Чтение 10–й страницы книги ~Золотая лягушка~

"А все-таки, откуда им стало известно про Дубова? Каширский? Едва ли. Будь он теперь в Мангазее, то разделался бы со мной без особых сложностей. Остается одно -- Анисим подслушал наш разговор в лавке с Данилой Ильичем. Ведь я же имел неосторожность назвать свое подлинное имя. А уж содержание разговора не оставляло никаких сомнений в том, что обоих собеседников надо убрать как можно скорее. С Данилой именно так и поступили, а вот с Дубовым им пришлось повозиться... -- Василий перевернулся на другой бок. -- А все-таки они, похоже, приняли меня за важную особу, не уступающую по значению воеводе Афанасию. Одного не пойму -- откуда здесь взялся мой портрет? Можно было бы предположить, что это нечто вроде фоторобота, составленного со слов тех, кто меня видел в прошлый приезд. Но что-то не похоже..."

Мысли детектива стали путаться, и он провалился в глубокий сон.

***

Серапионыч неспеша брел в сторону терема Рыжего, с интересом разглядывая дома, палисадники и людей на царь-городских улицах. Вдруг доктор явственно услышал, как его окликнули по имени. Вернее, по отчеству. Доктор обернулся и увидел крытый черный экипаж, запряженный парой лошадок. Из зарешеченного окошка ему махал глава сыскного приказа.

-- А, Пал Палыч, -- обрадовался Серапионыч, -- всегда рад вас видеть.

Экипаж остановился.

-- Как хорошо, что я вас встретил, Серапионыч, -- оживленно заговорил Пал Палыч. -- Похоже, мы взяли след того негодяя, который нападал на князя Владимира и боярина Андрея. Сейчас едем его брать. Хотите посмотреть?

-- Отчего же нет? -- Доктор поправил на носу пенсне. -- С превеликим удовольствием.

-- Тогда поедемте вместе, -- предложил Пал Палыч и распахнул дверь. Серапионыч осторожно влез в экипаж. Там, кроме Пал Палыча, сидели еще несколько стрельцов сыскного приказа.

Экипаж стронулся с места.

-- Коробейник, продавший некоему прихрамывающему человеку три куска мыла, опознал его на улице, и выяснить, где он скрывается, было делом считанных часов, -- сообщил Пал Палыч.

-- И где же? -- полюбопытствовал доктор.

-- Вы не поверите -- в нашей городской канализации! И, что весьма удивительно, их там несколько, не меньше троих.

-- Очень оригинально, -- протянул Серапионыч. -- Мыло, кровь на кресте, канализация...

-- О чем это вы? -- не понял Пал Палыч.

-- Да так, свои мысли, -- неопределенно ответил доктор.

-- В общем, мы перекрыли канализацию в обоих концах Ново-Cпасской улицы, -- продолжал глава приказа, -- а крышку заперли на замок. Так что возьмем их прямо в логове.

За этими разговорами группа захвата доехала до Ново-Cпасской улицы, где собрался, кажется, чуть ли не весь царь-городский сыскной приказ. Несколько стрельцов, вооруженных пиками и секирами, стояли в непосредственной близости от люка. Поодаль толпились многочисленные зеваки.

-- Ну все, можем начинать, -- сказал Пал Палыч, неспешно вылезая из экипажа. Один из стрельцов, гремя ключами, открыл замок, двое других сдвинули канализационный люк с места.

Пал Палыч наклонился над зияющим отверстием и громко крикнул:

-- Вы окружены, сопротивление бесполезно! Выходи по одному, и без глупостей!

Из недр канализации заслышались какие-то неясные звуки, и минуту спустя из отверстия начал появляться перепачканный землей деревянный ящик, оказавшийся гробом. Следом за ним оттуда же вылезли два человека, одетые в лохмотья, от которых разило нечистотами. Оба щурили глаза и что-то бормотали себе под нос. Стрельцы тут же связали им руки и повели в экипаж.

Тем временем с гроба сняли крышку, и под нею оказался уже несколько подпорченный труп некоего богато одетого человека.

-- Князь Владимир! -- узнал покойника Пал Палыч. -- Черт побери, зачем он им понадобился?!

-- Вообще-то я догадываюсь, зачем, -- пробормотал Серапионыч, -- но это долго объяснять.

Глава сыскного приказа вновь склонился над люком и крикнул:

-- А теперь -- хромой!

Из отверстия вылез высокий мрачный тип в дырявой шинели, висевшей на нем, как на вешалке. Он озирался кругом и тоже что-то бормотал.

Стрельцы подвели к Пал Палычу молодого парня в расшитой тесемками синей рубахе.

-- Значит, вы и будете тот самый коробейник Петрушка? -- спросил Пал Палыч.

-- Он самый и есть, -- весело тряхнул парень копной черных кудрей.

-- Посмотрите внимательно, узнаете ли вы этого, гм, человека?

-- А и смотреть нечего, -- Петрушка блеснул белозубой улыбкой, -- он же и есть тот господин, что купил у меня три куска мыла!

Неожиданно "господин" зарычал, будто дикий зверь, и, отринув от себя двоих дюжих стрельцов, вынул что-то из кармана шинели. Не успели охранники схватиться за свои секиры, как он бросился к Петрушке и попытался это что-то засунуть ему в рот. Но, к счастью, неудачно -- стрельцы набросились на него сзади и скрутили руки. На мостовую упал брусок мыла.

-- А вот и третий, -- удовлетворенно сказал Пал Палыч, поднимая мыло. -- Увозите их поскорее в сыскной приказ и проведите дознание по всем правилам, -- отдал он распоряжение своим подчиненным. -- Ах да, еще не забудьте убрать перекрытия в канализации.

-- Все Рыжий виноват со своим дерьмопроводом, -- донеслись до Серапионыча слова одного из зевак в толпе. -- Раньше никаких притонов под землей не бывало...

Серапионыч смотрел, как хромого уводят в черный экипаж. Он тоже опознал человека в рваной шинели, но отнюдь не торопился докладывать об этом главе сыскного приказа. Задержанный в недавнем прошлом был наемником в Придурильской республике и в других "горячих точках", и Серапионыч собственными глазами видел его труп в Кислоярском морге каких-нибудь несколько месяцев назад.

-- Значит, и этот тоже из тех, -- пробормотал доктор. И, обернувшись к главе приказа, попросил: -- Пал Палыч, не позволите ли вы мне поприсутствовать при допросе задержанных?

-- Да сколько угодно, -- рассеянно махнул рукой Пал Палыч.

***

Коренастый мужичок шел по дороге, что-то мурлыкая себе под нос. Время от времени он поправлял лямки рюкзачка и поглядывал по сторонам -- не случатся ли еще какие разбойнички. И вдруг он услышал топот копыт у себя за спиной и быстро развернулся. Завидев карету, он даже как-то расслабился и чуть усмехнулся. И поднял руку, будто голосуя такси, хотя такой жест был совершенно чужд этому миру. Но, что еще более странно, карета, чуть обогнав его, остановилась, и в ней открылась дверца, приглашая пешехода вовнутрь. На ходу снимая рюкзачок, путник потрусил к экипажу. И, плюхнувшись на мягкие сиденья, весело осклабился:

-- Привет, Херклафф!

Хозяин кареты изобразил на своем лице "улыбку крокодила", которая на путника не произвела никакого впечатления.

-- Прифет, Каширский, -- ответил хозяин, хитро поблескивая моноклем, и крикнул извозчику: -- Челофек! Трогай! Мать тфою...

И снова, обращаясь к своему попутчику, вежливо спросил:

-- Я прафильно выразился?

-- В общем-то правильно, Эдуард Фридрихыч, -- отвечал Каширский, разглядывая пуговицы на камзоле попутчика. -- Но пристало ли барону так выражаться?

-- Пристало! Пристало! -- радостно закивал барон. -- Мужик есть тфарь, понимающая лишь грубое слофо.

И, заметив ухмылку Каширского, веско добавил:

-- Вот и князь Григорий со мной по этому фопросу фсегда быль софершенно согласен.

Каширский с нескрываемой досадой пожал плечами и отвернулся к окну. Барон же, выдержав паузу, спросил елейным голосом:

-- Я слышал, у фас были неприятности?

Каширский резко повернулся, видимо, собираясь и ответить столь же резко, но наткнулся на улыбку барона, как на столб.

-- Да, было тут дело... -- промямлил он.

Херклафф же, протирая монокль платочком, продолжал тем же невинным тоном:

-- Я думать, что наш сфетлейший князь ф честь праздника будет ф хорошем расположении духа.

Каширский навострился:

-- Какого праздника?

-- А фы не знаете? -- ехидно отвечал барон. -- Ах, майн гот, я забыл, фы же сидели ф каталашка. Я прафильно фыразился?

-- А выразиться по сути вы не можете? -- не выдержал Каширский.

-- Можно и по сути, -- отвечал барон, водружая монокль на место. -- Хотя я и не особенно ф курсе сути. Тфести лет от князя Григория не было никаких фестей, и вот он фдруг прислал мне приглашений на праздник. Наферное, опять затефайт какую-нибудь гроссе делишко. Еще кофо-нибуть заколдофать... Я так полагать, что фы, херр Каширский, знайть больше? Хотя если фы сидеть ф каталашка...

-- Я хоть и сидел в каталажке, но знаю побольше вашего, Эдуард Фридрихыч, -- не выдержал Каширский. -- Что за праздник, я вам не могу сказать, но, судя по всему, он приурочен к взятию Царь-Города.

-- А разфе Царь-Город фзят? -- блеснул моноклем барон. -- Я этого не заметить...

-- Еще не взят, но вот-вот будет взят, -- с запальчивостью продолжал Каширский. -- И лично я многое сделал, чтобы это произошло скорее и вернее.

-- Ф каталашке? -- растянул губы в улыбке Херклафф.

-- Далась вам эта каталажка, -- ухмыльнулся Каширский. Он понял, что барон его нарочно "поддевает" каталажкой, и усилием воли вернул себе обычное спокойствие. -- Я запустил своих людей в канализацию и дал им соответствующие установки. И одна из них -- устранить Рыжего. Именно он -- тот единственный, кто может реально помешать нашим планам.

-- Да-а? -- удивился Эдуард Фридрихыч. -- А я его фидел на штрассе -- жифой и здорофый!

-- Да этот придурок оба раза промахнулся! -- с досадой проворчал Каширский. -- Сперва задушил моего же человека князя Владимира, а потом -- некоего боярина Андрея. Хотя во второй раз он действовал с наводчицей, но тут уже, что назывется -- хотели как лучше, а получилось как всегда. Ну а князя Владимира пришлось выкапывать из могилы. Я хотел его оживить и тоже зазомбировать, да по времени не вышло. Ну ничего, с этим можно не торопиться. Главное, что Рыжий жив! Да, такая осечка...

-- Быфает, -- с деланным сочувствием покачал головой Херклафф. -- А что за нафотчица -- фероятно, фройляйн Аннет?

-- Вы с ней знакомы? -- резко повернулся Каширский к барону.

-- Не знаком, но фесьма наслышан, -- неопределенно ответил тот. -- O-о, мы, кажется, отшен скоро будем иметь радость фидеть наш благодетель князь Григорий! -- радостно воскликнул Херклафф, когда дорога резко повернула и впереди показался блок-пост, возле которого сновали наемники князя Григория.

***

Барон фон Херклафф, подобно Каширскому, был своим человеком в обеих реальностях, но, многие годы путешествуя туда и обратно, он и сам теперь не мог бы с уверенностью сказать, которая из них для него "основная". Каширский догадывался, что Херклафф имеет свое собственное "окно" в Риге (или в двух Ригах -- "нашей" и "параллельной") и многое отдал бы, чтобы узнать, где оно находится и как им пользоваться.

За несколько недель до потрясшего всю Ливонию съедения Pижского казначея Хейнера фон Трепша некий скромно, но со вкусом одетый господин вошел в здание ЦК Компартии Латвии на улице Элизабетес и, сопровождаемый удивленными взглядами дежурных милиционеров и длинноногих секретарш, беспрепятственно проследовал в кабинет "главного". Хозяин кабинета, плюгавый лысенький мужичонка, почтительно поднялся из-за стола:

-- О, Эдуард Фридрихыч, как я рад вас видеть...

Однако господин Херклафф отнюдь не был склонен к дежурным любезностям:

-- Я же гофорил тебе, дум копф, тупая ты задница, что мне нушно фыфести наши ценности. Там федь есть и тфоя доля. А ты сидеть, как пень, и ничефо не делать!

-- А что я должен делать? -- тихо спросил "главный", и его кроличья мордочка исказилась от страха.

-- О майн готт, с какими болфанами мне приходится иметь дело. Срочно организуй зафарушку! -- приказал гость, надвигаясь на него, как удав.

-- В каком смысле? -- побледнел "главный".

-- Кончай фалять дурака! -- загремел Херклафф. -- Делай, что тебе гофорят!

-- Но я и так сижу на штыках, -- залепетал хозяин кабинета, -- а если дело не выгорит, то меня же просто посадят!

-- А мне што за дело! -- надменно ответствовал гость. -- Но если ты, мерзафец, не фыполнишь тофо, что я тебе фелю, то я тебя просто с гофном съем! -- Херклафф осклабился, обнажив свои клыки. "Главный" задрожал, будто осиновый лист, а гость недвусмысленно пододвинул к нему телефонный аппарат.

-- Да я это, -- заговорил в трубку хозяин кабинета, набрав дрожащим пальцем нужный номер. -- Высылайте отряд ОМОНа... Куда? -- шепотом осведомился он у Херклаффа, прикрыв трубку ладошкой.

-- Куда хочешь, туда и фысылай -- презрительно ответил тот. -- Глафное -- обеспечь этот, как ефо... Да-да, шум!

-- Ну, тогда к министерству внутренних дел, -- велел "главный" и, положив трубку, искательно обратился к гостю: -- Теперь вы удовлетворены, уважаемый Эдуард Фридрихыч?

-- Удофлетфорен, -- бросил Херклафф и, небрежно открыв дверь ногой, покинул кабинет.

Выходя из здания ЦК, он увидел "газики" ОМОНа, мчащиеся в сторону МВД, и удовлетворенно пробормотал:

-- Ну фсе, дело сделано, можно и фосфояси...

***

Антип и Мисаил сидели за столом в небольшой уютной комнате Ефросинии Гавриловны и пили чай. Радушная хозяйка потчевала скоморохов блинами с черничным вареньем, которые те уплетали за обе щеки. От более крепкого угощения они решительно отказались.

-- Нынче ночью мы должны быть свежими и тверезыми, -- с некоторым сожалением сказал Антип.

-- Нам предстоит выполнить важное задание, -- начал было Мисаил, но Антип незаметно наступил ему на ногу.

-- А я уже давно догадалась, что вы здесь не просто так, -- проницательно прищурилась Ефросиния, -- и что Савватей Пахомыч по роду занятий вовсе не наш брат скоморох. Не буду расспрашивать вас, кто он на самом деле...

-- А мы и сами этого не знаем, -- искренне пожал плечами Антип. -- Известно только, что нас с ним отправил тот человек, благодаря которому мы в тот раз вырвались из лап князя Григория. И, по моим наблюдениям, Савватей Пахомыч не совершает ничего предосудительного. Скорее даже наоборот.

-- А мне, более того, кажется, что мы ему помогаем в таких делах, за которые потом не придется краснеть, -- тряхнув копной волос, промолвил Мисаил. -- И такое ощущение у меня второй раз в жизни. В первый раз я такое чувствовал там, в Белой Пуще.

-- Да, и для меня тоже это был высший взлет, -- вздохнула Ефросиния. -- А что после? Мангазея, постоялый двор, пустые хлопоты, пьяные постояльцы и всякая дрянь... -- Хозяйка достала из шкапчика графинчик и набулькала себе в чарку смородиновой настойки. -- Ну, счастливого вам пути. Свидимся ли еще когда? -- И Ефросиния Гавриловна лихо опрокинула чарку себе в рот. -- Ну чего тебе? -- Последние слова относились к человеку с коротко остриженной головой, заглянувшему в комнату. Это был один из тех "лихих молодцев", с которыми утром встречался Дубов.

-- Гавриловна, передай своему постояльцу, что дело сделано, -- и "новый мангазейский", нещадно скрипя сапожищами, вышел вон.

-- И вот с такими рожами приходится дело иметь, -- печально развела руками Ефросиния. -- То ли дело на царевой скоморошьей службе... Бывало, сам князь Святославский проходил с нами эллинские трагедии перед показом у Государя...

-- Сами виноваты, -- покачал головой Антип. -- Если бы тогда, в Белой Пуще, вели себя поскромнее, то и посейчас состояли бы на царевой службе.

-- А я ни о чем не жалею, -- Ефросиния налила вторую чарку. -- В конце концов, все, что ни происходит -- все к лучшему.

-- Кабы так... -- протянул Мисаил. -- Однако уже темнеет, пора будить нашего Савватея Пахомыча.

Скоморохи встали из-за стола.

-- Ну все, нам действительно пора, -- с деланной бодростью произнес Антип. И неожиданно дрогнувшим голосом добавил: -- Встретимся ли еще -- бог весть...

-- Да благословит вас Господь! -- совершенно серьезно, безо всякой театральщины, прошептала Ефросиния и, тяжело встав из-за стола, истово, по-матерински перекрестила Антипа и Мисаила.

***

Татьяна Дормидонтовна неспеша прошлась по длинной анфиладе просторных горниц.

-- Ох, давно же не бывала я в этом загородном тереме, -- вздохнула царевна. -- Кажется, с самого детства... Как сейчас помню -- батюшка на лужайке учил меня играть в лапту, а покойница матушка... Боже мой, да вот оно -- то кресло-качалка, в котором она так любила отдыхать. А я, бывало, примощусь рядом на низенькой скамеечке... -- И царевна, будто пытаясь уйти от нахлынувших воспоминаний, взбежала по скрипучей деревянной лесенке на второй этаж.

"Все-таки напрасно я отослала охранников, -- озабоченно подумала Танюшка, вступая в полутемный коридор. -- Оставаться совсем одной в этом огромном тереме на отшибе большой дороги не очень-то уютно..."

И вдруг, будто в ответ на ее опасения, заскрипел деревянный пол, и в конце коридора появилась какая-то темная фигура.

-- Призрак! -- взвизгнула Танюшка, но, вспомнив о своем благородном происхождении, тут же взяла себя в руки: -- Сгинь, нечистая сила, изыди из царского терема! -- При этом она отважно сотворила крестное знамение. Однако призрак не сгинул, а преспокойно продолжал двигаться в сторону царевны. И тут она явственно различила в руках призрака внушительных размеров предмет в форме креста. Сомнений не было -- навстречу царевне плыл призрак покойного боярина Андрея.

"Все ясно -- не похоронили, как подобает по православному обряду, вот он и бродит", смекнула Танюшка.

-- О царевна, ты ли это? -- вдруг вопросил призрак зловещим шепотом.

-- Д-да... Я, -- дрожащим голосом отвечала Татьяна Дормидонтовна, невольно отступая назад по коридору.

-- Что ты делаешь тут, в этом затхлом пустынном тереме? -- продолжал расспросы призрак.

-- А какое тебе дело? -- вскинулась было царевна, однако, сообразив, что с выходцем из небытия лучше не заедаться, честно ответила: -- Меня сюда отослал батюшка, подальше от возлюбленного.

-- Вот как! -- будто бы даже обрадовался призрак боярина Андрея. -- Так ведь твой-то возлюбленный меня здесь вчера и поселил. На время, конечно.

-- Неправда! -- топнула ножкой Танюшка. -- Не такой человек Рыжий, чтобы связываться со всякой потусторонней нечистью.

-- Кто это нечисть?! -- вскричал было призрак, но крепко закашлялся -- давало знать недавнее покушение на удушение.

-- Ты! -- заявила Танюшка. -- Ведь ты же призрак, а не я.

-- Я -- призрак? -- изумился боярин. -- Ну, царевнушка, ты уж и скажешь!

-- Так, значит, ты не призрак? -- только теперь начало доходить до Татьяны Дормидонтовны.

-- Где ж ты видела, чтобы призрак ходил с крестом? -- сказал боярин Андрей. -- Обычно они бегут от креста, будто купцы от сборщика податей.

-- Да, пожалуй, -- вынуждена была согласиться Танюшка. Что правда, то правда -- призраков, вооруженных крестом, да еще столь внушительных размеров, ей встречать еще не доводилось. Впрочем, равно как и призраков совсем без креста.

***

Около полуночи Василий стучался в обшарпанную дверь по тому адресу, который ему оставил дядя Митяй для связи. Дом представлял собой настоящую развалюшку в окружении таких же жалких лачуг.

Дверь открыл сам дядя Митяй.

-- О, это вы, Савватей Пахомыч! Ну, с чем пожавовали? -- С этими словами он провел своего гостя через темную прихожую в более чем скромно обставленную комнату, где на столе одиноко чадила свечка.

-- Задание выполнено, -- присев на колченогий стул, сообщил Дубов.

-- Вы его высведили? -- обрадовался Седой.

-- Не только выследил, но и все остальное. Останки находятся в надежном месте, но к утру их желательно было бы все-таки убрать.

-- Уберем, уберем, -- радостно приговаривал дядя Митяй. -- Савватей Пахомыч, благодарное Очечество не забудет вам этого вевикого дела!..

-- Но могут появиться осложнения, -- озабоченно перебил Дубов. -- Например, если кто-нибудь меня заметил. Так что я хотел бы уже до утра выехать из города.

-- Да-да, конешно! -- Дядя Митяй порылся во внутреннем кармане и протянул Василию скрепленную печатями бумагу, на коей значилось, что податель сего, Савватей Пахомыч, должен быть повсюду пропускаем без задержек и путевых поборов.

-- Вот спасибо! -- обрадовался Дубов. -- А как насчет наличности? Я об этом говорю отнюдь не из-за стяжательства -- но чтобы какое-то время скрываться, мне нужны средства.

Дядя Митяй на минутку задумался:

-- Давайте сделаем так. У меня сейчас пви себе почти нет денег, я не думав, што все случится так скоро. Я схожу к себе за деньгами, а вы приходите под утро прямо сюда, я вам отдам деньги, а вы мне покажете, где находится покойник. Потом смево можете ехать, я лично просвежу, чтобы вам не чинили препятствий, а остальное не довжно вас вовновать.

-- Договорились! -- радостно потер руки Василий, вставая со стула. -- А я покамест пойду к Миликтрисе Никодимовне, надо же с ней проститься. Надеюсь, разлука будет недолгой...

-- Дево молодое, -- захихикал дядя Митяй. -- На свадебку-то пвигласить не забудьте!

За этими разговорами дядя Митяй проводил Василия, и тот скрылся во тьме переулка. За углом его ждала скоморошья повозка с Мисаилом на кучерском месте.

-- Теперь -- на кладбище! -- вполголоса скомандовал Василий.

-- Опять на кладбище! И ночью!.. -- театрально возмутился Мисаил, но Дубов уже решительно влезал в повозку. -- Н-но, родимые! -- прикрикнул Мисаил на лошадок, и те медленно потащили повозку по узкому переулку.

***

Как всегда по вечерам, Пал Палыч изучал сводку событий по Царь-Городу за минувший день. Однако на сей раз он их читал вслух, а его слушателем был ни кто иной как Владлен Серапионыч. Убедившись, что доктор непричастен к осквернению могилы князя Григория, Пал Палыч проникся к нему гораздо большим доверием, чем в первые дни.

-- "Лиходеи, извлеченные из канализации на Ново-Спасской улице, -- читал Пал Палыч, прихлебывая из блюдечка свой любимый чай с клюквенным вареньем, -- при дознании упрямо молчали и на вопросы отвечать отказывались. Лишь проходящий по делу по кличке "Хромой" сказал: "Каширский", после чего внезапно упал замертво. Установивший смерть лекарь Серапионыч произнес непонятное слово "зомби" и настоял, чтобы "Хромого" в покойницкой держали в ручных и ножных кандалах..." Что это значит, Серапионыч? -- Пал Палыч поднял удивленный взгляд на доктора.

Серапионыч привычным жестом подлил в чай немного содержимого из своей скляночки. Ему нужно было многое объяснить своему собеседнику, но при этом не сказать ничего лишнего.

-- Видите ли, достопочтеннейший Пал Палыч, -- начал Серапионыч, -- само понятие зомби пришло к нам из Африки, где некоторые колдуны владеют искусством оживлять покойников и подчинять их своей воле. Такой вот оживленный покойник и называется зомби. Это уже не совсем человек, и даже кровь у него другая...

-- Ну вот, опять нечистая сила, -- вздохнул Пал Палыч. -- Но какое отношение ко всему этому имеет Каширский?

-- Каширский поставил производство зомби, если так можно выразиться, на поточный метод, -- объяснил доктор. -- В тех краях, откуда прибыли все мы, то есть Василий Николаич Дубов, майор Селезень и ваш покорный слуга, не так давно начали появляться всякие темные личности, многие из которых числились мертвыми. И, едва засветившись, они куда-то бесследно исчезали. Между прочим, "Хромой" -- это один из них.

-- Поганое дело, -- проворчал Пал Палыч.