сказала Кессил и, тяжело встав со стула, протянула к очагу руки.
пронзительный голос Манана:
умерла. Всегда казавшаяся изможденной, она превратилась почти в скелет,
всегда немногословная, она почти совсем замолчала. Говорила она только с
Архой, да и то оставаясь с ней наедине, но в конце концов прекратилось и
это, и Верховная Жрица Храма Богов-Братьев тихо ушла во тьму. Арха долго
горевала. Тар была женщиной суровой, но не жестокой, и учила свою
воспитанницу гордости, а не страху.
времени Арха и Кессил остались полноправными владычицами Места. Кессил
называла Арху "госпожой" и выполнила бы любой ее каприз, но Арха давно
усвоила, что приказывать ей опасно. У нее было на это право, но не хватало
силы, а сила, чтобы выдержать зависть и ненависть Кессил ко всему, что
было выше нее, чем она не могла править, требовалась немалая.
верящих в богов людей и восприняла это пусть как пугающую, но реальность,
она смогла лучше понять Кессил. В сердце Верховной Жрицы не было
преклонения ни перед Безымянными, ни перед богом. Она не поклонялась
ничему, кроме власти. Император Каргада обладал ею и в глазах Кессил в
самом деле был Божественным Королем, достойным преклонения. Но храмы были
для нее лишь красивым фасадом, Монументы - простыми камнями, Гробницы
Атуана - дырками в земле, пусть ужасными, но пустыми. Кессил отреклась бы
от Пустого Трона, если бы посмела, и расправилась бы с Первой Жрицей, если
бы могла.
была заслуга Тар, хотя она никогда ничего не говорила прямо. На первой
стадии своей болезни, прежде чем Тар совсем погрузилась в тишину, она
часто просила Арху зайти к ней и рассказывала девушке о деяниях
Божественного Короля и его предшественников, о жизни в Авабате - короче, о
том, что она, как занимающая высокое положение жрица должна была знать, но
что делало мало чести Королю и его придворным. Она рассказывала о своей
собственной жизни и о том, как выглядела и что делала Арха-Которая-Была, а
иногда, хотя и не часто, упоминала о трудностях и опасностях,
подстерегающих Арху-Которая-Есть. Ни разу она не назвала Кессил по имени.
Но Арха одиннадцать лет была ее ученицей и ей достаточно было намека,
чтобы понять и запомнить.
Арха взяла за правило избегать Кессил. После дневных трудов она удалялась
в свое уединенное жилище и при первой возможности шла в комнату за Троном,
открывала люк и спускалась в темноту. Днем ли, ночью ли (в Подземелье это
не имело никакого значения), Арха систематически обследовала свои
владения. Тяжкий груз святости запрещал вход в Подземелье-под-Гробницами
всем, кроме Верховных Жриц и их личных телохранителей. Каждого поразит
здесь гнев Безымянных. Однако ничто не запрещало входить в Лабиринт, да и
не было в таком запрете нужды. В Лабиринт можно было войти только через
Подземелье, да и нужен ли мухе закон, ограничивающий возможность залететь
в паутину?
получше узнать ближние части Лабиринта. Нельзя сказать, чтобы Манану
нравились такие путешествия, но подчинялся он Архе безоговорочно. Она
позаботилась также и о том, чтобы Дуби и Уато, слуги Кессил, знали путь до
Зала Цепей и выход из Подземелья, но не более того. Она никогда не брала
их в Лабиринт, желая, чтобы только безгранично преданный ей Манан знал его
тайные тропы. Ведь они всегда принадлежали ей, и только ей одной. Скоро
Арха приступила к обследованию всего Лабиринта. Осенью она провела
множество дней, шагая по его бесконечным коридорам, но смогла обойти
только его малую часть. Путешествия по бессмысленной путанице туннелей
утомляли ее ноги, а постоянные отсчеты поворотов и пересечений погружали в
уныние разум. Лабиринт и был сделан для того, чтобы утомить и погубить
очутившегося в нем смертного, и даже его хозяйка не могла не признать, что
это всего-навсего своеобразная ловушка, хотя бесконечная череда улиц,
вырезанных в твердом камне, поражала воображение.
Тронного Зала, его алтарей, альковов за и под алтарями, комнат, забитых
сундуками и ящиками, содержимого сундуков и ящиков, переходов и пыльных
чердаков, населенных бесчисленным множеством летучих мышей, подвалов и
подвалов под подвалами - своеобразных прихожих темных коридоров под
землей.
мускусом и прилипшей к лицу паутиной, она могла часами стоять на коленях
перед шкатулкой, вырезанной из кедрового дерева. Этот дар какого-то
древнего короля не пощадило время, но все равно она была прекрасна. Крышка
ее была покрыта тончайшей резьбой - творением безвестного художника,
ставшего прахом много веков назад. Вот сам король - крохотная напряженная
фигурка с большим носом, вот Тронный Зал со своим куполом и двойным рядом
колонн. А вот и сама Первая Жрица, она вдыхает с бронзового подноса
наркотические пары и что-то говорит королю. Черты ее лица неразборчивы, и
Архе кажется, что это лицо - ее собственное. Интересно, что напророчила
она тогда королю, остался ли он доволен ее словами?
например, в одну комнату в задней части Зала, где хранились старые одежды
- великолепные платья и костюмы, преподнесенные Месту великими лордами,
когда они приходили сюда и поклонялись Безымянным, признавая тем самым их
превосходство над собой. Иногда их дочери-принцессы надевали эти мягкие
шелка, расшитые топазами и черными аметистами, и танцевали вместе со
жрицами. В одной из комнат стояли столики слоновой кости, на крышках
которых были выгравированы сцены таких танцев, а также лорды и короли,
ожидающие вне Тронного Зала, потому что тогда, как и сейчас, вход в него
мужчинам был воспрещен. А девушки в белых шелках танцевали со жрицами,
облаченными в грубые домотканые черные хитоны, как и теперь. Арха любила
приходить и прикасаться к белой, тонкой, истлевшей от времени ткани, с
которой драгоценные камни обрывались под тяжестью собственного ничтожного
веса. Да и запах в этой комнате отличался от запаха благовоний,
пропитавших весь храм - он был свежее, нежнее, моложе.
одной шкатулки, камешек за камушком, или вглядываясь в ржавые доспехи,
сломанные плюмажи на шлемах, пряжки, заколки, брошки из бронзы, серебра,
золота.
желтыми глазами. Сквозь щели в кровле пробивался иногда солнечный свет, а
иногда - мелкий сухой снег, холодный, как те рассыпающиеся в прах от
малейшего прикосновения древние шелка.
подошла к люку, открыла его, скользнула на лестницу, закрыла за собой
тяжелую крышку и пошла по знакомому туннелю, ведущему в
Подземелье-под-Гробницами. Здесь, конечно, она никогда не зажигала света.
Даже если у нее был слабый фонарь, для похода в Лабиринт или для освещения
пути на поверхности ночью, Арха гасила его прежде чем войти в огромную
пещеру. Ни разу за всю свою многовековую жизнь не видела она, как выглядит
Подземелье. Вот и сейчас она задула свечу и, не замедляя шаг, легко пошла
в чернильную тьму, словно рыбка в ночном море. Здесь никогда не было ни
жары, ни холода, только неизменная сырая прохлада. Наверху бушевала метель
над замерзшей пустыней, здесь же не было ни ветра, ни смены времен года.
Здесь было тихо и уютно. Здесь было безопасно.
сюда и рассматривать странные картины на его стенах, появляющиеся из
темноты при слабом свете свечи - люди с длинными крыльями и огромными
глазами, спокойные и печальные. Никто не мог сказать Архе, кто это такие -
подобных картин нигде не было больше, но ей казалось, что она знает: это
духи проклятых, тех кто не мог возродиться в новой жизни. Раскрашенный Зал
находился в самом Лабиринте, так что сначала Архе нужно было пересечь
Подземелье. И вот, приближаясь к нему, она уловила еле видимое серое
мерцание, отражение отражения далекого света.
тьме подземелий. Она закрыла глаза и мерцание исчезло, открыла - и оно
появилось вновь.
свет, а тут всегда должна царить тьма.
стены, и - удивительно! - заметила ее движение...
отблеск света здесь, в самом сердце тьмы? Вся в черном, босая Арха
бесшумно шла вперед. Перед последним поворотом она на мгновение
остановилась, собралась с духом, осторожно сделала последний шаг...
посмотрела... и увидела...
жизней - грандиозную сводчатую пещеру под Монументами, вырубленную в скале
не рукой человека, но силами самой Земли, украшенную кристаллами, иглами и
Херберт Фрэнк
Афанасьев Роман
Сертаков Виталий
Юрьев Сергей
Орлов Алекс
Посняков Андрей