– Вот и прекрасно. Успею вздремнуть.
21 августа 11ч. 37м.
– … и таких, как ты, не расстреливать надо, а на кол сажать. Вместо того чтобы явных врагов, мятежников, просто поставить к стенке и списать на боевые потери, цацкаешься с ними. Не хочешь пачкаться – так уволь их из армии, и я с ними живо разберусь! – Лицо Сальдо Вентуры тряслось от негодования, и по всему было видно, что перепалка началась сразу же, стоило команданте закрыть глаза. Гальмаро не подал виду, что уже проснулся – было любопытно, о чем беседуют верные сподвижники в его отсутствие.
– Тебе дай волю, ты всех перестреляешь, свинья! – не отступал генерал Раус. – Пусть эти парни недолюбливают вождя, но это не мешает им ненавидеть директорию. Они все равно погибнут, штрафников цветочки собирать не посылают – так хоть польза от них будет.
– А вот у меня появились соображения: а не стоит ли за ними кто-нибудь из штабистов. Ну, какому боевому офицеру придет в голову выдвигать такие требования! Нет, ты только послушай: «Обнародовать проект конституции, назначить еще до взятия Вальпо сроки свободных выборов президента и парламента, после завершения боевых действий сложить с себя полномочия, убрать „дю“ перед фамилией…» Такое только больной придумает!
– По уставу они вообще не подлежали наказанию! Никакому! По уставу они должны были выполнять приказ непосредственного командира, и они его выполнили.
Устав Освободительной армии был написан еще в то время, когда несколько десятков партизанских отрядов скрывались в джунглях, изредка совершая налеты на военные объекты. Тогда и не было ни единого командования, ни вышестоящих начальников. Это он верно подметил, устав надо обновить… А Вентуру лучше перевести в коллегию общественных работ – все-таки, голов он слишком много снимает, да и разжирел не в меру, пусть сам с лопатой пример показывает. Команданте сделал вид, что повернулся во сне, но, все-таки, напряжение последних дней дало о себе знать. С момента начала наступления на прибрежные провинции, спать он позволял себе не более трех-четырех часов, да и то урвать их удавалось только под утро. В полусне ему вдруг показалось, что это не Вентура с Раусом собачится, а он сам, Сезар дю Гальмаро, спорит сам с собою:
– До победы остался последний рывок. Сейчас не время для жалости и мнительности!
– А не надорвешься? Сам-то – хрен с тобой, а вот…
– А страна скорее надорвется, если директория протянет лишнюю неделю! Когда был президент Уэста, он один объедал весь Сиар, а теперь – сотни две таких же мародеров, и аппетиты у каждого не меньше, да еще родственники, прихлебатели, бабы…
– А в этой стране всегда так было. Кто у власти, тот и жрет. А остальным хорошо, если объедки достаются. И когда ты будешь топить в океане своих врагов,…
– Врагов родины и свободы!
– … тебе будут помогать твои друзья. А потом они потребуют свою долю справедливости, и у тебя не будет причин им отказывать. Впрочем, ты и себе ни в чем не откажешь! Уже не отказываешь. Например, почем обходится народу Сиара образование Сандры дю Гальмаро в Эвери?
– Не смеши меня. Придет время, и тысячи сиарцев будут получать образование за границей.
– А думал ли ты тридцать лет назад, злой и голодный, готовый погибнуть ради мгновения надежды, что когда-нибудь ты будешь отдавать приказы порученцам и испытывать тихий восторг, представив, какой гигантский механизм начинает проворачиваться по твоей воле? Для тебя уже не так важно, что ты делаешь. Важно то, что это делаешь ты.
– Ты – это я, и поэтому ты прав. Но сам подумай, есть ли кто-нибудь, кто, оказавшись на моем месте, был бы лучше меня…
Проснувшись, он прекрасно все помнил… Подобные сновиденья преследовали его последние лет пять. Может быть, это и стало одной из причин того, что он сократил до минимума время, уделяемое сну.
– Прибыли, команданте! – доложил генерал Раус, который уже успел выбраться из вертолета, и стоял на твердой земле, дымя сигарой. В кабине, в присутствии вождя, он не посмел бы курить, а от сигары осталось не больше трети. Гальмаро сделал вывод, что после посадки прошло уже минут пятнадцать, и сподвижники просто берегли его драгоценный сон.
– А где эти шпионы? – поинтересовался Гальмаро. Так было принято заглазно именовать всех эверийцев.
– Возле пещеры шпионят, – ответил Раус. – Их сюда доставить?
– Да нет. Давай-ка к ним, а то они, наверное, делом заняты.
21 августа 11ч. 40м.
Эту новость, как и прочие новости, которые вообще могли здесь быть, принес на хвосте Тика. Хвостом был тот самый офицер, против которого велись бои за шлагбаум. Он был при параде, как будто находился не посреди джунглей, а на гарнизонном плацу в День Независимости, и что-то быстро лопотал по-сиарски. Тика солидно кивал в ответ, отвечая кратко и с достоинством.
– Капитан, не помню, как зовут, просит сообщить доктору Баксу, что к нам в ближайшие полчаса ожидаются высокие гости, – сообщил Тика. – Он рекомендует нам привести в порядок внешний вид и выделенную нам территорию. Нас желает навестить сам команданте дю Гальмаро с группой военных и гражданских чинов, возможно, будущих членов переходного правительства.
– А ты скажи ему, что нас нет дома. – Савел даже не удосужился повернуться к нему лицом. Он с двумя техниками занимался сборкой зонда, и перспектива лететь на нем туда, где предположительно может находиться Пекло, делала его угрюмым и неразговорчивым.
– Мне кажется, что дженти Гресс не одобрил бы подобного невнимания к властям дружественного государства. – Тика был по-прежнему серьезен и сохранил на лице выражение дипломатической любезности. Похоже, репетировал встречу с «отцом народа».
Капитан слушал их перепалку, стоя навытяжку. Из всего разговора он понял только два слова: «команданте» и «Гальмаро», и это, конечно, означало, что союзники обсуждают протокол предстоящего приема.
– Зеро, – позвал Бакс Валлахо, который сидел под тентом и рассматривал разложенные на столе фотоснимки, сделанные покойным зондом. – Надо дойти до нашего бравого майора. Пусть его орлы изобразят роту почетного караула.
Зеро молча поднялся и пошел к штабной палатке, укрытой в ложбинке метрах в двухстах от вагончика. Надо было еще забрать видеокассету со вчерашней записью. «Псы» вышли из пещеры уже затемно, злые, как собаки, так что ни Савел, ни Зеро, ни даже Тика сразу не посмели к ним подступиться с расспросами. Лишь майор Зекк коротко сообщил, что остатки жестянки доставили, а все остальное тот придурок и его девка уволокли с собой дьяволу в пасть, а сам он туда не полезет и парней своих не пошлет.
– Майор у себя? – спросил Зеро у часового, качавшегося в тени на гамаке.
– Майор Зекк отдыхают, – ответил часовой и демонстративно лязгнул затвором.
– Буди.
– Майор Зекк приказали не будить.
Объяснить что-либо часовому не представлялось возможным, все равно приказ майора тот поставил бы выше любых объяснений.
– А лейтенант Кале? – Зеро назвал офицера, с которым он позавчера перекинулся в бридж и который показался ему приятным интеллигентным собеседником.
– Премьер-лейтенант Кале будет здесь через час. Ушел за тугуруку.
Это означало, что лейтенант может вернуться часа через три, а может и ближе к ночи. Охота на тугуруку требовала многочасового сидения в неподвижности. Можно было не прятаться, все, что не шевелится, ящерица просто не замечала. Ее необходимо было поймать живьем, чтобы потом умертвить каким-то особым образом, иначе в ее организме вырабатывался смертельный яд, которым аборигены в былые времена пропитывали свои дротики.
– Дежурного ко мне! – рявкнул Зеро, потеряв терпение, и часовой на этот раз отнесся с пониманием. Он задрал кверху ствол карабина и пальнул в воздух.
Дежурный, приземистый рыжий капрал, в сопровождении трех солдат вывалился из кустов минуты через полторы. Он внимательно выслушал сообщение и, ни слова не говоря, нырнул в палатку, видимо, будить-таки майора.
– И пусть прикажет убрать все ваше дерьмо, банки и бумагу вокруг лагеря! – крикнул ему вслед Зеро.
Через пару минут капрал вышел, вручил Зеро видеокассету, и сообщил:
– Мэтр майор даст соответствующие распоряжения. – Тут же всем своим видом он дал понять, что дальнейшее присутствие штатских возле штабной палатки нежелательно.
Когда Зеро вернулся в лагерь, Бакс с механиками уже прикрывал тентом каркас полусобранного зонда, а Тика о чем-то беседовал с сиарским офицером, которому, видимо, было поручено организовать должный прием.
– Принес… – Савел увидел кассету, торчащую из просторного кармана комбинезона Зеро. – Все-таки дерьмовый нам майор достался. Если б он без выпендрежа отдал нам ее вчера, мы бы знали, стоит ли ее сейчас показать…
– А может, успеем, – предложил Зеро. – Там ведь только финал нужен.
Бакс, оглянувшись на Тику, убедился, что тот сосредоточил на себе все внимание сиарца, и быстро пошел к вагончику, знаком пригласив Зеро следовать за ним.
Савел сразу же перемотал пленку почти до конца, и экран покрылся трепетной голубизной, над которой навис черный скальный уступ. Трассы автоматных очередей поглотила ослепительная вспышка, а когда она погасла, уступа уже не было. Лишь две сплетенных фигуры падали вниз, медленно и плавно, как бы ввинчиваясь в гигантскую воронку, которая вдруг разверзлась под ними. На мгновение их поймал луч прожектора. Савел остановил запись и вывел на монитор максимальное увеличение. Это, несомненно, был тот самый беглый мятежник. За спиной у него болтался автомат, а в его объятиях замерла дочка Гальмаро. Ее побледневшее лицо было задрано кверху, волосы разлетелись золотым веером, а через плечо на ремне висел фонарь, прикрученный какими-то обрывками проволоки к тартарриновому блоку.
Бакс нащупал дрожащими пальцами нужную комбинацию клавиш, и изображение вновь ожило. С каждым мгновением они падали все медленнее и медленнее, пока странный всполох лилового пламени не накрыл их. А потом все исчезло – и беглецы, и пламя. Внизу зияла черная бездна, поглощая без остатка свет фонарей.
– Интересное кино, – сказал Зеро самому себе, хотя ирония на сей раз далась ему с трудом.
– Боюсь, что кроме попов этого никто не сможет объяснить. – Савел вытащил кассету и взвесил ее на ладони. Чувствовалось, что он пытается побороть в себе желания зашвырнуть ее куда-нибудь подальше и навсегда забыть о ее существовании. – Это надо срочно доставить в Башню, и чтоб никто… – Он вдруг умолк, глядя в распахнутое окно.
В десятке метров от вагончика стоял человек в простом сером френче и смотрел на них сквозь суровый прищур. Лицо его было покрыто глубокими морщинами, коротко остриженная, с проседью, партизанская бородка скрывала суровый изгиб плотно сжатых губ, а единственным его украшением была кисточка на пилотке. Сам легендарный команданте, отец народа, будущий президент Сиара, стратегический союзник Конфедерации, смотрел на них то ли с укором, то ли с презрением, небрежно опираясь на свою знаменитую трость, с которой не расставался после ранения, полученного в боях за Эльдоро, где повстанцы одержали первую действительно крупную победу.
Сиарские гвардейцы, стоявшие полукольцом за его спиной, в отличие от своего команданте, были при полном параде. Генерал Раус лично расставлял посты, раздавая направо и налево отрывистые команды. Рядом с Гальмаро стоял какой-то толстяк, похожий на жабу, в синем мундире военного образца, но без знаков различия, а вокруг них суетился вездесущий Тика. Эверийский спецназ почему-то не торопился, и Зеро даже на мгновение подумал, а не изменилась ли ситуация коренным образом. В конце концов, Сандру так и не вытащили, и, наверное, папа имеет основания быть не в духе.
– Ну, хватит там торчать! – Тика замахал руками, встав рядом с Гальмаро, который был по-прежнему неподвижен и суров. – У нас, понимаешь, гости, а вы, как сурки, попрятались!
– Bueno do, komandante! – поприветствовал гостя по-сиарски советник Бакс. – Tie minuties es pausi. [Приветствую вас, командир! Подождите пару минут. (Сиарск.)] – Это был чуть ли не весь его запас сиарских слов, но Гальмаро одобрительно хмыкнул и сам двинулся ко входу. За ним засеменил Тика, и, переваливаясь с ноги на ногу, двинулась жаба в синем мундире, хотя было совершенно непонятно, как это протиснется в дверь.
Но «жаба» протиснулся первым и неожиданно ловким броском вырвал из рук Бакса кассету. Савел опешил от такой неслыханной наглости, но вошедший следом Гальмаро с размаху треснул своего соратника тростью по спине, длинно выругался по-сиарски, а потом, уже спокойнее, начал что-то говорить Тике.
– Команданте Гальмаро просит извинить его не в меру ретивого коллегу, – начал переводить Тика, – но, поскольку ему самому небезразличны результаты наших исследований, а также судьба его дочери, оказавшейся в лапах проклятого мятежника, он выражает надежду, что в ваши, то есть, в наши намерения входит предоставление местным властям всей информации…
Гальмаро уселся в кресло перед монитором, и вид его загорелого затылка дал всем понять, чего именно он ждет. Тем временем за окном, наконец-то, появились «Псы», не больше взвода с лейтенантом во главе, и, построившись в две шеренги, выкрикнули какое-то приветствие. Им ответил нестройный хор сиарцев. Зеро, как и все остальные, сразу почувствовал себя несколько спокойнее, но было ясно, что отвертеться от показа злополучной записи уже не удастся. Единственное, что успел сделать Савел, это перемотать ее на начало.
– Тика, – позвал Савел полушепотом. – Из этих кто-нибудь по-нашему понимает? – Он указал подбородком на сгрудившихся у экрана сиарцев, к которым присоединился генерал Раус и еще пара офицеров.
– Черт их знает… Вроде нет.
– Ладно… Я думаю, часа за три до конца они устанут смотреть, а там, глядишь, и наш майор появится. Он-то уж доложит все, как надо. Зеро, дружище, – обратился он к Валлахо, – вы с Тикой пока сообразите какой-нибудь ля-фуршет, может быть, это их как-то отвлечет.
Зеро с Тикой удалились в кухонный блок. Независимый эксперт начал разливать по высоким гладким стаканам коктейли, а Тика – бросать в них кусочки льда, комментируя происходящее:
– На нас сейчас лежит огромная ответственность… Я бы даже сказал, грандиозная, последствия могут оказаться плачевными не только для нас самих, но и для всей деятельности Департамента в Сиаре. Если Гальмаро вдруг взбредет в голову, что мы виноваты во всех несчастьях его драгоценной дочки, никакие «Псы» нам не помогут, поскольку у них приказ – не предпринимать никаких действий, направленных против Освободительной Армии. Даже если их самих начнут из минометов обрабатывать. Не знаю уж, где наш дорогой Департамент отыскал таких ребят, но они, скорее, сами сдохнут, чем приказ нарушат. Правда, сиарцы могут об этом приказе и не знать…
– А мы здесь причем? Пусть майор за все и ответит, – заметил Зеро, который с каждой минутой все больше сожалел о том, что ввязался в это дело.
– Гальмаро – не дурак, – сообщил Тика, – Гальмаро соображает, что «Псы» здесь ради нас поставлены, а не мы ради «Псов». Хотя, может, все еще и обойдется… А может, и нет… – Чувствовалось, что он здорово напуган и больше ничего хорошего от жизни не ждет. – Он бы не примчался сюда, если бы сегодня ночью ему не сообщили обо всем, что вчера наши вояки натворили. Дочку-то, считай, они и угробили. Солдат-то, может, и не тронут, дескать, они приказ выполняли… Тут с этим строго – виноват не тот, кто сделал, а кто приказал. А нас Вико отдаст. Без звука отдаст. Во имя мира и добрососедства… Что будет…
– Что будет, что будет, – передразнил его Зеро, нарезая огурцы, экзотический в этих местах продукт, к которому, по агентурным данным, Гальмаро питал здоровое пристрастие. – Посадят нас в зонд, у входа в пещеру пару базук поставят и будут ждать. Вернемся с девчонкой – хорошо, вернемся без – расстреляют, не вернемся совсем – никто не виноват, и замнут дело. – Он поймал удивленный взгляд Тики и пояснил: – Я просто Бакса хорошо знаю. Он за любую соломинку сейчас ухватится, а ничего другого здесь не придумать. Можно, конечно, попытаться сбежать, пока они там кино смотрят. У вояк вертолеты есть…
– Нет, дженти Зеро, как ни крути, а мы все равно остаемся крайними. Если Гальмаро захочет выпустить из нас кишки, Департамент нас выгораживать не будет. Некуда нам бежать, только туда. – Тика мотнул головой в сторону пещеры. – И первым вас, дорогой мой, к стенке поставят.
– А это почему?
– А кто договор с «Движением за Свободу и процветание…» подписывал?! Он, между прочим, настоящий. Утвержден личной канцелярией команданте. И деньги они настоящие заплатили, и о том, что Департамент сверху доплачивает за особые услуги, здесь никто не знает. Так что, дженти Зеро, вы у нас тут за главного считаетесь…
– Ну, если я главный, тогда вам, Тика, и поднос нести, – отозвался Зеро, вытирая руки полотенцем, расшитым местным орнаментом. – А то, говорят, голодные команданте свирепее сытых команданте…
21 августа 15ч. 30м.
– Сколько им надо времени, чтобы собрать эту дурацкую тарелку?! – угрюмо спросил Гальмаро у генерала Рауса, когда эверийцы разошлись по своим делам.
– Говорят, если напрячься, к завтрашнему утру сделают.
– И чтоб ни минуты промедления. Будут артачиться – расстрелять на месте. И майора этого, кретина – тоже.
– Чтобы расстрелять майора, придется перебить всю команду, а их тут – две роты не считая вспомогательных служб. То, что мы троих кокнем, это они могут и не заметить. Но эти ребята! Тридцать восемь совместных операций, почти у всех наши ордена, а у майора две «Звезды Сиара». Мы пятерых своих за каждого положим, если не больше.
Гальмаро слушал его как-то рассеянно, и могло показаться, что ему уже безразлично все, что произойдет дальше. Но Раус знал, что команданте никогда надолго не расслабляется. Двадцать шесть лет назад правительственные войска прижали к предгорьям Кондо-ди-Дьеро главные силы повстанцев. Разгром откладывался только потому, что тяжелая артиллерия карателей не успела подтянуться до ночи, а снарядов было не так много, чтобы палить в темноте наугад. На военном совете в ночь перед сражением, которое могло оказаться последним, Гальмаро отрешенно молчал, и всем казалось, что он смирился с неизбежным. Исход мог быть только один, а пленных в этой войне, особенно тогда, брать было не принято. А потом была яростная ночная атака. Бригада Сезара дю Гальмаро, шестьсот с небольшим бойцов, возникла из темноты в десятке шагов от вражеских позиций, и передовые дозоры были вырезаны штыками, А когда взлетел на воздух арсенал вместе с батареями, лагерь противника смешался в кровавой давке. Лишь через полчаса, опомнившись, пошли вперед остальные отряды, но им оставалось только расстреливать тех, кто не успел убежать… Именно тогда Гальмаро был признан как команданте всего Сопротивления…
Семенова Мария
Пехов Алексей
Самойлова Елена
Афанасьев Роман
Орлов Алекс
Лондон Джек