

- Брось сходить с ума, Игрэ. Между прочим, у меня родилась неплохая
идея. Я думаю, Олли не будет возражать, если мы с тобой сделаем друг другу
приятно?

Нецеломудренно облизывая губы, она стояла передо мной на полдороге к
своей кровати, стояла в чем мать родила и похотливо терла соски пальцами.
Если бы я не работал в борделе, это наверняка подействовало бы. А так, я
просто знал - так делают все.

- Дидрэк! - крикнул я чуть громче, отступая на два шага.

Моя левая рука уже нашарила зеркальце Олли и оно словно бы придало мне
смелости.

- Сейчас же прекрати это! - громко потребовала Нин.

Но я и не думал ее слушать. Я уже орал, что было мочи, и стрекозье имя
разносилось своим глубоким глоточным "э" по лениво просыпающемуся берегу
до самого, казалось, горизонта.

- Дидрэээээээээээээээээээээк!

В тот же миг зеркальце, выброшенное вместе с моей левой рукой вперед,
отразило недовольное лицо, чиркнув по животу и груди Нин.

Словно голубая вода плеснула Нин в лицо - это утреннее небо,
просочившись через дыру в крыше, на секунду отразилось в нем, но тут же
отпружинило восвояси. В какой-то момент в нашем домике стало настолько
тихо, что мне показалось, будто я оглох.

Я сделал шаг назад, но оступился о свои же сапоги, и самым клоунским
образом свалился на спину. Из-за боли в спине и затылке, я пропустил
мгновение, когда в нашу комнату хлынули стрекозы.

Зазвенели разбитые стекла, завизжала и распахнулась вскрытая живым
сквозняком дверь, рассыпалась разобранная на соломинки крыша - они лезли,
летели, просовывались и проникали отовсюду!

Нин пронзительно заверещала, но ее женский визг быстро перешел в
малочеловеческий рев, а рев - в какой-то совсем уж нечеловеческий гул,
перемежающийся низким механическим дребезжанием.

А стрекозы все пребывали.

Такого количества стрекоз я не видел за всю свою жизнь. Думается, если
со всего цинорского побережья собрать всех стрекоз, и то не наскребется
столько. Может быть, в нашей варанской математике даже нет подходящего
числа, хотя грамотей Олли, конечно, заявил бы, что есть.

Там были крупные и крошки, глазастые - и слепыши. Сильные, здоровые,
величиной с ладонь, с наеденными брюхами да бревновидными лапами. И едва
расправившие крыльца, чахлые, субтильные, до прозрачности худенькие. И
стар и млад.

Если бы меня попросили описать их в трех словах, я сказал бы, что они
были разноцветными, уродливыми и хищными.

И, кажется, все они хотели одного - покрепче обнять госпожу наблюдателя
Нин исс Ланай.

Они облепили, обклеили ее со всех сторон таким себе коконом.С минуту
Нин ревела и барахталась в этом клубке. А потом затихла.

Неудобно устроившись в углу, я своими глазами видел, как самая
огромная, яично-желтая стрекоза с выпуклыми, штрихованными глазами сцапала
пробкой выскочившую из кокона крупную черную муху и, захватив ее тело
своими мощными чернеными жвалами, отгрызла ей голову. Некоторое время муха
трепыхалась на полу обезглавленная, но яично-желтый доел и это:

- 14 -

Наступило настоящее, позднее утро.

Труп Нин исс Ланай, покрытый словно бы татуированным пунктиром
коричневых точек, вроде как изучал жизнь букашек - такое могло сложиться
мнение у того, кто не знал бы, что она мертва.

Она лежала на животе, ее глаза были открыты и скошены вбок, словно она
высматривала в земле тайные отнорки каких-нибудь там сверчков или
паучков-бля-тарантулов.

Рука Нин была выброшена вперед, как у спящей, вторая лежала спокойно
вдоль туловища.

Неприкрытые никем ягодицы по-прежнему выглядели довольно спортивно.

Я оттащил ее к самым качелям - мне показалось, будет на свой лад
гармонично - эти жуткие качели и эта жуткая женщина.

Это ж надо было всех одурачить - и нас, и судейский комитет, и,
наверное, много еще кого: Может, у нее еще и муж имеется:

Я сидел на корточках у порога. У моих босых ног лежал Олли - я только
что выволок его из домика.

Строптивое его сердце билось как-то неладно -
туктуктук-тук-туктук-туктук-тук.

Я выдал на гора все известные мне ругательства. Но Олли не очнулся,
чтобы возмутиться и пожурить меня за неотесанность.

Туктук-тук.

"Большим мухам нужно много сока", - вспомнил я.

Чтобы не думать об Олли, я начал размышлять о наших заданиях.

Интересно, какая кара предусматривается за убийство наблюдателя?

Нет, я не боялся, что меня обвинят - любому дедугану была бы очевидна
моя невиновность. И все равно было интересно.

Я перечитал Правила.

Из них вроде ничего не следовало - про убийство наблюдателя там не
сообщалось. Может, правда, тем, кто составлял Правила, такая дичь и в
голову не приходила?

Как это не приходила? - тут же осадил себя я. А наше второе задание?

"Поджарить и съесть человеческое мясо?"