Чтение 10–й страницы книги ~Плоть~

- Конечно, - ответил крупный загорелый мужчина с повязкой на глазу. -
Можешь играть, пока деньги не кончатся. Только сошел с корабля?

- Недавно, - подтвердил Черчилль.

Он присел на колени и положил на землю один колумб.

- Моя очередь бросать, да? Ну, малютки, папе нужны деньги на водку.

Через тридцать минут Черчилль вернулся к Сарванту, ухмыляясь и тряся
горстью серебряных монет.

- Плата за грех, - пояснил он.

Однако улыбка быстро сошла с его лица, когда он услышал громкие крики
сзади. Обернувшись, он увидел, что игроки направляются к нему.

- Подожди минутку, дружище, у нас есть пара вопросов.

- Ну и ну, - произнес Черчилль как бы в сторону. - Приготовьтесь к
бегству. Эти парни не умеют проигрывать.

- А вы не плутовали, нет? - спросил Сарвант.

- Конечно, нет! Вам следовало бы получше знать меня. Кроме того,
разве можно плутовать с такими грубиянами?

- Послушай-ка, дружище, - сказал одноглазый, - ты как-то чудно
разговариваешь. Откуда ты? Из Олбани?

- Манитовек, Висконсин, - ответил Черчилль.

- Не слыхал. Это что, какой-то городишко на севере?

- На Северо-Западе. А зачем вам знать?

- Нам не по нутру незнакомцы, которые даже говорить правильно не
могут. У чужаков много всяких штучек, особенно когда они играют в кости.
Только неделю назад нам попался один матрос из Норфолка, который
заговаривал кости. Мы ему повыбивали все зубы и сбросили с причала с
грузом вокруг шеи. Только его и видели.

- Если считаете, что я мошенник, нужно было сразу сказать об этом,
пока мы играли.

Одноглазый моряк оставил без внимания реплику Черчилля и оскалился:

- Что-то не вижу на тебе тотема. Из какого ты братства?

- Лямбда Чи Альфа, - с вызовом ответил Черчилль и опустил руку на
нож.

- Что это за тарабарщина? Ты имеешь в виду братство Льва?

Черчилль понял, что сейчас их с Сарвантом, как ягнят, принесут в
жертву, если они не докажут, что находятся под опекой какого-нибудь
могущественного братства. Он был бы не против солгать в такой ситуации как
эта, лишь бы выпутаться из нее. Но чувство обиды, зревшее в нем все
прошедшие шесть недель, вызвало неожиданную вспышку ярости.

- Я принадлежу к расе людей, чего вы не можете сказать о себе! -
закричал он.

Одноглазый побагровел.

- Клянусь грудью Колумбии, я вырежу у тебя сердце! Чтобы какой-то
вонючий чужеземец так со мной разговаривал!

- Давайте, вы, ворюги, - огрызнулся Черчилль и вытащил нож из чехла.
Одновременно с этим он крикнул Сарванту:

- Бегите, что есть мочи!

Одноглазый также вынул нож и, выставив вперед лезвие, двинулся на
Черчилля. Тот швырнул горсть монет в глаза моряка и сделал шаг вперед.
Ладонью левой руки он ударил по запястью руки, державшей нож. Он выпал, и
Черчилль воткнул острие своего ножа в живот моряка.

Затем выдернул его и отступил, согнувшись, чтобы встретить остальных.
Но они, как и любые матросы, вовсе не собирались придерживаться каких-либо
правил. Один из них схватил валявшийся в груде мусора кирпич и запустил им
в голову Черчилля. Мир потускнел в его глазах. Лицо залила кровь из раны
на лбу. Когда он пришел в себя, нож уже забрали, и два дюжих парня
скрутили ему руки.

Третий, маленький и сморщенный, вышел вперед, скалясь беззубым ртом,
и направил лезвие в живот Черчилля.

Проснувшись, Питер Стэгг обнаружил, что лежит на спине на чем-то
мягком. Над головой шелестели ветви огромного дуба. Сквозь листву
пробивалось яркое безоблачное небо. Вверху в ветвях резвились птицы -
воробьи, дрозды, на нижней ветке сидела огромная сойка, свесив вниз голые
человеческие ноги.

Ноги были загорелыми, стройными, красивой формы. Остальные части тела
были спрятаны в костюме гигантской птицы. Как только Стэгг открыл глаза,
сойка сняла маску, открыв хорошенькое личико смуглой большеглазой девушки.
Она вытянула руку и подняла висевший на веревке за спиной рожок. Прежде,
чем Стэгг остановил ее, она издала протяжный дрожащий зов.

И сейчас же поднялся шум.

Стэгг сел и повернулся к источнику шума, исходившего от толпы людей,
стоявших по другую сторону дороги. Это было широкое бетонное шоссе, вдоль
которого тянулись поля. Он сидел в нескольких метрах от обочины на толстой
кипе одеял, заботливо кем-то подложенных под него.

У него не было ни малейшего представления, как и когда он сюда попал.
И вообще, где он находится. Отчетливо Питер помнил все события до самой
зари, после этого - полное затмение. По высоте солнца можно было судить,
что время где-то около одиннадцати.

Девушка-сойка спрыгнула с ветви и пропела:

- Доброе утро, благородный Стэгг. Как ты себя чувствуешь?

Стэгг тяжело вздохнул.

- Все мышцы затекли и ноют. И ужасная головная боль.

- После завтрака все будет в порядке. Должна сказать, что этой ночью
ты был великолепен. Никогда не слыхала о Герое-Солнце, который мог бы
сравниться с тобой. Я сейчас должна уйти. Твой друг Кальторп предупредил,
что когда ты проснешься, тебе захочется некоторое время побыть наедине с
ним.

- Кальторп! - произнес Стэгг и снова застонал. - Его-то я меньше
всего хотел бы видеть.

Но девушка уже перебежала через дорогу и затерялась среди остальных
людей.

Из-за дерева появилась седая голова Кальторпа. Он приближался с
большим крытым подносом в руках и улыбался, но по всему было видно, что он
отчаянно пытался скрыть беспокойство.

- Как ты себя чувствуешь? - закричал он.

Стэгг ответил, затем спросил:

- Где мы находимся?

- Я бы сказал, что мы находимся на дороге N_1 прежних США, но теперь
это место называется застава Мэри. Где-то в 15 километрах от окраины
нынешнего Вашингтона, в трех километрах от небольшого крестьянского
поселка под названием Фэйр Грэйс. Его обычное население - две тысячи, но
сейчас в нем около пятнадцати тысяч. Здесь собрались фермеры и их дочери
со всей округи. Все в Фэйр Грэйс с нетерпением ждут тебя. Но нечего сейчас
к ним спешить. Ты - Герой-Солнце, поэтому можешь отдыхать сколько
захочешь. Разумеется, только до захода солнца. Тогда ты должен дать такое
же представление, как и прошлой ночью.

Стэгг осмотрелся и только сейчас понял, что он все еще обнаженный.

- Ты видел меня прошлой ночью? - он умоляюще посмотрел на Кальторпа.

Теперь наступила очередь Кальторпа уткнуться взглядом в землю.

- Место возле ринга, только на время. Я прокрался сквозь толпу в
здание. Там и наблюдал за оргией с балкона.

- У тебя есть хоть на грамм благопристойности? - промолвил сердито
Стэгг. - То, что я ничего не могу с собой сделать, плохо само по себе. Но
еще хуже, что ты спокойно смотришь на мое унизительное поведение.

- Почему же унизительное? Да, я наблюдал за тобой. Я антрополог. В
первый раз у меня появился шанс засвидетельствовать обряд оплодотворения с
близкого расстояния. Кроме того, как твой друг, я беспокоился за тебя. Но
причин для беспокойства не оказалось, ты сам о себе прекрасно заботился. И
другие тоже.

Стэгг вспыхнул.

- Смеешься надо мной?

- Боже упаси, нет. Испытываю только изумление. Может быть даже
зависть. Разумеется, это рога дают тебе такое влечение и способность. Мне
вряд ли бы дали хотя бы малую часть тех веществ, которые вырабатывают
панты.

Кальторп поставил поднос перед Стэггом и снял с него салфетку.

- Вот завтрак, какого у тебя не было.

Стэгг отвернулся.

- Забери его отсюда. Мне тошно в желудке и муторно на душе от всего,
что я вытворял ночью.

- А мне казалось, что ты упивался этим.

Питер застонал с нескрываемой яростью, и Кальторп успокаивающе
замахал рукой.

- Я не хотел тебя обидеть, просто видел тебя и не могу привыкнуть к
этому. Давай, дружище, ешь. Смотри, что тебе приготовили! Свежеподжаренный
хлеб, свежее мясо, масло и джем, мед, яйца, бекон, ветчина, форель,
оленина и кувшин холодного свежего пива. И, если захочешь, будет еще
добавка.

- Повторяю тебе, меня мутит! Я ничего не могу есть!

Несколько минут он сидел молча, разглядывал расположенные через
дорогу ярко раскрашенные палатки и снующих возле них людей. Кальторп
присел рядом и раскурил большую зеленую сигару.

Порывистым движением Стэгг схватил кувшин и сделал глоток. Затем
отставил кувшин, вытер пену с губ тыльной стороной кисти, икнул и схватил
вилку и нож.

Он начал есть, как будто ел первый раз в жизни. Или в последний.