Чтение 10–й страницы книги ~Шпага Софийского дома~

Кланялась боярыня Софья иконам, крестное знамение клала, а в глубине души знала - так и осталось то сладкое томление, что называют греховным. Пусть греховное, пусть в глубине, но хорошо, что осталось! Разве любовь греховна?

Олег Иваныч на заметил, как забылся в какой-то дреме. Слушал сквозь сон перекличку стражей на башнях: Славен Неревский конец! Плотницкий славен! - вздрогнул вдруг - скрипнула дверь. Приоткрыл глаза - тюремная сторожа. Два бугая. К нему...

Растолкали, вставай, мол. Вставать? Куда? Может, на пытку? Хотя вроде б не применяли пыток в Новгороде... А куда тогда?

Там узнаешь!

Интересно, где "там"?

Алел восход за Волховом, растекался по свинцовым водам широкой кровавою полосою. В светлеющем небе таяли звезды. Золотистые поначалу, они быстро бледнели, на глазах исчезая совсем. С реки тянуло свежестью. Выйдя на улицу, Олег Иваныч вздохнул с наслаждением.

Что за люди вокруг? Трое всадников. Богатая сбруя. Еще одна лошадь - пуста под седлом.

- Садись, господине Олег!

Называют по имени... Подсаживают... Что ж, Бог не выдаст, свинья не съест! Поехали. Медленно, словно так и надо. Стражники распахивают ворота. Тоже, будто так и надо, безо всяких там разговоров. Проехали Детинец... Мост...

- Потерпи, господине, скоро цепи снимем! Надо же! Кто ж эти неведомые друзья? Люди Гришани? Феофилакта? Ивана Костромича? Пес их знает. Ладно, пока с ними - вряд ли уже хуже будет.

Проехали мост, растолкали дремавшую стражу у Ярославова дворища, у Никольского свернули на Пробойную - знакомая дорожка, именно по ней не так давно ездил Олег Иваныч к оружейнику Никите на Шитную. Вот и Федоровский ручей, журчит, играет течением. Не доезжая до ручья, свернули в призывно распахнутые ворота богатой усадьбы. Господский дом - каменный, в три этажа, амбары, конюшни, склады, своя кузня.

Молотобойцы в кузне уже раздували огонь кожаными мехами. Кузнец взял осторожненько скованные руки Олега, положил на наковальню, стукнул тихонько пробойником - спали оковы, как и не было.

- Прошу за мной, господине!

Поклонился вышколенный холоп, челядин дворовый, в богатый кафтан одетый. Вперед важно прошествовал. За ним - Олег Иваныч, запястья после цепей потираючи...

Высокое крыльцо, узорчатое, под кленовой крышей. Ступеньки широкие, в две ступни, захочешь - не споткнешься. Перила в виде греческих статуй резаные. Двери - есть в Софийском соборе Сигтунские ворота красоты неописуемой - так тут ничуть не хуже, правда, поменьше малость.

Челядин, двери отворив, склонился в поклоне вежливом. Тут и сам хозяин.

Вышел навстречу, будто к дорогому гостю. Весь собой красив, голубоглаз, статен, в кафтане, золотыми нитками вышитом.

- Проходи, Олег Иваныч, будь гостем!

С первого взгляда узнал Олег Иваныч хозяина. Боярин Ставр - знаменитый новгородский олигарх. Муж, красотой приметливый, обходительности отменной.

- Откушай, гость дорогой, что Бог послал! Чай, оголодал в порубе-то?

Гость дорогой откушать не отказался. Все выкушал, что послал Бог боярину Ставру: и кашу реповую с медом, и щи с потрохами гусиными, и с мясом пирог, и рыбник, и полбой просяной не побрезговал. Запил кваском малиновым, ах, хорош квасок у боярина, только уж хмельной больно, сразу в сон потянуло.

Заклевал носом Олег Иваныч - будто настоящий сон сморил! Не заметил, как взяли его слуги боярские под белы рученьки, сапоги с него сняли да спать уложили на лавку широкую, шкурами волчьими устланную.

Как смежились его веки - враз исчезла с уст Ставра улыбка любезная. Другое лицо у боярина стало - жесткое, властное, совсем неприветливое.

- Глаз не спущать! - кивнув на спящего, тихо бросил он слугам. - Как проснется - ко мне.

Однако...

Олег Иваныч прекрасно расслышал слова боярина, не так уж на самом деле и спать хотел, притворялся больше. Глаз не спущать... Не понравились эти слова Олегу Иванычу, совсем не понравились. Однако - и любопытство брало, оказывается, он совсем ничего не знал о хозяине, о боярине Ставре. Нет, знал, конечно, что Ставр Илекович - боярин знатный, в "сто золотых поясов" входит - элиту новгородского боярства, и земель у него немало, и злата-серебра. Впрочем, поговаривали, жаден боярин, однако никакого оперативного подтверждения тому не было - слухи одни. Ну, слухи - они везде слухи.

Часа через два открыл глаза Олег Иваныч, сел на лавке, потянулся довольно. Челядин тут как тут - с квасом. Испил Олег Иваныч, губы рукавом - по местному обычаю - вытер, тут другой холоп - пожалте к боярину!

Ну, пожалте - так пожалте!

Поднялся вслед за слугой по лестнице в кабинет боярский.

Большой кабинет был у боярина Ставра, со столом огромным из мореного дуба, с лавками, с креслами резными. В окнах - слюда в переплете свинцовом, на столе подсвечник серебряный, свечи - чистый воск, горят ярко. В углу, на поставце - кольчуга с панцирем да островерхий шелом с бармицей, рядом - полный доспех ливонский, рыцарский, латами называемый. Красив доспех, блескуч, гладок - свечки тусклым золотом в блестящих боках отражаются.

- Нюрнбергских мастеров работа, - перехватив заинтересованный взгляд гостя, пояснил Ставр. - Больших денег стоит. И у орденских немцев мало у кого такой есть, у комтуров токмо да у магистра фон Герзе. Кстати, как там друже фон Вейтлингер поживает, ливонский рыцарь Куно?

Боярин пытливо уставился на Олега. Тот пожал плечами:

- Пес его знает, как он поживает... давненько не виделись.

Ответив, Олег Иваныч задумался, пытаясь сообразить, откуда Ставр знает о его знакомстве с ливонцем. От Гришани? Хм... Вряд ли. Скорее - от Феофилакта. Нет, тому тоже нет смысла в излишней огласке... как и Ионе. Значит - от московитов? От Ивана с Силантием? Но откуда их может знать Ставр? А черт его знает, откуда. Но - знает, раз спрашивает. В общем - одни сплошные загадки.

На настойчиво повторенный Ставром вопрос относительно ливонского рыцаря Олег Иваныч, подумав, отвечал очень осторожно, расплывчато. Никакой конкретики: да, с рыцарем знаком, но не очень близко. Пиратский струг? Да, было дело, чуть не потопли, хорошо нарвский когг по пути приключился, не то бы... Поручения владыке? Нет, ни о чем таком рыцарь не просил, не упоминал даже, да и с чего бы ему? В Новгород прибыли вместе - это да, с тех пор не встречались. Капитана "Благословенной Марты" как зовут? Ну, уж ты и спросил, Ставр Илекович, откуда ж все упомнить? Кстати, а ты сам-то, господине, как про меня узнал? Ах, есть верные люди? Понятно. Тогда, может, ответишь, зачем меня-то из поруба высвободил?

- Разговор к тебе имею, Олег Иваныч, - сладко Улыбнулся Ставр. - И предложение...

- Тогда можно сначала предложение? - усмехнулся в ответ Олег Иваныч. - А уж опосля и разговор будет.

Ставр надолго задумался, поиграл вытащенным из-за пояса миланской работы кинжалом, затем нехотя кивнул и неожиданно предложил Олегу перейти к нему на службу.

- Человек ты, я вижу, упорный, знающий, - подольстил боярин, - а жалованьем я тебя не обижу. Ну, как, согласен?

- Я бы со всем нашим удовольствием, - еще шире улыбнулся Олег Иваныч. - Да вот беда - уже связан договором с игуменом Феофилактом. Помогаю ему чем могу... в торговых делах. Так что рад бы, но не могу, над собою пока не властен!

- Так я ж тебя и не тороплю, - обиделся Ставр. - Подумай месяцок-другой, поработай пока на Феофилакта, ну, а потом всегда тебе место будет. Знаю - воин ты знатный, мне таковые нужны. И служба у меня - не чета Феофилактовой, торговой - ты ж воин, не купчина какой. Впрочем, уговаривать не буду, надумаешь - скажешь! Один еще вопрос к тебе напоследок. Говорят, ты часто бывал в Обонежье?

- Ну, допустим, бывал. А что?

- Онисифор-инок! - подавшись вперед, прошептал боярин. - Ты ведь сильно помог ему?

Ну вот - и этот туда же! Все сокровища ищет. А может... А может, у него другой интерес? Пожал плечами Олег Иваныч:

- Онисифор? Впервые слышу. Нет, помог, конечно, но не ему, а Гришане, софейскому отроку. А об Онисифоре этом и не слыхивал никогда.

Странная это была беседа. Чувствовал Ставр, что недоговаривает что-то Олег Иваныч, да поделать ничего не мог - пытать бы его, конечно, пыткой огненной или на дыбе, да нельзя - Феофилакт обидится, а ссориться с ним не с руки сейчас. Слишком много людей в курсе, кто узника из поруба вытащил, хоть и незаконно тот туда брошен был. Мзду свою получили, правда, да ведь, как прижмет - сразу заговорят. Стоп, а о ком заговорят? У них что, на лбу написано, у тех, кто мзду платил, что они Ставровы люди? Нет, не написано. Поди знай, что за люди, мало ли в Новгороде мужиков. Коли так, тогда, конечно, все-таки пытать. С выдумкой пытать, до смерти лютой, потом зарыть где-нибудь у Федоровского ручья либо ночью в Волхов кинуть - ищи-свищи. А кто этого человека, Олега, в поруб кинул? Пимен, владычный ключник. Верные люди говорят - так просто кинул, для острастки, да выпустить забыл, уехал - потому и не сильно выступать будет, если на свободе Олег окажется, скорее - поблагодарит, не надо причину выдумывать, выпуская. А выпустить пришлось бы - Феофилактовы люди Пимену не по зубам, не тот это волчина. Да и не по закону задержание-то... Еще и Варсонофий, зараза, при владычном дворе воду мутит. Собрались, вороны. Иона, владыка, уж слишком долго на этом свете зажился. Ну, да об этом после. Значит, Феофилактов муж этот самый Олег, Олег, сын Иванов. По торговой части служит. А и пусть себе служит! Вот и подступ к Феофилакту-игумену! Так не пытать этого Олега Иваныча надобно, а ублажить, словно брата родного! Да приветить так, чтоб почаще захаживал. Рассказывал, что да как Феофилакт-игумен поделывает, что мыслит. Ну, и ловок ты, Ставр Илекович, ничего не скажешь, ловок - ишь, чего удумал, умная голова!

Посмурневшая было физиономия боярина снова озарилась радостной улыбкой.

- А не испить ли нам мальвазеи фряжской в честь твоего освобождения? - встав на ноги, Ставр весело хлопнул гостя по плечу. - Или рейнского? Ты чего больше любишь?

- Портвейн "три семерки", - не удержавшись, буркнул Олег Иваныч. Потом добавил, что и от мальвазеи не откажется. От его взгляда вовсе не ускользнула быстрая перемена в поведении боярина. Сначала сиял, как тульский пряник, потом скуксился, затем опять воспрянул. Неспроста все это, ох, неспроста... Ох, хитер боярин, коварен, мягко стелет - да как бы жестко спать не пришлось!

Забегала дворовая челядь по двору боярскому, забегала, засуетилась. Яства понесли из летней кухни прямо в кабинет Ставров. Большой кувшин с мальвазеей водрузили на стол, черненый кувшин, серебряный. Рядом два кувшина поменьше - с рейнским. Ну, и медок стоялый, квас бражливый - куда ж без них-то?

Не раз и не два расспрашивал еще Ставр, пока бражничали, все выведать старался, да не на таковского напал - Олег Иваныч-то закален был в родном РОВД в борьбе с зеленым змием, что ему эта мальвазея, на один глоток только. Уж и сам Ставр не рассчитал - упился, захрапел, к стенке откинувшись. Олег к тому времени уже, на лавке растянувшись, похрапывал. Пьян якобы... Однако, как только смежились боярские очи, гость встрепенулся, подозрительно оглядел горницу и, специально пошатываясь, вышел на крыльцо. Постоял немного, подышал воздухом и, пройдясь по двору, подошел к воротам. Никто никаких препятствий в этом Олегу Иванычу не чинил, наоборот - выскочивший невесть откуда стражник, почтительно поклонившись, в миг распахнул ворота и даже осведомился, не нуждается ли дорогой гость в провожатых. Олег Иваныч не нуждался, в чем тут же заверил стражника и, выйдя за ворота, быстрым шагом направился по Пробойной в сторону Торга.

В воздухе плавился вечер - тихий, спокойный, благостный. У церкви Дмитрия Солунского, на паперти, сидели нищие - такие же благостные, тихие, богобоязненные. Кланялись низехонько, благодаря за подаяние, убирали мелочь в торбы и мелко крестились. Рядом, на пустыре, мальчишки играли в бейсбол маленьким тряпичным мячиком. С криком да посвистом ловко лупили по нему деревянными битами. Нет, кажется, здесь эта игра называется лаптой.

Олег Иваныч подошел ближе, уселся на скамейку под липами, вместе с прочими зрителями. Смотрел на игру, думал. Возвращаться на усадьбу? А вдруг там засада? Он, Олег Иваныч, в подобном случае точно бы отправил туда парочку оперов. Хотя - нет. Ставр же говорил о том, что Пимен-ключник в отъезде, а кроме него Олегом заниматься просто некому, никому он больше в порубе не нужен. Да и на Феофилактово подворье людишек послать - не всякий решится. Поэтому на усадьбу можно возвращаться спокойно. Нет там никакой засады и быть не может!

Поднявшись на ноги, Олег Иваныч направился дальше. По пути свернул на Ивановскую, к Торгу - выпил в долг сбитня у знакомого продавца - недавно завербованного агента Олексахи. Тот глазами замигал, Олега увидев, - имею, мол, сообщение. Олег Иваныч понял, кивнул, шепнул - у Никольского. Там и встретились, под старой вербою.

Сведения, переданные агентом, особенно неожиданными, в общем, не были. Олексаха поведал, что не так давно взятые по его наводке московиты - двое мужиков с именами Иван да Силантий - снова объявились на Ивановском вымоле, где ругательски ругали новгородские власти, смущая собравшийся народ срамными словами, и хвалились могуществом своего господина - московитского князя Ивана. Два дня назад отплыли на всех стругах вниз по Волхову, видно, к Москве. Ну, это и так понятно было.

Так же агент сообщил о подозрительных монахах - стригольниках, во главе со священником по имени Алексей. Монахи те, дескать, супротив монастырей выступают да против мздоимства церковного...

Последнее сообщение Олексахи касалось лично Олега. Третьего дня им очень интересовались некоторые людишки - холопы некоего боярина Ставра. Расспрашивали да выпытывали - что за новый человек служилый появился у Феофилакта-игумена? Зря выпытывали - никто на торгу Олега Иваныча не знал, может, где в другом месте что вызнали.

- Откуда известно, что именно Ставровы люди?

- Проследил, господине. Прикинулся своим в доску - вместе к Явдохе ходили, в корчму на Загородскую.

- Далеко ж вас черти носили!

- Так у тех шильников там свой интерес имеется - Явдоха им в долг наливает. Вообще, Явдоха этот - тот еще шпынь.

- Вот и займись им. - Олег Иваныч похлопал Олексаху по плечу. - Походи в корчму, винища попей, думаю, учить тебя не надо. Обо всем докладывай исправно. Деньги получишь позже. Не обману, не думай.

Простившись с агентом, Олег Иваныч еще немного постоял у вербы, посмотрел на клонившееся к закату солнце - изжелта-красное, чем-то похожее на большое перезрелое яблоко, - напился из ближнего колодца водицы, немного подумал, пожал плечами и решительным шагом направился на Ильинскую, к усадьбе. Видок у него был весьма специфический - некоторые особо нервные прохожие шарахались. Рубаха у ворота разорвана, кафтан не подпоясан, расхристан, борода всклокочена, на голове будто галки гнездо вили. Вдобавок винищем разит на полверсты. В усадьбе на углу Ильинской и Славны возвращению Олега Иваныча обрадовались. А чего бы не радоваться-то, человек он был - хоть и при должности важной - простой, некичливый, вежливый. Зря к дворне не цеплялся, никого не наказывал, да по чести - и не за что было.

Налево скособоченный татарскою саблей сторож Пафнутий, получив указание, отправился топить баню. Нелюдимый Акинфий, заросший бородою до глаз, был послан в шалашик, к дедке Евфимию - звать париться да наказать оглоедам смотаться по-быстрому на владычный двор, пока ворота не заперты, спросить там Гришаню-отрока, привезти, ежели на месте тот. Вечером собрались все. Сам Олег Иваныч, дедко Евфимий, Гришаня... Парились. Дед Евфимий уж так усердно махал веником, что Гришаня, не выдержав, стрелой вылетел на двор, прыгнув в большую бочку с дождевой водицей, специально для этой цели стоявшей у самой ограды, под яблонями.

Олег Иваныч покрякал-покрякал под дедовыми вениками - тоже выскочил. На скамейку у бани уселся, в рушник закутался. Тут и Пафнутий с кваском. Гришаня из бочки выскочил, тоже пить захотелось.

- Эх вы, парильщики, - выглянул из бани дед, красный, распаренный, довольный - дальше некуда. - Давай-ко еще по заходу!

Олег отмахнулся, хватит, мол, покуда, а там посмотрим.

- Был в обители дальней, - вытерев губы рукой, важно изрек Гришаня. - Вот, к полудню только вернулся. Ну, и книжицы там, Олег Иваныч! Знатные книжицы... - Отрок мечтательно прикрыл глаза. - Четьи-минеи, само собой, да сказки: о разных странах, о людях тамошних, о мудрецах-рахманах, что в стране Индейской живут...

- Нет там ни злата, ни серебра, ни татьбы, ни боя, - вспомнив отца Алексея, с ходу процитировал Олег Иваныч, с удовольствием наблюдая, как удивленно округлились синие Гришанины зенки. Прямо на лоб полезли.

- Откуда, Олег Иваныч, сие знаешь-то?

- От верблюда. Газеты надо читать, а не глумы с кощунами перебелять усердно!

- Чего? Чего надо читать, господине? - недопонял Гришаня и, не дождавшись ответа, похвастал: - А о звере-вельблюдии я слыхал от гостей бухарских...

- Как там Пимен-ключник? - поставив кувшин с квасом, вскользь поинтересовался Олег Иваныч. - Поди, вернулся уже?

Отрок покачал головой:

- Нет, не вернулся. Дня через три будет, Иона сказывал. Да, Олег Иваныч, что я сказать-то хотел! - Гришаня с размаху хлопнул себя по коленкам. - Как возвратились сегодня, зашли по пути в церковь, на Прусской, Святого Михаилы... - отрок вдруг улыбнулся, продолжил: - Там боярыня одна молилась, красивая, словно лебедь.

- Софья! - помимо воли вырвалось у Олега.

- Софья, Софья... - снова усмехнулся Гришаня. - К ней я тогда записку носил, на посаде Тихвинском, помнишь? Так вот, она меня тоже узнала. Из церквы выйдя, говорила ласково. Про тебя расспрашивала, между прочим. Кто, да что, да как... Не просто так спрашивала, Олег Иваныч, не любопытства ради. Ты уж мне поверь, я в таких делах зело ухватист, вон, когда Ульянка, вощаника Петра дочка, про меня у Верки-воробьихи спрашивала, я тоже поначалу не понял, а уж потом-то, как в баню стылую Ульянка меня затащила, тогда... - Гришаня вздохнул и почему-то чуть покраснел. Отпив квасу, продолжил:

- Так и Софья.

- Думаешь, в баню меня затащит? Ну, ты, Гришаня, и глумливец, однако!

Гришаня обиделся, надул губы.

- Да я не про то вовсе, - буркнул. Потом отмяк, рассказал обстоятельно. Как да про что Софья выспрашивала - выходит, отнюдь не безразличен боярыне Олег Иваныч, отнюдь...

Потом, когда улеглись почивать, снова долго не мог заснуть Олег. Виделось: шагает по васильковому полю Софья - волосы золотом по плечам стелются, в карих, широко раскрытых глазах отражается солнце. Ветер играет волосами боярыни, нежно, весело, ласково. Улыбается Софья - хоть и не видел Олег никогда улыбки ее - представлял, как раздвигаются чуть пухлые губы, как проявляются на щеках ямочки... Боже, как светла улыбка твоя, боярыня Софья! А ветер все сильнее, не ветер уже - буря, закрутились вокруг боярыни сорванные васильки, словно в колдовском танце, метнулись волосы золотым водопадом - бежит Софья, несет ее ветер. Куда? А рядом с ней... кто же, кто?

Прищурился Олег...

- Спишь ли, Олег Иваныч? - с полатей Гришанин голос.

- Спал. Пока ты не спросил.

- А я сказать хотел, что про тебя обсказал Софье, сказать?

- Ну, сделай милость.

- Что человек ты знатный, - сказывал, - да при должности важной, духовной, не каждому по уму даденой, и то сказал, что нету у тебя ни жены-государыни, ни малых детушек. Про то боярыня особливо спрашивала.

- Спрашивала? Спрашивала... Ладно, хватит болтать, спи давай.

Олег Иваныч поднялся на лавке, нашарил рукой корец с квасом. Выпил.

Не думал, не гадал Олег Иваныч, что не одному ему грезится сегодня боярыня Софья. Боярину Ставру тоже нехорошо спалося, хоть и пьян был изрядно.

Вертелся в постели боярин, скрипел страшно зубами, а губы сами собой шептали - Софья!

Софья! Софья! Софья!

Взять, обнять крепко, бросить на широкое ложе - моя! Моя! Моя! Ах, томленье любовное... Никого не любил в этой жизни боярин Ставр - ни отца, ни мать покойных, ни прежнюю жену, тайным зельем загубленную. Только Софью! Так обладать хотел красавицей златовласной - спасу нет, а та все отказывала. Что ж, не добром, так силой. Силой! Силой! Силой! Схватить, привезти, обнять... А там, дальше, кто знает, может, и слюбится? Только вот властна боярыня, горда больно и свободу свою знает. Эх, кабы на Москве дело было! Уж там-то баб не особо спрашивают - ремень на шею и в церковь. А потом плетьми, чтоб боялись. Чтоб уважали господина-мужа своего! Не то в Новгороде, ух, порядки мужицкие! Хоть и знатен боярин Ставр, а за такое дело по голове не погладят. Владычный суд быстро укорот даст. Но ведь - хочется! Хочется! Хочется! Софью! Схватить, увезти, сорвать летник, сарафан, рубаху - и плетью по нагому телу, красивому, бархатистому, нежному... Так, чтоб кровавые брызги!.. Как с прежней женой... та долго не вытерпела, дура... Пожаловаться грозилась - новгородская кровь, пришлось отравить, курву. А и поделом, слушай мужа своего, господина! Эхх, сюда б Софью... Да плетку верную...

Проснулся боярин Ставр, сел на кровати, очами сверкнул люто.

- Митря! - позвал.

Явился Митря - козлобородый, Упадыш прозванием, что по дню от гостя Олега в клети прятался. Вытянулся угодливо, ждал.

- Девку! - скрипнул зубами Ставр. - Холопку дворовую. Ту, пятнадцатилетнюю, с волосами, что лен.

Митря Упадыш кивнул понятливо. Выбежал с усмешкой глумливою, мига не прошло - вернулся: верные слуги притащили девку - светлоглазую, испуганную. Волосы - словно лен, выбеленные.

- Вяжи к лавке.

Митре да прочим слугам и говорить не надобно - распластали на лавке девку, рубаху сорвав. Та закричала испуганно, неладное чувствуя...

Кричишь?

Так вот тебе кляп!

Теперь только мычание доносилось чуть слышно. По щекам девчонки стекали слезы.

Плачешь?

Так еще не так заплачешь сегодня!

Прочь все!

Плетка... Удар... Кровавая полоса вдоль груди... Еще удар... Еще одна полоса... И только слабый вскрик, кляпом задержанный...

После многих ударов - девка уж и кричать перестала - набросился на нее Ставр, словно зверь дикий. Рычал, кусал, ругался. Удовлетворив страсть, отвалился на ложе, кликнул Митрю да служек:

- Пользуйте. Бедная девчонка.

Она уже даже не плакала.

- Хватит... Переверните спиной кверху. Вот так. Теперь похожа. Похожа на Софью. Что стоите? Прочь пошли!

Боярин Ставр снова схватил плетку с железными крючьями вышитыми...

Хлестал по спине белой, пока не устал. Приговаривал:

- Вот тебе, Софья, вот тебе! На! На! На! Получай, дура!

Летели на пол лоскутья кожи, брызгала кровь. Боярин не унимался. Глаза его закатились, с тонких, искривленных в злобной ухмылке губ стекала пена.

Получай, боярыня Софья!

Софья! Софья! Софья...

Обессиленный, упал боярин. Отдышался, оделся, пнул сапогом девчонку. Та не шевелилась.

- Митря!

- Тута, боярин!

- Скормите собакам!

- Так сыты, батюшка!

- Тогда - в ручей. Мне вас учить?

- Исполним все, батюшка, не сомневайся, не в первый раз ведь.

Истерзанное тело несчастной девчонки вынесли с усадьбы через потайной ход и бросили в Федоровский ручей. Темные воды с плеском сомкнулись, приняв очередную жертву боярина Ставра. Не первую и не последнюю...

- Ну, вот и славненько.

Митря Упадыш потер руки и размашисто перекрестился на угадывающуюся за ручьем черную громаду церкви Федора Стратилата, выстроенную новгородским посадником Семеном Андреевичем в лето 1361 года.

Глава 7

Новгород. Сентябрь - октябрь 1470 г.

Уйди, проклятый дьявол, не мешай нам.

Ты адом сделал радостную землю,

Проклятьями и стонами наполнил.

Коль радует тебя вид гнусных дел -

Вот образец твоей кровавой бойни.

Шекспир, "Ричард III"

Хорошо хоть шпага отыскалась! Удивительно - в этакой-то передряге.

Да и конек каурый стоял себе спокойненько во владычной конюшне, там его и обнаружил Олег Иваныч сразу после встречи с игуменом. А шпагу... Шпагу начальник владычной стражи возвернул самолично. Не гневайся, мол, Олег свет Иваныч, и не думай - мы стражники, мужи благородные.

Еще в начале сентября, сразу после празднования Нового года (лета 6979 от сотворения мира), имел Олег Иваныч тайную беседу с Феофилактом. Усмехнулся игумен, узнав про интриги Пименовы, да молвил Олегу, чтоб работал, как прежде, а Пимена-ключника - и в голову б не брал. Тем более - не по закону арест-то. Правда, игумен настоятельно рекомендовал на владычном дворе без особой нужды пока не светиться, да какая в том нужда у господина Олега? Вот, шпагу только забрал, да коня - спасибо стражникам, сохранили. В таком разе Олег Иваныч их в корчму позвал, недалече, на Ямскую, - угостил медком стоялым да корчмой - водкою неочищенной да с травами-зельем - кто до корчмы охотник. Друзьями теперь стали Олег Иваныч и владычные стражники, приходи, говорили, друже, - завсегда тебя примем. Ну, пока нужды в них не было.

Да, еще кое-что говорил Феофилакт-игумен, голос до шепота понизив. О новгородском боярине Ставре. Богат, вишь, Ставр, да властолюбив, да знатен. Ну, что знатен - понятно, а вот насчет богатства - Феофилакт сильно сомневался. Жизнь-то боярин вел раздольную, а на какие шиши - неизвестно. Были у него мастеровые, но не очень много, были, конечно, и вотчины - но не так, чтоб уж очень богатые. В общем, не по доходам жил Ставр, дебет с кредитом не сходился. Вот и просил игумен посмотреть за боярином. Не впрямую просил - намекал только, ну, да Олег Иваныч понятливый, на пальцах объяснять не надо. Боярин Ставр, Ставр Илекович... Олег и сам хотел бы про него узнать побольше, особенно - после встречи. Осторожно следовало действовать, тихой сапой, напролом не лезть - не спугнуть боярина, не обидеть - чувствовал Олег Иваныч свой долг перед ним за освобождение свое из владычного поруба. Потому и любопытство умеривал. Решил про себя - желание Феофилакта исполнить - за Ставром последить - но не ревностно, а так, между делом, отчетности ради. Послать агента посмышленей, того же Олексаху-сбитенщика, пусть людишек боярских поищет да средь оных потопчется. Глядишь, что и вызнает. А самому заниматься Ставром Олег Иваныч считал не очень этичным. По указанным выше причинам. Человек к нему, можно сказать, со всей душой - из поруба вытащил, угостил на славу - правда, в своих непонятных пока целях - но тем не менее. Подобное поведение вполне заслуживало доброго отношения, а Олег Иваныч не из тех людей был, что сделанного добра не помнят.

Вот и, входя во владычную палату, столкнулся в сенях со Ставром - тот пришел на ливонское сукно Ионе-архиепископу жаловаться - купил, дескать, несколько кип - все короткие оказались. Ставр улыбнулся ласково - обаятелен был, надо признать, красив да статен - тряхнул светлыми кудрями, дорогу уступил вежливо - проходи, мол, друже Олег Иваныч, да не чинись, в гости заглядывай.

В гости... Бог даст, заглянем и в гости. Да пока некогда, да и, честно говоря, не лежит душа к боярину, хоть и знатен он, и богат, да обаятелен опять же. Но вот не лежит - и все тут. В гости... Опять будет к сотрудничеству склонять, корчму подливать в чашу, да и сам пить не отставая, оловянными глазами посматривая. Ну его в баню. Неловко как-то на Ставровой усадьбе, нехорошо, не приветисто...

Опосля, на конька каурого садясь, краем глаза увидал Олег Иваныч, как прошмыгнул боярин из кельи Гришаниной. Ну, что к Гришане заходил боярин - понятно - тоже книжник известный, но почему ж столь проныристо? По крыльцу слетел, вскакнул на коня, пришпорил - только его и видели. Нехороша быстрота эта, не от Господа - от Лукавого - то Олег Иваныч давно запомнил, от отца Алексея, стригольника. Ну и что, что стригольник он, - зато человек хороший и мысли излагает дельные. Говорят, на Москве Иван Васильевич, князь, привечает стригольников, разумные беседы с ними ведет да во всем советуется. Ну, в последнем Олег сомневался. Насколько он знал московского князя Ивана (не лично - по рассказам, конечно), тот вряд ли слушался чьих-то советов, ну а насчет бесед со стригольниками - очень может быть. Иван Васильевич вполне мог на церковные богатства да земли зариться. Тут ему стригольничьи речи - в самую масть приходятся...

Уехал боярин Ставр со двора владычного, ускакал с людишками своими, яко тать ночной, или, говоря общепринятым языком, - смылся довольно быстро. Ну, да пес с ним...

Олег Иваныч поднялся к отроку. Тот обрадовался, конечно, квасу предложил хмельного - и откуда у него этот квас, верно, хитростью из владычного погреба черпает, - однако тих был и задумчив как-то. Книжицами новыми не хвастал, глумы да кощуны не читывал, так, болтал ни о чем, на вопросы Олега невпопад отвечая. В общем, смурной какой-то был Гришаня, словно сам не свой. Даже от предложения посидеть на Ямской в корчме, песен попеть со стражниками да с девками тамошними, отказался - что было уж совсем на него не похоже. Ставр, что ли, на отрока так подействовал? Спросить? Да ну его... Захочет - сам скажет, неча зря в душу лезть.

Простившись с Гришаней, Олег Иваныч поехал на Торг. Не то чтоб очень надобно ему что-нибудь купить было - все равно другой-то дороги на Славну да Ильинскую нет, окромя как через торжище тащиться. Дедко Евфимий с оглоедами у Феофилакта на охоту отпросились, звали и Олега, да тот отказался, не до охоты сейчас, больно дел много. Потому и пустовал шалашик тайный на берегу Волхова, не было лодочников. Да и похолодало опять же. Днем-то ничего, жарко даже бывало, а вот ночью - хлад да туман.