пока он еще не вышел из комы.
Хитер не могла вынести того, что стала объектом столь глубокой симпатии,
потому что это означало, что реанимационная хирургия - это последняя
возможность спасти Джека. Она опустила глаза, не в силах встречаться со
взглядом врача.
другой стороны, это совсем замечательно - лишь малое внутреннее
повреждение. Еще меньше проблем с кровеносными сосудами. Задета толстая
кишка. Мы все вычистили, подлатали, установили брюшные временные дренажные
трубки, и держим его на антибиотиках, чтобы предотвратить инфекцию. Здесь
никаких хлопот не будет.
повреждение? - хотела спросить она, но не нашла в себе мужества.
сильными, как у концертирующих пианистов. Она сказала себе, что Джек не
мог получить ни большей заботы, ни чуткого милосердия от чьих-либо других,
не этих, искусных рук, и они сделали для него все, что могли.
соединении с большой потерей крови может иногда иметь... последствия для
головного мозга.
насколько сильно было это уменьшение, насколько серьезно ткани лишились
кислорода.
прогнозы на ней, я бы сказал, что никаких повреждений мозга нет и не
будет. У нас всегда есть основания для оптимизма. Но точно мы не сможем
узнать, пока он не придет в сознание.
совсем. Она взяла свою сумочку с края стола и открыла ее.
что он обездвижен смирительной рубахой и постельными ремнями.
мы не можем найти перелома.
простые тесты, нельзя так сказать. Если это паралич, мы сделаем еще одно
исследование на перелом. Важно то, чтобы спинной мозг не был поврежден,
нет ничего хуже этого. Если это паралич и мы сможем отыскать перелом, то
загипсуем все тело, подсоединим тяги к ногам, чтобы оттянуть давление с
крестца. Можно залечить перелом. Это не катастрофа. Есть много шансов, что
мы снова поставим его на ноги.
персонала реанимационной. Занавески на ширме были раздвинуты, чтобы
сиделки могли постоянно наблюдать за пациентом даже со своих мест в центре
круглой комнаты. К Джеку были присоединены провода кардиографа, который
постоянно передавал данные на терминал центральной панели, внутривенная
капельница, обеспечивающая глюкозой и антибиотиками, и раздвоенная
кислородная трубка, нежно прикрепленная к перегородке между ноздрями.
даже хуже, чем она ожидала. Лежал без сознания, поэтому, конечно, и лицо
было вялое, бесчувственное, но это отсутствие одушевленности не было
единственным поводом для страха. Его кожа была бела, как кость, с
темно-синими кругами вокруг ввалившихся глаз. Губы были так серы, что она
подумала о пепле, и библейская цитата прокралась к ней в голову, отдаваясь
беспорядочным эхом, как будто ее и вправду произнесли громко, - прах к
праху, пыль к пыли. Он казался на десять или пятнадцать фунтов легче, чем
был, когда ушел сегодня утром из дому, как будто его борьба за выживание
длилась больше недели, а не несколько часов.
говорить. Хотя он был без сознания, она не хотела с ним говорить до тех
пор, пока не сможет управлять собственной речью. Хитер где-то читала, что
даже в коме больные способны слышать людей вокруг них: на каком-то
глубоком уровне они могут понимать, что сказано, и воспринимать слова
ободрения. Она не хотела, чтобы Джек расслышал дрожь страха или сомнения в
ее голосе - или что-нибудь другое, что может огорчить или усилить тот ужас
и подавленность, которые его уже охватили.
звук, все данные подавались на экран и оценивались визуально. Насыщенный
кислородом воздух, проходивший через трубку в нос свистел так слабо, что
она могла слышать его только тогда, когда наклонялась близко, и звук
неглубокого дыхания был так же мягок, как и у спящего младенца. Дождь
барабанил в мире снаружи, стуча по единственному окну, но это скоро стало
бледным шумом, просто другой формой молчания.
хотелось чего-то еще. Но его руки были скрыты в длинных рукавах
смирительной рубахи. Внутривенная трубка, которая, вероятно, была
подсоединена к тыльной стороне руки, исчезла под манжетой.
прикосновении оказался в горячке.
веками, а серые губы оставались слегка открытыми.
ты можешь из этого выбраться. Вместе мы с этим справимся, не беспокойся.
Черт, помнишь два года назад мои приехали к нам на две недели? Какая тогда
была мука, мать ныла без остановки семь дней в неделю, а отец был вечно
пьяный и мрачный. Это же только пчелиный укус, тебе не кажется?
Ты и я, ладно?
зубцы и впадины артериальной и желудочковой деятельности, которая
проходила без каких-либо перерывов, слабая, но постоянная. Если Джек
слышал, что она сказала, его сердце не откликнулось на ее слова.
изголовью. Поглядела на мужа сквозь решетку в ограждении кровати.
часа, так, чтобы не утомлять пациента и не пересекаться с сиделками.
Однако старшая сиделка, Мария Аликанте, была дочерью полицейского. Она
разрешила Хитер не выполнять эти правила:
Слава Богу, ничего похожего с моим отцом не случалось. Мы всегда ожидали,
что такое произойдет, но ничего. Конечно, он уволился несколько лет назад,
как раз тогда, когда все только начали сходить с ума!
провести несколько минут с членами группы поддержки в холле. Люди
продолжали смеяться, но всегда их было не менее трех, иногда до
шести-семи, мужчины и женщины-полицейские в форме или переодетые
детективы.
Время от времени любая доходила до грани и была готова разрыдаться. Все
искренне ей сочувствовали, разделяли ее боль. Но Хитер знала, что все до
единой были рады, что это Джек, а не их муж приехал на вызов со станции
автосервиса Аркадяна.
поменялся с мужем любой из них - и тоже посещала бы ее с таким же точно
искренним сочувствием и скорбью.
социального распада, но каждое общество формируется из маленьких группок,
из семей, объединенных совместным опытом, взаимными нуждами, сходными
ценностями и надеждами. Безотносительно тому, насколько тесно переплелась
ткань сообщества, каждая семья сначала защищала и лелеяла себя. Без
глубокой и всепоглощающей любви жен к мужьям, а мужей к женам, родителей к
детям и детей к родителям не было бы никакого сочувствия и в большом
сообществе, вне дома.
их совместную жизнь, с самого первого дня до ночи, когда родился Тоби, до
завтрака этим утром. Больше двенадцати лет. Но они казались короткими, как