завертелись огненные круги.
какая-то вялая, неестественная, а Сарычев, лежа на спине, делал вид, что сильно
ударился затылком и вот-вот отдаст Богу душу - закатил глаза, затрясся как
параличный, ощущая в то же время, что стягивающая руки веревка начинает
подаваться.
голосе, и когда Кувалда вернул майора в исходную позицию, посмотрел на
непрекращающего жевать мордоворота. - Хватит, бля, умножаться *. Пора дело
делать.
разведенными в виде икса ногами.
обдавая перегаром и вонью гнилых зубов. Потрепав Сарычева за щеку, он игриво
пропел: - Жося, сейчас мы тебе очко расконопатим, акробатом** у меня будешь,
универсалом ***...
активный гомосексуалист, и перспектива быть оттраханным его не радовала. Майор
напряг руки в последнем отчаянном усилии и наконец с облегчением почувствовал,
что веревочные кольца подались. В это время мордастый легко приподнял его со
стула, заботливо приговаривая:
ему сильный поддевающий удар в пах подъемом стопы.
что нижняя часть хозяйства "ухажера" проникла в его брюшную полость. Активный
отрубился мгновенно, не издав ни звука. Спасавший свою честь майор уже готов
был помножить на ноль и прочих присутствующих, как вдруг в руках плюгавого
оказалась продолговатая коробочка, из которой вылетели две стрелки с тонкими
проводками. Они вонзились Сарычеву прямо в шею, и он упал как подкошенный, даже
не успев вскрикнуть. Тело его дернулось пару раз и замерло. Шибзик осмотрел
поверженного "глиномеса", пнул ногой его безжизненную тушу и горестно вздохнул:
относилось уже к Кувалде, и тот мигом приволок десятикубовую дурмашину в
оригинальной упаковке. Впрочем, без особого энтузиазма - все мысли его, похоже,
были о подраненных клешнях...
"глиномеса", обсосок набрал в шприц крови, зачем-то посмотрел на свет и,
засадив иглу в вену майора, с ухмылочкой нажал на шток. Подумал и, прошептав:
"Кашу маслом не испортишь", - повторил ту же операцию с другой рукой Сарычева.
Потом подошел к печке и бросил шприц в ярко горевшее пламя.
вышел на свежий воздух. Чувствовалось, что настроение у него паршивое.
одичавших собак, обсосок несколько оживился.
обочину. - Сожрут и со СПИДом.
бутылку со зловещей надписью "Спирт питьевой", резко повернулся к ощерившемуся
Кувалде: - Рот закрой. А менту открой. И пошире...
забыв, что он не в своем кабинете, бухнул кулаком по столу - Говорю, не пил!..
укоризненно, - вот, черным по белому гибэдэдэшники пишут, вот пожалуйста: "...в
состоянии сильного алкогольного опьянения", "содержание алкоголя в крови" -
так, столько-то промилле, "оказался на проезжей части вне зоны пешеходного
перехода", так... "привело к дорожно-транспортному происшествию", ну, дальше
неинтересно. Так что, они придумали это все?
ткнул пальцем в справку из госавтоинспекции, - знаешь, Александр Степанович, ты
ведь не был в отпуске за прошлый год, а?
512-го кабинета, Особую инспекцию при управлении кадров ГУВД, - им и так все
ясно, станут они, пожалуй, в дерьме ковыряться. Наши люди своих стволов не
теряют..."
еще одна щепотка соли на свежую рану, - и, пожимая на прощание руку, тихо
спросил: - Знаешь, чего больше всего в этом мире? Дерьма.
выход.
ему обрыдло - бесконечная зима, опостылевшая служба, семейная неустроенность,
хренотень последних дней... Захотелось напиться - в стельку, в дрезину, в
дугу... Так, как в гибэдэдэшном акте написано... Чтобы сразу в аут, в темноту,
без всяких мыслей... "Ну вот еще, никак истерика? Не мякни, гад, не мякни", -
живо справился он с упадническим настроением, глянул на дома, на троллейбусы,
на спешащих по своим делам людей, протер лицо снегом, сплюнул и пошел домой.
Ладно, ладно, не все так плохо... Руки целы, ноги тоже, ни денег, ни ключей эти
гниды у меня не взяли. Ничего, ничего, прорвемся...
с кошачьими останками, медленно спустился к заметенной машине, вытащил лопату
из промерзшего багажника и долго, удивляясь собственному спокойствию, долбил
похожую: камень землю. Потом он присыпал жалкий холмик снегом, постоял немного,
двигая кадыком, и в какой-то потерянности, сгорбившись, двинулся домой. Долго
наводил порядок, зачем-то по второму разу выдраил полы и в конце концов
воплотил в жизнь давнишнюю свою мечту - повесил в пустой комнате большой
боксерский мешок.
боксерским его можно было назвать лишь весьма условно - лупить по нему можно
было и руками, и ногами. Александр Степанович надел "блинчики", чтобы не
изодрать свое сокровище раньше времени,* и мешку досталось по полной программе.
Все, что скопилось у майора на душе, вылилось в каскаде сокрушительых ударов.
Особенно хорошо удавались Сарычеву диагональные разноуровневые атаки типа
"левая рука - правая нога". Минут сорок раздавались звонкие, пробирающие до
нутра звуки ударов, а негодующие соседи снизу, сверху, справа, слева
раздраженно стучали по трубам. Наконец, взопрев, Сарычев выдохся, снял мокрые
от пота "блинчики" и пошел под душ.
порвется. Проверено.
размотав мягкую фланелевую тряпицу, взял в руки пистолет Макарова. В тусклом
свете лампы блеснула гравировка "Лейтенанту Сарычеву А. С. за героизм и личное
мужество" - коротко и со вкусом. Помнится, еще взяточник Щелоков подарил -
упокой, Господь, его генеральскую душу. Тогда, правда, было обидно - лучше бы
звезду пораньше. Да ведь все, что ни делается, к лучшему. "Хоть и дерьмо, а
все-таки ствол". - Александр Степанович протер патроны, снарядил обойму и,
проверив затвор, пошел спать. А пистолетик-то, хоть и дерьмовый, все же положил
под подушку...
странное. То откуда-то из глубины накатывали волны нестерпимого жара, и майор,
скидывая с себя одеяло, весь покрывался испариной, то, уже через минуту, пот
становился ледяным, и, щелкая зубами от холода, Сарычев проклинал свое
путешествие в багажнике, полагая, что начинается простуда. Наконец под утро он
задремал, и его сознание очутилось где-то посередине между сном и явью.
все время приходилось в "распоре", внизу был обрыв, и Сарычев слышал, как при
каждом шаге из-под его ног, обернутых толстой кожей быка-хака и надежно
затянутых ремнями, раз за разом срываются и булькают где-то далеко внизу мелкие
камни. Майор с удивлением отметил, что, несмотря на кромешную темень, он
свободно различает окружающее, только не обычным зрением, а каким-то другим, не
имеющим к глазам ни малейшего отношения. Наконец его обостренный слух отметил,
что упавшие камни больше не булькают, а сухо ударяются о дно разлома, это
означало, что Великий Нижний Поток ушел в сторону и Пещера Духов уже недалеко.
ногами появилась опора, и он пополз по сужающемуся каменному коридору,
торопясь, чтобы Владыка Смерти не учуял его. Неожиданно галерея расширилась, и
Сарычев очутился в неправдоподобно огромном зале, стены которого были сплошь
усеяны крупными, всевозможных цветов, кристаллами гипса. В центре пещеры
бушевало Озеро Гнева, над его неспокойной поверхностью клубился молочно-белый
пар. По запаху Сарычев безошибочно понял, что Духи сегодня в плохом настроении.
Затаив дыхание и стараясь не смотреть на мутный водоворот, он приблизился ко
входу в расщелину и, прокравшись по ней, оказался в сферическом гроте, свод
которого украшали концентрические окружности желтоватых кристаллов.
и вскоре припал к наполненным прозрачной влагой следам Владыки Смерти. Не в
силах сдержаться, он закричал от переполнившего его восторга:
Каменистый Артем
Володихин Дмитрий
Василенко Иван
Шилова Юлия
Мороз Александра
Корнев Павел