Ведь мы странники, Руди. Мы сделали выбор в пользу нашего дара. Конечно,
есть люди, которые понимают нас и понимают то, что мы непохожи на них, но
мало кто может долго общаться с нами. В некотором смысле на нас
действительно лежит печать проклятия, но не того, которое имеет в виду
Церковь.
успокоиться и сосредоточиться. Ведь от понимания мира до понимания магии -
один шаг.
и Руди, который к тому времени уже понял, что волшебник не повторяется,
провел ночь, изучая их форму и порядок. Потом, стоя на часах, он
воспроизводил их в памяти - ведь в каждом отдельном символе была
сосредоточена часть силы. Иногда за ужином Ингольд рассказывал о том, как
их используют для медитации или гадания, откуда появились заклинания и кто
первый сотворил их. Руди медленно постигал их смысл, пока не увидел, что
заклинание, сотворенное соответствующими мыслями и словами, показывает
полностью свое действие. Так, как Йед мог отвратить летящий снаряд, как То
мог сделать невидимое видимым, как Перн мог сфокусировать мысли тех, кто
смотрел на это, на справедливости и законе.
учил Руди другим вещам, по мере того как равнина уступала место холодной
пустыне с солончаками и полынью. Он показывал простые трюки, учил
искусству иллюзии, дающему возможность видеть вещи, которых нет. Маг умел
распознать трюк, но большинство людей видели то, что видели: человека с
другой внешностью, животное, дерево, вихрь.
не совсем обычное.
который светил, не грея, как огонь святого Эльма, на посохе. Он научился
видеть в темноте и рисовать в воздухе разные предметы. Когда они попали в
настоящую пустыню, Ингольд показал ему, как, колдуя над веточкой растения,
сделать водяной компас и как с помощью магии отличить ядовитое растение.
Однажды ночью они заговорили о силе и сущности человека и каждого живого
существа. Ингольд воспринимал их совершенно иначе, не так, как Руди. Он
говорил о них совершенную правду, которую Платон называл сущностью.
Понимание этого и было ключом великой магии, а возможность увидеть ее
служила оценкой мага. Глядя на огонь сквозь волшебные кристаллы, Руди
увидел свою собственную душу, лежащую под оболочкой знакомого тела. Со
стороны, беспристрастно он увидел, как в ней соединились тщеславие и
любовь, сильное желание и лень; увидел яркую, блестящую, вечно двигающуюся
машину привязанности, смелости и лени, оживляющую его душу. Под терпеливым
наблюдением Ингольда он различил вину и недостатки и не испытывал ни
удивления, ни стыда. Это было просто тем, чем было. А рядом со своей он
увидел и другую сущность, искрящуюся силой, пронизанную магией.
любви, горя и одиночества. И его собственные переживания показались ему
ничтожными. Он снова почувствовал почтительное благоговение перед магом,
как и тогда, у дверей осажденного замка, и как однажды ночью в долине
реки, когда Ингольд спросил его, почему он решил стать волшебником. Это
было почтение, о котором Руди почти забыл, видя перед собой жалкого
маленького старика с его мягким, но едким юмором. Но благоговение никогда
не покидало его совсем, оно возрастало по мере того, как он узнавал
загадочного старого странника. Теперь для него не было вопросом, жив
Лохиро или умер.
много позже той ночи, когда он закутался в одеяло, а Ингольд устроился на
дежурство у костра. - Я привык думать, что люди могут превращаться в
волков или убийц-драконов или сокрушать стены, летать по воздуху или
гулять по воде и еще бог знает чего, но магия не то...
золу в маленьком костре. - Ты ведь знаешь, что кто угодно не может
обратиться в волка. Для этого нужно вселиться в мозг и сердце волка и в то
же время не стать опасным звеном в сложном организме Вселенной. Кроме
того, нужно быть в состоянии выдержать все соблазны, которые выпадут на
твою долю.
уловил яркий блеск глаз Ингольда.
жить со стаей и ветром. И это все может пробудить волка в твоей душе; и
может статься, что ты не захочешь принять человеческий облик. А что
касается драконов, - мягко продолжал он, - они действительно ловкие и
опасные создания, но только когда нападают на людей, движимые чувством
голода.
драконы?
мечом. Что до остального - сокрушения стен, умения ходить по воде, - он
улыбнулся, - мне это никогда не требовалось.
охотничьей тропе, смягченное расстоянием. Он вспомнил людей-волков на
охотничьей тропе стали и бензина. Жить с ветром и стаей... Это он понимал,
это было ему знакомо.
имел в виду, что люди не могут понять их сущности? И поэтому мы не можем
докопаться до источника их магии?
старика. Волшебник неотрывно смотрел на огонь, выдергивая сухие стебельки
травы, а пламя тысячами отражений плясало в его глазах. Когда он
заговорил, его мягкий скрипучий голос едва был различим в завываниях
ветра.
Руди, и тот увидел в его глазах потрясающий соблазн познания, любопытство,
сравнимое лишь с вожделением. - Но я не сделаю этого никогда. Риск слишком
велик.
чернел в горящем золоте, словно труп на погребальном костре.
снежок на грязную дорогу.
стряхнула снежную пыль со своего черного плаща и бросила быстрый взгляд на
темную сосновую рощу.
оружие: лук, меч и копье. - Скорее всего они разбили свой лагерь на
развалинах смотровых башен, которые Янус называл Высокими воротами. Их
было несколько тысяч, когда они шли вчера по дороге. А сегодня, если
судить по кострам, их уже не так много. Должно быть, ночью на них напали
Дарки. Знаешь, нам не следовало прогонять их, как нищих.
дела. Пришельцы были измождены и истощены до крайности, не потребовалось
особых усилий, чтобы выгнать их.
стражника, Джил-Шалос, - сказала она. - Мы служим Алвиру и выполняем его
приказы.
изношенным плащом. Вдали она все еще различала облако дыма, поднимавшееся
в лесном морозном воздухе. Приказания отдавала не королева, а Алвир,
подумала она, вспомнив робкую темноволосую девушку, стоявшую в тени своего
элегантного брата. Они оба стояли у ворот Убежища, окруженные стражей.
Золото на их расшитых мантиях сияло под бледным небом.
высокому оборванному монаху, который привел нищих из-за перевала. - Нам
самим едва хватит еды до весны.
вынимаемой из ножен стали. Нищие повернули назад и побрели по обледенелому
снегу.
повернула голову туда, куда указывала старшая стражница.