— Да, — сказал Ларри. — Я привык не рисковать понапрасну.
Стрейкер снова одарил его улыбкой.
— Конечно. Вот почему я имею дело с вами.
— Третье условие?
— Дому понадобится определенный ремонт.
— Ну, можно выразиться и так, — сухо сказал Ларри.
— Мой партнер планирует справиться с этой задачей самостоятельно. Но вы станете его доверенным лицом. Время от времени будут возникать просьбы. Время от времени мне нужны будут услуги нанятых вами работников, чтобы доставить определенные вещи либо в дом, либо в магазин. О подобных услугах вы будете помалкивать. Понятно?
— Ага, понятно. Но вы сами нездешние, да?
— Это имеет значение? — Стрейкер поднял брови.
— А как же. Это же не Бостон и не Нью-Йорк. Тут дело окажется не только в том, держу я рот на замке или нет. Пойдут разговоры. Да что там, вон, на Рэйлроуд-стрит есть одна старая калоша, Мэйбл Уэртс ее звать, так она день-деньской торчит с биноклем…
— Горожане меня не заботят. Горожане не заботят моего партнера. В небольших городках всегда идут пересуды. То же самое, что висящие на телефоне сороки. Скоро нас тут примут.
Ларри пожал плечами.
— Дело ваше.
— Совершенно верно, — согласился Стрейкер. — Вы будете оплачивать все услуги, сохраняя накладные и счета. Возмещение получите. Согласны?
Ларри, как и сказал Стрейкеру, обычно не рисковал понапрасну, а ведь он был одним из лучших игроков в покер округа Камберленд. И хотя всю дорогу Крокетт поддерживал внешнее хладнокровие, внутри у него все горело. Этот сумасшедший предлагал такую сделку, какая наклевывается только раз в жизни — если вообще наклевывается. Может быть, босс этого парня — один из чокнутых миллионеров-затворников, которые…
— Мистер Крокетт? Я жду.
— Два условия есть и у меня, — сказал Ларри.
— Да? — выказал Стрейкер вежливый интерес.
Ларри постучал по голубой папке.
— Во-первых, бумаги надо проверить.
— Разумеется.
— Во-вторых, если вы там занимаетесь чем-то противозаконным, я об этом знать не желаю. А именно…
Но его перебили. Стрейкер запрокинул голову и один-единственный раз холодно неэмоционально хохотнул.
— Я сказал что-то смешное? — спросил Ларри без тени улыбки.
— О… э-э… нет, конечно, мистер Крокетт. Вы должны извинить мой порыв. У меня есть собственные причины счесть ваше замечание забавным. Что вы хотели добавить?
— Насчет ремонта. Не собираюсь добывать вам ничего такого, чтоб подставлять свою шею. Если вы надумали гнать там самогонку, или ЛСД, или взрывчатку для каких-нибудь хиппи-радикалов, следите за этим сами.
— Принято, — сказал Стрейкер. Улыбка исчезла с его лица. — Мы договорились?
И Ларри со странным чувством облегчения сказал:
— Если бумаги пройдут проверку, мне кажется, мы заключим это соглашение. Хотя, похоже, хлопоты полностью ваши, а я только заработал.
— Сегодня понедельник, — сказал Стрейкер. — Скажем, в четверг после обеда?
— Лучше в пятницу.
— Так. Очень хорошо. — Он поднялся. — До свидания, мистер Крокетт.
Бумаги проверили. Бостонский юрист Ларри сказал, что земля, на которой должны были выстроить портлендский торговый центр, куплена фирмой под названием «Континентальная торговля землей и недвижимостью», контора которой помещалась в Нью-Йорке, в здании «Кэмикл Бэнк». В офисах фирмы не было ничего, кроме нескольких пустых стеллажей под папки-скоросшиватели и кучи пыли.
В ту пятницу Стрейкер приехал еще раз, и Ларри подписал необходимые документы. Что проделал с сильным привкусом сомнения — в первый раз он отбросил личную персональную максиму: не гадь там, где ешь. И, несмотря на сильнейший соблазн, когда Стрейкер убрал документы на владение домом Марстена и былой Деревенской Лоханью в свой дипломат, Ларри понял, что всецело отдал себя в распоряжение этого человека. То же относилось и к его партнеру, отсутствующему мистеру Барлоу.
Когда миновал конец августа и лето соскользнуло в осень, а осень — в зиму, Ларри начал ощущать еле уловимое облегчение. К нынешней весне ему почти удалось забыть заключенную им сделку, целью которой были документы, покоившиеся теперь в сейфе Крокетта, в Портленде.
Потом начались происшествия.
Полторы недели назад приехал этот писатель, Мирс, он расспрашивал, нельзя ли снять дом Марстена и, когда Ларри сказал, что тот продан, наградил его странным взглядом.
Вчера в почтовом ящике Ларри оказались длинный сверток-трубка и письмо от Стрейкера. По сути дела, записка. Она была краткой: «Будьте добры вывесить полученное объявление в витрине магазина. Р.Т.Стрейкер.» Само объявление оказалось совершенно обычным, даже помягче, чем бывает. В нем было написано только: «Открывается через неделю. Барлоу и Стрейкер. Прекрасная мебель. Избранный антиквариат. Приглашаем посмотреть.» Чтобы вывесить плакат, Ларри нанял Ройяла Сноу.
А теперь там, возле дома Марстена стояла машина. Он все еще глядел на нее, когда кто-то рядом с ним сказал:
— Спим, Ларри?
Он вздрогнул и оглянулся на Паркинса Джиллеспи, который стоял рядом с ним на углу и прикуривал «Пэлл-Мэлл».
— Нет, — сказал он и нервно рассмеялся. — Просто задумался.
Паркинс взглянул наверх, на дом Марстена, где на подъездной дороге солнце подмаргивало на хроме и металле, а потом опустил глаза на старую прачечную с новой вывеской в окне.
— Сдается мне, не ты один. Всегда здорово, коли в городе появляются новые ребята. Ты их знаешь, так?
— Одного. Познакомились в прошлом году.
— М-ра Барлоу или м-ра Стрейкера?
— Стрейкера.
— Как он тебе показался, ничего, приятный?
— Трудно сказать, — ответил Ларри и обнаружил, что ему хочется облизать губы. Делать этого он не стал. — Мы говорили только о деле. Мне он показался нормальным.
— Хорошо. Это хорошо. Пошли. Пройдусь с тобой до «Экселлент».
Когда они переходили улицу, мысли Ларри занимали сделки с дьяволом.
1:00 пополудни.
Сьюзан Нортон вошла в «Салон красоты Бэбс», улыбнулась Бэбс Гриффен (старшей сестре Хэла и Джека) и сказала:
— Слава Богу, что ты сумела взять меня сразу же.
— В середине недели это не проблема, — сказала Бэбс, включая вентилятор. — Батюшки, как душно-то, а? Сегодня к вечеру будет гроза.
Сьюзан посмотрела на небо — безупречно голубое, без единого пятнышка.
— Ты думаешь?
— Ага. Как будем делать, лапуля?
— Естественно, — ответила Сьюзан, думая про Бена Мирса. — Как будто я сюда и близко не подходила.
— Лапуля, — со вздохом сказала Бэбс, надвигаясь на нее, — так все говорят.
Вздох принес запах фруктовой жевательной резинки «Джуси». Бэбс спросила Сьюзан — видела ли та, что кто-то открывает в старой Деревенской Лохани новый мебельный магазин. С виду дорогой, но правда славненько, если бы у них нашелся миленький небольшой фонарик-«молния» в пару к тому, что есть у Бэбс на квартире… самый умный шаг, какой Бэбс сделала — это уехала из дому и поселилась в городе… правда, лето было приятное? Просто стыд, что оно когда-нибудь кончится.
3:00 пополудни.
Бонни Сойер лежала на большой двуспальной кровати в доме на Дип-Кат-роуд. Это был настоящий дом, не какая-нибудь хибарка типа трейлера: дом стоял на фундаменте и в нем был подвал. Муж Бонни, Редж, заколачивал хорошие деньги, работая автомехаником у Джима Смита в «Понтиаке». Если не считать пары полупрозрачных голубых трусиков, на Бонни ничего не было, и она нетерпеливо оглянулась на часы, стоявшие на ночном столике: 3:02. Где он?
Словно мысль Бонни вызвала того, кого она поджидала, дверь спальни чуть-чуть приоткрылась, и в нее заглянул Кори Брайант.
— Все в порядке? — прошептал он. Кори было всего двадцать два, он два года отработал в телефонной компании и роман с замужней женщиной — особенно с такой сногсшибательной, как Бонни Сойер, которая в 1973 году стала «Мисс Округ Камберленд» — наполнял его ощущением собственной слабости, нервозностью и похотью.
Бонни улыбнулась ему, показав очаровательные зубки.
— А как же, лапочка, — сказала она, — не то в тебе уже была бы такая дырка, что хоть телевизор сквозь нее смотри.
Он на цыпочках зашел. На талии забавно позвякивал ремень монтера.
Бонни хихикнула и раскрыла объятия.
— Ей-богу, ты мне нравишься, Кори. Ты такой хорошенький.
Глаза Кори случайно задержались на темной тени под туго натянутым голубым нейлоном, и похоть взяла верх над беспокойством. Он и думать забыл про хождение на цыпочках, оказался возле Бонни и, когда они соединились, где-то в лесах зазвенела цикада.
4:00 пополудни.
Бен Мирс оттолкнулся от стола, закончив дневное писание. Чтобы вечером можно было с чистой совестью пообедать у Нортонов, он отказался от прогулки в парке и работал почти весь день без перерыва. Он встал и потянулся, слушая, как хрустят позвонки. Торс был мокрым от пота. Бен подошел к комоду у изголовья кровати, достал свежее полотенце и отправился в ванную, чтобы вымыться до того, как кто-нибудь другой вернется с работы и застрянет в душе.
Он повесил полотенце через плечо, повернул обратно к двери, а потом подошел к окну, за которым что-то привлекло его внимание. Но не в городке. Удел дремал в позднем полуденном сне под небом того особенного темно-голубого оттенка, какой в дни позднего лета украшает Новую Англию. За двухэтажными домиками Джойнтер-авеню, за плоскими асфальтированными крышами, за парком (сейчас там били баклуши, катались на великах и ссорились по пустякам вернувшиеся из школы дети) Бену видна была северо-западная часть города, где Брок-стрит исчезала за откосом того самого первого поросшего лесом холма.
Взгляд Бена естественным образом пропутешествовал к бреши в лесном массиве — там Бернсроуд буквой «Т» пересекалась с Брукс-роуд, — и дальше, наверх, туда, откуда вниз на город глядел дом Марстена.