Чтение 10–й страницы книги ~Час ворона~

Пока я внутренне ликовал. Мастер стиля Змеи не спеша шел навстречу вооруженному тесаком Алексею Митрохину. Когда расстояние между Лешкой и узкоглазым сократилось до пяти-шести шагов, китаец остановился, перенес вес тела на правую ногу, левую выдвинул далеко вперед и низко-низко присел. Тощие руки китайца замелькали перед худощавой грудью, выделывая замысловатые пассы, и он снова двинулся навстречу Митрохину. Теперь Мастер перемещался зигзагом, умудряясь сохранять поразительно низкую стойку. Он буквально стелился по полу, перетекал из одной позиции в другую словно сгусток ртути.

...Змея у китайцев считается символом мудрости и потаенной магической силы. На протяжении веков стиль Змеи считался тайным и распространялся лишь в среде буддийских монахов. Однако рано или поздно все тайное становится явным. Но главные тайны стиля Змеи так и остались тайной.

Основное движение (основная координация) змеиного стиля называется "укус змеи" - удар кончиками пальцев по болевым точкам. Методика "набивки" так называемой "головы змеи" и является, пожалуй, самым большим секретом школы. Собственно, внешняя сторона закалки ударной поверхности очевидна: сначала нарабатываются удары кончиками пальцев по мешку с рисом, потом по мешку с песком, а затем и по мешку с речной галькой. Однако это приводит к потере зрения. И только хитро составленные травные отвары помогают и зрение сохранить, и превратить кисть руки в "голову змеи", способную с одного тычка раздробить булыжник. Рецепт упомянутых отваров, естественно, держится в строжайшем секрете...

Какие бы коленца ни выделывал Мастер, но "голова змеи" - согнутая в запястье кисть руки с плотно сомкнутыми выпрямленными пальцами - беспрестанно оставалась направленной в одну точку - глазницу (то правую, то левую, но непременно на глазницу) моего друга Алексея Митрохина.

Китаец приблизился к Лешке на расстояние удара ногой. Митрохин размахнулся и попытался достать извивающегося Мастера длинным секущим махом клинка. Китаец поднырнул под свистящую в воздухе сталь, рука его распрямилась, и кончики пальцев коснулись века вооруженного противника. Я ожидал услышать крик боли, увидеть сгусток слизи вместо глазного яблока, но Лешка лишь заморгал часто-часто. Человек-Змея мог, легко мог лишить Митрохина глаза, но предпочел ограничиться слабым касанием. Ему так ведено - подольше поиздеваться над жертвой, сначала лишить воли, потом жизни.

Нож в руке Лешки еще раз рассек воздух. И снова Мастер избежал встречи с клинком, опять "голова змеи" лишь пощекотала на этот раз другой глаз Алексея.

То же самое действо - мах клинком, "поцелуй" в глаз - повторилось еще и еще раз. Соперники кружили посреди помещения, невдалеке от того места, где стоял я. Лешка, теряя силы, нападал, китаец изящно уходил от его атак и отвечал легким касанием попеременно то левой, то правой глазницы Алексея.

А я стоял и ждал того единственного мгновения, когда можно будет отпустить пружину ярости, распиравшую грудную клетку.

Подходящий момент, как это обычно случается, представился внезапно, неожиданно. Отчаявшись, Лешка попытался достать китайца нелепейшим тычковым ударом клинка. Китаец проворно отскочил, Митрохин потерял равновесие, сделал лишний шаг вперед, а его противник, отступив еще на полшага, приготовился остановить Леху более сильным, чем обычно, быть может, смертельным ударом "змеиной головы". Но тут в игру вступил я, доселе так долго стоявший у стенки будто неодушевленный предмет интерьера.

Отступая, китаец оказался совсем близко от меня, шагни пошире, и можно дотянуться рукой до его спины. Вот я и шагнул. Оттолкнулся спиной от стены и бросился вперед.

У меня был выбор. Мог ударить китайца в спину ногой. Но тогда Мастера швырнет прямо на Лешку, он, прекратив дурачиться, и от ножа сумеет уйти, и Лешку, если не убьет, то покалечит. Мог подсечь китайца, уронить его на пол. Но черт его знает, что он успеет сделать в падении, какой фортель выкинет. Я выбрал самый простой, глупый до тупости, вариант атаки, памятуя наставления Биня: "Когда не знаешь, как действовать, действуй просто!"

Я налетел на китайца грудью, животом почувствовал его позвоночник, обхватив тощее тело руками и закричал:

- Режь его, Леша! Мочи его на хер!!!

- Получай!!! - выдохнул Леха, улыбаясь и наплевав на равновесие, выбросил вперед вооруженную руку, в падении достал кончиком клинка скуластое лицо!

Нога китайца со страшной силой ударила падающего Митрохина в живот. Клянусь, я слышал, как порвались ткани брюшины и как треснул, надломился Лешкин позвоночник. И это было последнее, что я слышал. Китаец выскользнул из моих объятий, резко присев на корточки. "Голова змеи" ударила мне в солнечное сплетение. В глазах потемнело. Я пытался проглотить воздух, втолкнуть порцию разбавленного кислорода в легкие и не смог. Последнее, что я увидел, - скуластое, узкоглазое лицо, перечеркнутое красной полоской. Китаец будет жить, но правый глаз он потерял. Из правой глазницы на меня, теряющего сознание, полилось нечто мерзкое, с помутневшим зрачком, плавающим в растекающемся по щеке кровавом сгустке...

* * *

...Я, бестелесный сгусток энергии, мчался по темному, витому, как бараний рог, тоннелю, навстречу ослепительно яркому теплому свету далеко-далеко, за тысячи, миллионы километров впереди. Я мчался с огромной бешеной скоростью, и свет становился все ярче и теплее. Но вдруг скорость моего полета стала падать. Я напрягся, стараясь преодолеть ту силу, что тормозила, тянула обратно, вспять. Возвращаться назад не хотелось. Далекий свет манил покоем и счастьем. Я сопротивлялся нехорошей силе, возвращающей мое естество в мир страданий и скорби, как мог, но безуспешно. Меня тащило назад все сильнее и сильнее, и я прекратил сопротивляться. Влекомый чужой силой, рывком возвратился к истокам тоннеля. Ощущение счастья сменилось чувством боли. Болело все тело, каждая клеточка. Как противно снова очутиться в собственном теле, в этой смердящей, требующей пищи, воды и воздуха клетке души.

Я открыл глаза. Смутные, расплывчатые пятна нехотя принимали относительно четкие очертания. Надо мной склонились несколько человек, и до тошноты знакомый голос произнес с облегчением:

- Славно! Вы только что вернулись с того света, Станислав Сергеевич. Опять вам не удалось убежать, скрыться от меня на небесах...

Я закрыл глаза. Вздохнул. Глубокого вдоха не получилось. Болела грудь. И все тело тоже болело, ныло, будто гнилой зуб.

- А ну-ка, Станислав Сергеевич, откройте глазки и постарайтесь пошевелиться. Быстренько, не притворяйтесь мертвым, вам не идет.

Глаза я открывать не стал, а пошевелиться попробовал. Пошевелиться удалось на диво легко. Мышцы покорно сокращались, суставы гнулись. Я поднатужился, сел, разлепил веки.

Все вокруг закружилось, завертелось, я пошатнулся, однако сумел удержаться в сидячем положении. И, наконец, сумел сделать глубокий вдох. И еще один. С каждым вдохом уходила боль и возвращались жизненные силы. Ощущение такое, словно просыпаешься после долгого сна в неудобной позе.

- Дорогой Станислав Сергеевич! Поверите ли, я так перепугался за ваше дражайшее здоровье. Великое счастье, что один из китайских гостей владеет искусством точечного массажа. Он, гость с Востока, и вернул вас к жизни. Обещал, что через десять минут вы будете как новенький. И, промежду прочим, не побрезговал усугубить действия массажа искусственным дыханием изо рта в рот. Можете теперь хвастаться - целовались с китайским мастером, ах-ха-ха-ха-ха... Но вообще, в целом, скажу вам по секрету, я разочаровался в китайцах. А вы меня порадовали. И вы лично, Станислав Сергеевич, и ваши дружки... упокой господи их гордые души. Теперь не стыдно рассказывать, как в годы минувшие Алексей Владимирович валял меня по полу. Чего мне теперь стесняться? Вон каким молодцом оказался господин Митрохин. Патриарха школы Дракона завалил. Мастера стиля Змеи глаза лишил. То, что я проиграл десять лет назад в рукопашной такому молодцу, каковым был покойный Алексей Владимирович, вовсе не позорно, а где-то даже престижно. Улавливаете мою мысль, Станислав Сергеевич? Китайцы вам не ровня! Куда им до вас? Отрадно за отечество, ей-богу... Ах-ха-ха-ха... Нуте-с, дорогой Станислав Сергеевич, пора и бабки подбить, как говорится. Все события сегодняшней ночи я старался спланировать в духе малобюджетного гонконговского кинобоевика. Героизм Алексея Владимировича чуток поломал сценарий, зато у нас теперь есть погибший герой - Леша Митрохин, героический соратник героя, воскресший из мертвых Стас Лунев и... живой пока предатель Анатолий Иванов!.. Вы удивлены? Можете не отвечать. Знаю, что удивлены. Я не стану посвящать вас в детали измены Анатолия Ивановича, вскоре вы сами сможете вдоволь с ним наговориться. Давайте лучше я изложу придуманный мною только что финал-апофеоз сегодняшнего кровавого шоу. Я решил, вопреки всему, придерживаться изначальной ориентировки на кинобоевик кунгфу мейд ин Гонконг. Вам, как киноснобу, рафинированному интеллигенту, сия ориентировка может показаться пошловатой, а мне, как выходцу из простого народа, импонируют незатейливые сюжеты малобюджетных боевичков... К слову, если помните, мой более навороченный сценарий про олигарха Иванова вы безжалостно обозвали говном. Посему не стану мудрствовать... Финал будет таков - через минуту вас оставят один на один с Анатолием Ивановичем Ивановым. Вплоть до восхода солнца вас с господином Ивановым никто не потревожит. Но едва утреннее светило окрасит багрянцем подернутую росой травку, я загляну к вам и безжалостно расстреляю обоих вполне свинцовыми пулями, в том случае если... Слушайте внимательно!.. Если до восхода солнца доживете вы оба! Если же я, сладко позевывая после недолгого сна, увижу утром одного из вас мертвым, то живой, я обещаю, обретет и свободу, и деньги, и мои глубочайшие извинения. Сообразили? К утру либо вы убьете Анатолия Ивановича, либо он вас, либо умрете оба... Как вам такой сценарий?

Пока человек со шрамом говорил, голова моя перестала кружиться, и зрение окончательно пришло в норму. Я сидел все в том же солярии. Прожектора сверху освещали опустевшее помещение. Трупов на полу не было, только бурые засохшие пятна крови. Помимо меня, в помещении находились еще три персонажа. Ближе всех стоял, удобно расставив ноги, переводчик Антон с пистолетом в руке. Пистолетный ствол Антошка направил прямо мне в лоб. Он держал пистолет, как киношный герой Стивена Сигала, обеими руками, чуть согнув локти. За спиной у Антошки Сигала, второй линией обороны, замер китаец-Журавль. Дальше всех расположился долбаный Монте-Кристо. Сумасшедший со шрамом не спеша прогуливался, два шага влево, три - вправо и обратно. Прогуливался и продолжал вещать бред, поносить словами:

- Обычно кинорежиссеры искусственно заставляют экранных героев действовать согласно законам высокой драматургии. Я же хочу, чтобы они жили по законам дешевого кинобоевика. Вы, как человек искусства, должны меня понимать... Вы не ответили, Станислав Сергеич, как вам итоговая версия сценария?

- Дешевка... - выдавил я из себя, будто выплюнул.

- Именно дешевка! Вы уловили основную идею! Искусство обесценилось, согласитесь. Где новые Тарковские, Феллини и Антониони? Где, я вас спрашиваю? Нету их! Не родятся. Искусство есть отражение реальной жизни. Так? Да, именно так! Уровень искусства прямо пропорционален культурному уровню его потребителя. Культура выродилась в масскульт, пусть же и жизнь соответствует пошлым, дешевым штампам! Вы вправе мне возразить, но все равно вам, Станислав Сергеевич, не избежать участия в моей постановке.

- Мы с Толиком будем грызть друг другу глотки, а ты, извращенец, будешь смотреть и наслаждаться?

- На первый раз "извращенца" я вам прощаю. А насчет "смотреть"... Зрителей не будет совсем. На сей раз я не желаю наблюдать процесс. Хочу сразу увидеть результат... Знаете, как это иногда бывает - читаешь детектив, ломаешь голову, кто же убийца, а потом плюнешь и заглянешь на последнюю страничку, и все сразу ясно... Ладно, побеседовали, и будет... Вижу, вы окончательно пришли в себя, раз начали злиться. Засим позвольте откланяться. Встретимся утром... Или не встретимся. На всякий случай прощайте, Станислав Сергеевич. Приятно было с вами разговаривать. Адью!

Сумасшедший устроитель безумного шоу махнул рукой и энергично пошагал к выходу. Вслед за ним поспешил китаец. Последним двинулся Антон, пятясь задом, он держал меня на мушке вплоть до того, как дверь за всей троицей закрылась.

Я остался один в солярии. Медленно поднялся. Размял руки, ноги. Странно, но я хорошо себя чувствовал. Точечный массаж, выполненный китайцем, сотворил самое настоящее чудо. Вообще, акупунктура и акупрессура, иглотерапия и точечный массаж - настоящее медицинское волшебство, если, конечно, манипуляции с вашим больным телом выполняет настоящий специалист. Мне рассказывали, что в Китае "иголкам", акупунктуре врач, уже имеющий европейское высшее медицинское образование, обучается еще дополнительно шесть лет. Иголки, в зависимости от врачебной надобности, применяются и золотые, и деревянные, и костяные. Не то что у нас в отечестве. Курсы иглотерапевтов - два месяца, в ходу одна-единственная, утвержденная Минздравом, "универсальная" стальная игла. Акупрессура, точечный массаж, требует по сравнению с иглотерапией еще более высокой степени мастерства. По существу, специалист (настоящий!) по акупунктуре обязан быть экстрасенсом, причем высшей квалификации. Меня всегда умиляло, с какой легкостью советские, а затем и российские "экстрасенсы" ("сенсы", как они сами себя называют) манипулируют в досужих разговорах такими понятиями, как "энергетика", "внутренняя энергия", "энергетические каналы" и т.д., и т.п. Да, человеческое тело пронизывают эфемерные энергетические "каналы и меридианы", на Востоке они давно известны и изучены. Однако их изучение сродни занятиям высшей математикой. Не освоив арифметику, алгебру, нечего соваться в высшие математические сферы. А наши "сенсы" суются, да еще как! Им все, извините, по херу, лишь бы "капусту" рубить, бабки мести... так же и со спортивной дисциплиной "ушу". Простейший тест - мах прямой ногой, сохраняя идеально прямую спину, девять десятых тренеров ушу ни за что не выполнят...

Я не просто так, от скуки, философствую на темы восточной медицины. Без этих рассуждений трудно объяснить доходчиво, что со мною произошло, какой фатальный просчет допустил человек со шрамом. В средневековой Европе цирюльники были еще и зубодерами и костоправами. На Востоке профессионалы боевых искусств, как и европейские средневековые парикмахеры, тоже занимались врачеванием. И непременно следует еще раз отметить, что подлинную восточную медицину даже сравнивать с примитивным ремеслом европейских коновалов и то преступно.

Меня возвращал к жизни Мастер стиля Журавля. Сразу же вспомнилось "Искусство Белого Журавля" - специальная "оздоровительная", как принято говорить, методика регулирования жизненной энергии в организме. На высших ступенях мастерства жизненная энергия - "ци" - такая же сила воздействия на противника, как и сила мускулов. Мастер-Журавль лишил меня чувств на подходе к отделению милиции, куда я так стремился, легким касанием, он же воскресил меня к жизни похожими касаниями к "активным точкам" моего тела. В первом случае он сгенерировал "темное ци", во втором - "светлое ци". Журавль - наемник. Согласился служить, выполнять болезненные прихоти сумасшедшего за бабки. Его дело, не мне его судить, откуда я знаю, может, китайца тоже шантажировали? Будда ему судья. Ведено взять живым-невредимым Стаса Лунева, будьте любезны. Велено воскресить Лунева, ради бога. Он вдохнул в меня жизнь и силы, вернул утраченное и приумножил. Все системы организма взаимосвязаны. Хороший автослесарь если уж чинит автомобиль, то до последнего винтика. Автомобиль с исправным мотором все равно не поедет без колес. Воздействуя на меня. Журавль поправил не только физику и энергетику, но и психику! В Европе лечат отдельную болезнь, в Азии всего человека.

Я человек неуравновешенный и впечатлительный, к чему скрывать. То воображаю себя камикадзе, через минуты снова хочу жить. Я слишком контрастно и ярко настроен. Гнев, равно как и радость, туманит мой разум. Да, определение "ярко", пожалуй, самое подходящее. Журавль отрегулировал меня, как автослесарь экстракласса машину. Получил приказ и выполнил работу добросовестно, без халтуры. За это ему и платят. Сказано - "излечи", он и "излечил", все системы организма наладил. И мотор-сердце, и рессоры-мышцы, и поршни-мускулы. И, самое главное, крышу подлатал, уменьшил вышеупомянутую эмоциональную "яркость". Спасибо ему. Теперь я действительно опасен, и мой шанс выиграть гонки со смертью гораздо больше, чем один из тысячи!

Мышцы побаливали, однако это не симптом болезни, а следствие усталости. Мышцы ныли, как после хорошей тренировки. Приятная боль для тех, кто понимает. Голова стала ясной и чистой. Ощущение такое, словно принял транквилизатор, заглотал сразу горсть успокоительных таблеток. Я посчитал пульс. 73 удара в минуту. Как у космонавта. Немного беспокоила резь в грудине, память об ударе "змеиной головой". Это нормально и естественно. И вовсе не страшно.

Дверь, за которой совсем недавно скрылись урод-кукловод, толмач и мой потенциальный убийца, оказавшийся спасателем, эта дверь, щелкнув замком, опять открылась, и в солярий вошел Толик Иванов. Без галстука. В мятых брюках и порванной рубашке. Я заметил, что пузо Толика под рубашкой перетянуто белым марлевым бинтом в тех местах, где кожу прожгла кислота.

Толик, как и я недавно, прищурившись, в первую очередь посмотрел наверх и закрыл глаза, ослепленный прожекторами. Дверь у него за спиной громко хлопнула. Толик вздрогнул, и больше я его не видел. Прожектора погасли. Помещение погрузилось во тьму.

- Привет, - сказал я. Эхо повторило мое "привет" несколько раз.

- Привет... - ответил Толик тихо, едва слышно.

- Иди ко мне, на голос. Толя. Иди смело, не бойся споткнуться, мы здесь одни.

- Я знаю...

Под весом Толика заскрипели половицы. Он шел осторожно, вдоль стены. Глаза быстро привыкали к темноте, и я различал его очертания достаточно хорошо. А над головой, за прозрачной преградой, светили звезды.

- Толик, я думал, тебя убили, когда ты выскочил из камеры.

- Мне брызнули в морду струйку какой-то гадости, и я отрубился.

- Я недавно догадался, что ты живой до сих пор... Блин, слова "живой", "мертвый", "труп", "смерть" сегодня я произнес про себя столько раз... За всю предыдущую жизнь меньше поминал смерть, чем за вчера и сегодня...

- Стас, ты уже знаешь о... - Толик замолчал, но я понял, о чем он хотел поговорить.

- О том, что утром нас с тобой шлепнут, если мы раньше не придушим друг дружку?

- Да...

- Подойди поближе. Общаться будем шепотом. Там, внизу, в подвале, в камере были микрофоны. Нас подслушивали.

- С чего ты взял? - Толик не двинулся с места.

- Они знали, где на меня устраивать засаду.

- Микрофон ни при чем. Это я рассказал, куда ты побежишь.

- Ты?!

- Я люблю жену и дочь, Стас. Тебе этого не понять...

- Конечно! Куда уж мне.

- Не ерничай. Для тебя бабы всегда были только тремя дырками на двух ногах...

- Угу! Молодец, Толик. Расскажи, какой я нехороший, успокой свою совесть и сломай мне, мерзавцу, хребет. Утром тебя отпустят, денег дадут...

- Мудак! Какие деньги?! Я сам отдал ему все, что имел. Все сбережения, квартиру. Целый день подписывал бумажки, по нотариусам мотался.

- Серьезно? - Я удивился, конечно, но не особо.

- Куда уж серьезней...

- Значит, весь этот кровавый антураж с китайцами всего лишь прикрытие наезда на олигарха Анатолия Иванова?

- Какой там, к свиньям, олигарх, ты чего мелешь?! Никакой я не олигарх... Квартира была хорошая. Пять комнат, евроремонт, обстановка... Штук двести он за нее выручит влегкую... Счастье, что жены и дочки в Москве нет, в загранке отдыхают... Наликом у меня было припрятано сорок семь штук, машина штук на шесть потянет... Вот и считай... Я нищ, как церковная крыса. Все отдал, лишь бы они моих не трогали... Я знаю, откуда ты выкопал словечко "олигарх". Мы как раз от нотариуса возвращались, когда этот пидор рваный тебе по сотовому звонил, херню про сценарий с олигархом и сторожем у ворот нес....

- Погоди-ка, Толик! Что ж это получается? Мой побег никто не провоцировал, да? И охранник у ворот - отнюдь не невинно пострадавший пацан?

- Так и есть. Он все с ходу сочинил. Когда ты в бассейн прыгнул, разозлился ужасно. Грозил - если тебя не поймают к вечеру, то мою дочку сегодня же...

Толик замолчал, захлюпал носом. Он плакал!

- Успокойся, старик... - попросил я, стараясь говорить насколько возможно добрее и искреннее. - Брось, Толян, прорвемся...

- Не гони пургу! Никуда мы не прорвемся! Знаешь, что самое обидное? Ладно бы, все эти китайцы, спарринги и все остальное действительно было бы дымовой завесой, чтоб меня на бабки опустить или еще для чего. Так нет же! Основное для него - игра в Монте-Кристо! Развлекается человек, оттягивается, мать его! Разбогатевший Чикатило веселится от нечего делать! Меня на бабки опустил между делом. Оправдал расходы на развлекуху. Сумасшествие какое-то, шизофрения... Ты удрал, я на все согласился, все, что знал, рассказал, заложил тебя, сказал, что бежишь на встречу к милиционеру Верховскому, и думал, конец сумасшедшему дому. Сели в машину, поехали в Москву, к нотариусу, отписал я ему свою хату, тачку, гараж, поехали... в другое место, сорок семь штук я в доме не хранил, прятал сбережения на даче... Одно название "дача". Шесть сраных соток и времянка у черта на рогах, он ее и отбирать-то у меня побрезговал, сказал - там и будешь с семьей жить, на даче... Едем, и тут ему звонят, докладывают про твою поимку. Он сразу велит ехать сюда, положить на сорок семь тысяч долларов! Тебе по дороге звонит, чушь всякую мелет, а у самого глаза блестят... Приехали, меня потащил на крышу, заставил смотреть, как... как все тут у вас было... Я видел, как Захара, и Алешку, и тебя... все видел... Когда... когда все закончилось, я думал, сейчас поедем на мои шесть соток за деньгами... Хер! Один поехал, меня сюда впихнул и... тьфу, какая сволочь!

Толик смачно сплюнул, сильно треснул кулаком об стенку и заматерился. Он больше не плакал.

- А мне намекнул, дескать, спать ляжет, - произнес я задумчиво, переваривая услышанную историю.

- Ни хера подобного! Помчался мои бабки откапывать. Вернется к утру и... ну, и... сам знаешь...

Толик замолчал. Молчал и я. Тишина длилась долго. Я первым не выдержал, спросил:

- И чего мы с тобой будем теперь делать, старина?

- Драться.

- Чего?! - Я не поверил своим ушам, может, ослышался или не так понял старого друга. - С кем драться?

- Между собой.

- Толя, ты в своем уме? - Я шагнул к нему, но Анатолий вдруг закричал:

- Стой на месте, Стас! И не мечтай меня обмануть! Подойти с разговорчиками и чиркнуть по горлу ножичком - идейка подходящая, но и я не лыком шит, Стасик, не надейся.

Я остановился в нескольких шагах от Толика. Он держался стены и в темноте представлялся большой черной массой. Надо мной прозрачный потолок и звезды. Меня лучше видно...

"Ни фига себе! Я уже рассматриваю диспозицию с точки зрения схватки с Толиком. Автоматически произвожу предварительную оценку собственных действий, оцениваю плюсы и минусы своего местоположения!.. Выходит, сумасшествие - штука заразная". Эта мысль, промелькнувшая в голове, удивила и отрезвила. Я вскинул руки, демонстрируя пустые ладони, и заговорил с Толиком вкрадчиво, как говорят с разбушевавшимся вдруг пьяницей:

- Какой ножик, приятель? О чем ты? Нету у меня никакого ножика. Я не собирался и не собираюсь с тобою драться, поверь. Неужели ты не понимаешь, друг, - утром и так и сяк нас пристрелят. Хоть двоих, хоть одного. Неужели ты думаешь, что эта сволочь со шрамом оставит в живых свидетеля своих забав? Толя, опомнись!

- Держишь меня за придурка? - Толя говорил зло, почти яростно. - Мне сказали, что у тебя остался нож, которым орудовал Леха. Мне сказали, что у тебя был выбор - драться с китайцем или драться со мной, и ты выбрал меня!

- Откуда ты знаешь, что тебе сказали правду? - Я говорил нарочито спокойным голосом, оставаясь абсолютно неподвижным.

- Захар согласился драться с Лешкой. Ты согласился драться со мной. И не нужно водить меня за нос, Стас! Кто мы друг другу? Старые знакомые, больше десяти лет не виделись. За десять лет у человека все меняется, все клетки. Даже кости меняются!..

- Ладно, Толик! Пусть так. Мы друг другу никто. Каждый за себя. О'кей. Однако у нас общий враг. Он обманывает нас обоих. Или ты свихнулся окончательно и веришь, что, убив меня, утром обретешь свободу и деньги. Подумай, Толя! Он обещал деньги в довесок к свободе. Отобрал все твои сбережения и вдруг вернет? Так это следует понимать, да?

- Опять ты про деньги. Мне он не обещал никаких денег! Гарантировал не трогать жену и дочку, если я тебя замочу. Отпустить меня тоже не обещал и не отпустит. Но и то, что дочь с женой оставит в покое, для меня, Стас, уже много... Для меня это самое главное... Хрен с ним, пусть пристрелит. Жена решит - заказное убийство. Она все время боялась заказных убийств, а я объяснял, что не того полета птица, чтоб меня заказывать... Жена будет думать - продал квартиру за долги и все равно погиб. Поедет жить к своей маме. У меня хорошая теща, внучку любит...

Когда Анатолий заговорил о жене и дочке, голос у него изменился. Яростные нотки исчезли, он говорил о своих домочадцах не для меня, просто думал вслух... И мысли его были здравыми, я не мог этого не признать. Будь у меня по-настоящему дорогие мне люди, тоже, наверное, пошел бы ради них на все. Тем более выбора все равно нет. Замочит Толик Стаса Лунева по прозвищу Седой - останется у господина Иванова хотя бы надежда, что его домашние не станут игрушками сумасшедшего. "Надежда умирает последней" - как поется в одном пошлом попсовом шлягере...

Толик возле стены зашевелился. Сам не знаю, почему, я отступил на несколько шагов. Хотя к чему лукавить? Я отступил, чтобы иметь запас времени на маневр. Теперь я знал - драки со старым приятелем не избежать. Если он ударит меня по правой щеке, левую я уже не успею подставить. Удар у Толика ого-го, учитывая его массу.

- Доставай свое оружие, Стас!

Свет звезд, просачивающийся через прозрачный потолок, и светом-то по большому счету называть нельзя, но все же я заметил, как в руке у Толика что-то блеснуло.

- Толя, у тебя есть нож?

- Как и у тебя, Стас!

- У меня ничего нету, Толя, никакого оружия, честное слово!

- Что ж... Тем хуже для тебя, Стас!

Огромный черный силуэт отделился от стены и двинулся на меня. Блеснуло еще раз и померкло, исчезло во мраке лезвие ножа. Есть у меня перспективы одолеть Анатолия в неравном поединке? Ни фига у меня нет, кроме надежды, что он совершит какую-нибудь глупую ошибку, фатальный просчет. Надежда умирает последней. Эх, если бы удалось отобрать у него нож, заломать и, удерживая на болевом захвате, поговорить, вразумить...

Толик не стал бросаться в атаку очертя голову. Двигался медленно, словно большой черный паук, снабженный остро отточенным железным жалом. Перемещаясь с повышенной осторожностью, Толик лишал меня последних надежд.

Я отступал, пятился спиной, оставаясь в состоянии неустойчивого равновесия и стараясь сохранять между собой и Толиком дистанцию прыжка. Рано или поздно Толик попробует переиграть меня по скорости, и тогда, возможно, я сумею его "поймать на прием". Впрочем, все мои приемы Толику отлично известны, так что...

Толик прыгнул. Он всегда умел прыгать без видимой подготовки, а сейчас во мраке прыжок получился особенно неожиданным. Единственное, что я успел сделать, - упасть на спину. Нож в руке Толика рассек воздух там, где треть секунды назад располагалось мое тело. Я упал и спешно перекатился в сторону. Сильная длинная нога Анатолия Ивановича топнула по полу в десяти сантиметрах от моей головы. Как танцор популярного в восьмидесятые брейка, я, продолжая лежать на полу, крутанулся на спине, согнул и разогнул ноги.

Подошвы ударились о бедро Толика, словно стукнулись о скалу. Иванову хоть бы что, а я оттолкнулся от Анатолия, и меня закрутило, откинуло по полу, словно по скользкому льду, на пару метров. Перед глазами замелькали квадраты прозрачного потолка. Большинство - мутные. Несколько прозрачных - пустые проемы. Сквозь них особенно ярко сияли звезды...

Скользя спиной по полу, я потерял ориентацию в пространстве и понял - это конец. Кранты, абзац, финал, финиш! Встать на ноги не успею. Сейчас Толик широко шагнет, припадет на одно колено, и лезвие ножа вонзится в живот. А может быть, в шею или ногу. Черт возьми, я крайне приблизительно представлял, с какой стороны ожидать атаки!

Внезапно под потолком вспыхнули прожекторы. Я ослеп от яркого электрического света. Некогда было думать, кто и зачем включил электричество. Я подтянул колени к подбородку, перекатился через голову, оставаясь лежать на полу, сгруппировался, готовый отбиваться ногами от противника, прикрыл руками корпус.

Через полторы секунды, сквозь прищур, я разглядел справа, сбоку, залитую ярким светом растрепанную фигуру Толика Иванова. Нас с Толиком снова разделяла дистанция прыжка. Анатолий застыл в позиции "всадника". Согнутые ноги широко расставлены, спина прямая. Рука с ножом прижата к груди. Другая рука, как у слепого, вытянута вперед. Он, как и я, ослеп на мгновение и предпочел замереть, пока глаза привыкнут к электрическому свету.

"Соврал извращенец со шрамом, - подумал я. - Никуда он не поехал и спать не ложился. Сидел на крыше и наблюдал за нами, например, в инфракрасном свете. Слушал наши разговоры. А в критическую секунду врубил прожектора, дабы продлить мою агонию. Вон, Толик уже проморгался и засек меня на полу. При ярком освещении Анатолию Ивановичу куда сподручнее будет выпускать из меня потроха..."

Толик моргнул последний раз. Оценил мое положение на полу. Сейчас он из низкой позиции "всадника" подпрыгнет и обрушится сверху всем своим значительным весом. Не успею откатиться в сторону - умру быстро и легко.

Толик смотрел на меня и не видел, как у него за спиной открылась дверь. В солярий, бесшумно ступая, вошел китаец. Самый широкоплечий из всех китайцев. Кряжистый, что называется, "широкий в кости". Толик был слишком возбужден, не услышал скрипа аккуратно закрывающейся двери.

- Толя! Сзади! - выкрикнул я, но Иванов лишь усмехнулся, мол, дуришь, Стасик, ничего не выйдет!

Между тем китаец, неслышно передвигаясь, приближался к Толику все ближе и ближе.

- Толя, оглянись!!!

- Напрасно ты, Стас, надеешься...

Под босой стопой китайца скрипнула половица. Толик замолчал. Усмешку сменило недоуменно-удивленное выражение. Толик резко, прыжком, развернулся на сто восемьдесят градусов и сразу же забыл обо мне. Мастеру стиля Тигра осталось преодолеть несколько метров, когда Толик, упреждая его нападение, атаковал.

Тигр встретил Толика еще одним характерным ударом - боковым ударом ноги. Ребро стопы китайца ударило Толика в живот. Анатолия развернуло так, что я перестал видеть человека-Тигра. Обзор заслонила широкая спина Иванова. Да я и не следил особо, если честно, за схваткой старого друга, ставшего смертельным врагом, и китайского Мастера. Если вообще допустимо определение "схватка" к тому, что происходило.

Я поднялся на ноги одновременно с падением Толика. Я ожидал, что вот сейчас в солярии появится еще один китаец - Мастер стиля Журавля, но обманулся в своих прогнозах. Вопреки логике безумного шоу кунгфу, едва Толик упал. Тигр перепрыгнул через его неподвижное тело и двинулся ко мне. Помню, я еще заметил, что у Толика вся грудь в крови и что он так и не выпустил рукоятку ножа из правого кулака. Больше я на покойного Анатолия не смотрел. Не до него было.

Тигр буднично, по-деловому шел ко мне, презрев хитрые стойки и замысловатые маневры. Просто шел, словно прогуливаясь, пер на меня, как будто я пустое место.

Первым желанием было отступить, убежать. Но зачем отступать и куда бежать? Я в замкнутом пространстве. И сверху, через стеклянный потолок, за мной наблюдают. А, хрен с ним, со всем! Помереть, так хоть красиво и с куражом.

Наставник Ван как-то на веселой пьянке научил меня ругаться по-китайски. Когда Тигр подошел совсем близко, я громко выругался на его родном языке и плюнул в раскосую морду.

Тигр увернулся от плевка, плевок пролетел мимо. И я что есть силы долбанул его ногой в пах. Ей-богу, ударь я чуть-чуть, ну совсем чуточку побыстрее, ходить бы Тигру кастратом. Однако "чуть-чуть" в бою не считается. Он сбил мою ногу, уйдя в защитную стойку "старый прячущийся тигр". Я потерял равновесие, но все равно попробовал достать узкоглазую физиономию "когтями орла". Он перехватил мою правую руку "тигриной лапой". Миг боли, падение на колени, и я уже у ног противника. Лоб упирается в доски пола. Правая рука выкручена за спину. Я не могу пошевелиться. Мастер полностью меня контролирует. Малейшее движение, и хрустнут суставы руки.

Как-то очень ловко и бережно Тигр поставил меня на ноги. Рука по-прежнему осталась вывернутой за спиной. Я имел возможность переставлять ноги, вот, пожалуй, и все, на что способно было тело. Еще можно было, конечно, судорожно передернуть конечностями и переломать себе все кости к чертовой матери, но к чему спешить. Тигр подталкивает меня бедром, заставляет идти к дверям, на выход из солярия. Шоу продолжается, знать, не все сюрпризы иссякли. Догнать четырех погибших друзей по дороге на тот свет я всегда успею. Я уже мчался сегодня по тоннелю навстречу теплому свету счастья и знаю, что это совсем не страшно. Ужасен сам процесс перехода из одного мира в другой. Потом все здорово. Хорошо, спокойно, легко и радостно...

Продолжая удерживать мою вывернутую руку за спиной, Тигр толкнул ногою дверь, она открылась. "Вот ведь незадача! - горько усмехнулся я про себя. - Ведь мог же, блин, пока китаец делал Толика, да и потом, позже, попробовать убежать через эту дверь. Кто ж знал, что она осталась незапертой? И на лестнице никого. Куда же он меня тащит? Опять в гараж? За каким, интересно, чертом?"

Нет. Меня вели не в гараж. На очередном лестничном пролете, вместо того чтобы идти вниз, мы свернули в боковой коридорчик. Тигр слегка усилил фиксацию заломанной руки, и я не сдержался, вскрикнул от боли. Кроме как о натянувшихся до последнего предела сухожилиях, я больше ни о чем не смог думать...

* * *

Боль мучила меня еще с минуту. Согнувшись в три погибели, стиснув зубы, я бездумно пялился в пол под ногами, стараясь шагать максимально осторожно. В поведении конвоира не было садистской радости, как у тех, давнишних омоновцев, что выкручивали мне руки вчера утром. Он хладнокровно и добросовестно выполнял приказ доставить меня в... Скоро узнаю - куда. Одному Мастеру велели привести в порядок мое пошатнувшееся, если не сказать - "рухнувшее", здоровье, другому приказали кончить Толика и оттабанить Стаса Лунева по назначению, вот он и работает, трудяга. В нашем мире все продается и покупается - способность, талант, любовь, преданность, дружба... Этот список можно продолжать до бесконечности, но мы уже пришли. Стас Лунев доставлен по месту назначения в целости и сохранности. Получите, распишитесь...

Скрипнули, открываясь, двустворчатые двери, украшенные инкрустацией из ценных пород дерева. Подошвы кроссовок утонули в мягком ворсе ковра. Тигр ослабил хват, это послужило для меня сигналом выпрямиться. Во весь рост выпрямиться не получилось. Под коленки ударило что-то мягкое, и я плюхнулся в удобное кресло с витыми деревянными подлокотниками. Рядышком оказался толмач Антон. Антошка быстренько защелкнул на моем правом запястье браслет наручника. Второе кольцо наручников обхватило полированный подлокотник кресла. Китаец отпустил правую руку, и я наконец смог как следует распрямить спину и осмотреться.

Кресло, куда меня усадили, строго говоря, было полукреслом и очень походило на знаменитый стул из кинофильма Гайдая "Двенадцать стульев". Точно такой же стул, как в кино, разве что с подлокотниками. К одному из подлокотников прикована правая рука, в остальном я вполне свободен.

Под стать "стулу из дворца" и остальная обстановка. Хрустальная люстра на потолке. Картины с жирными нимфами в золоченых рамах на затянутых шелком стенах. Бархатные тяжелые гардины. Смешной диванчик с кучкой подушек в уголке. Столик-бюро у стены, а прямо перед моим носом банкетный столик. В общем, комнатка, порядка двенадцати квадратных метров, обставлена в стиле ампир. Или рококо. А может быть, и барокко. Я слабо разбираюсь в дворцовых стилях позапрошлого века.

О бурной современной действительности в этом заповеднике дворцового комфорта напоминали баночки с прохладительными напитками на банкетном столике передо мной и компьютер на столе-бюро. Перед компьютером на пуфике восседала Любовь Игнатьевна, супруга человека со шрамом.

Одета Любовь Игнатьевна так же, как и вчера. Болотного цвета блузка, лазоревые шорты, летние изящные туфли. Черные волосы красиво обрамляют загорелое лицо с умными зелеными глазами. Любовь Игнатьевна не желает смотреть в мою сторону. Взгляд ее устремлен на дисплей компьютера. Изящная, узкая рука лежит на компьютерной "мышке". Любовь Игнатьевна елозит "мышкой" по коврику для "мыши", курсор бегает по экрану монитора. Любовь Игнатьевна играет в какую-то незнакомую компьютерную игру.

- Антон, выйди, - велела Любовь Игнатьевна, продолжая смотреть на мерцающий экран.

Прежде чем выйти, Антон нагнулся и прошептал мне в ухо:

- Оглянись, Лунев.

Я оглянулся. Двустворчатая дверь за спиной имела два прозрачных оконца.

- Буду следить за тобой, стоя за дверью, - предупредил Антон. - Китаец тоже будет на стреме, там же. Рискнешь встать со стула - пристрелю, если раньше желтокожий тебя не разорвет. Ясно?

Не дожидаясь ответа, Антон и его ручной тигр вышли из комнаты. Мы остались вдвоем. Я и Любовь Игнатьевна. Сидим, каждый на своем месте, молчим. Она играет "в компьютер". Я привожу в порядок мысли и эмоции.

Итак, я последний оставшийся в живых из пятерки москвичей, некогда посетивших далекий северный город в качестве специалистов по звериным стилям гунфу. Я здорово изменился за минувшие сутки. Да что там сутки! За последние часы, минуты, секунды... Помню, как-то Ван попросил всех своих учеников сформулировать одной фразой, чему каждый из нас больше всего хочет научиться. Я неделю думал, потом выдал: "Ван, научи меня НИЧЕГО не бояться". Наставник усмехнулся и ответил: "Чтобы НИЧЕГО не бояться, нужно пережить ВСЕ страхи". Опыт - единственный учитель выживания. Недаром герои боевиков, как правило, - бывшие "афганцы" у нас и ветераны вьетнамской агрессии у них. Только пройдя через все испытания, пережив отчаяние, злобу, беспомощность, неудачу и смерть, начинаешь уважать и одновременно презирать старуху с косой. Опыта за минувшие сутки я накопил достаточно, чтобы научиться жить одним текущим мгновением.

Я сижу в удобном мягком полукресле, недалече забавляется с компьютером симпатичная женщина. Может быть, пока не поздно, попытаться ее достать? Сломать подлокотник, освободить прикованную к креслу руку, перепрыгнуть банкетный столик и перекусить даме шею. Или глаза выдавить, как получится... Основную сволочь достать не вышло, так хоть жену его подранить, пока Антошка не выстрелил в затылок... Нет, черт побери! Ни фига не получится! Антон пальнет, едва я дернусь. Да и про Тигра нельзя забывать... А ежели не получается предпринять по-настоящему радикальные действия, так нечего по этому поводу и психовать. Вообще ни к чему психовать. Истерить, плеваться, обзывать супругу палача грязными словами. Это бесполезно, и, быть может, как раз сумасшедшее поведение доставит палачу особый кайф. Почем я знаю, вдруг муженек Любовь Игнатьевны наблюдает сейчас из соседней комнаты через дырочку в стене и настроился покайфовать, наслаждаясь зрелищем моей истерики? Фигушки! Никакого кайфа с моей помощью он больше не словит, хватит!

Пауза затягивалась, и я первым нарушил молчание:

- Вы разрешите угоститься кокой, Любовь Игнатьевна?

- Угощайтесь, Станислав Сергеич. - Она мимолетно взглянула в мою сторону и снова перевела взгляд на экран компьютера.

- Спасибо. - Левой, свободной рукой я взял с банкетного столика баночку кока-колы, зубами сорвал "чеку" и с удовольствием смочил горло шипучей жидкостью.

- Вам спасибо, Станислав Сергеич.

- Это за что же? - Я нашел в себе силы улыбнуться. Попытался перехватить ее взгляд, но Любовь Игнатьевна по-прежнему глядела на разноцветную картинку компьютерной игры.

- Вы знаете, за что.

- Честное слово, не знаю. - Я удержал улыбку на лице, хотя это было и не легко. Я помнил, как отстраненно улыбнулась Любовь Игнатьевна во время вчерашней вступительной экзекуции, когда погиб Сергей Контимиров, и горячей симпатии к хозяйке будуара не испытывал.

- За то, что не стали меня оскорблять, кричать и угрожать.

Ох, блин! Умна Любовь Игнатьевна. Очень сообразительная бабенка. Чрезмерно.

- А какой смысл орать, горло драть? Все, что я могу высказать, вы и сами прекрасно представляете, и это вам вряд ли интересно. Думаю, вы меня позвали не ради того, чтобы выслушать, какие виртуозные оскорбления способны родиться в седой голове подопытного кролика, обреченного вскоре превратиться в гниющий кусок мяса.

- Ну и зачем же, по-вашему, вы здесь, рядом со мной... Вот досада! - Любовь Игнатьевна стукнула кулачком по клавиатуре компьютера. - Опять проиграла!