ходу между стволами. Она пошла с ним в сторону его города.
в дни лета? Тут ниже по склону есть охотничий шалаш? Тебя хватятся в Те-
варе.
должны были двинуться на север по широкой, но совсем заросшей тропе, пе-
ресекающей Предел, а небольшой отряд из Космопорта собирался выступить
тогда же по старой береговой дороге. Умаксуман, как и Агат, считал, что
им лучше будет объединить силы не раньше, чем перед самой битвой с вра-
гом. Их союз держался только на влиянии Вольда. Многие воины Умаксумана,
хотя они не раз принимали участие в набегах и стычках до наступления
Зимнего Перемирия, с большой неохотой шли на эту нарушавшую все обычаи
войну, и даже среди его собственного рода набралось немало таких, кого
союз с дальнерожденными возмущал. Уквет и его сторонники открыто заяви-
ли, что покончив с гаалями, они разделаются с чародеями. Агат пропустил
их угрозу мимо ушей, предвидя, что победа смягчит или вовсе рассеет его
ненависть, а в случае поражения все это уже не будет иметь значения. Од-
нако Умаксуман не заглядывал так далеко вперед и был обеспокоен.
концов гаали не станут дожидаться нас у рубежа.
сказал Умаксуман, сверкнув улыбкой. - Удачи тебе, альтерран!
ворот Зимнего Города. Когда Агат повернулся, чтобы уйти, за аркой что-то
мелькнуло и закружилось в сером свете тусклого дня. Он удивленно посмот-
рел на небо, потом обернулся к Умаксуману:
оно - то, о чем рассказывали старики! Агат протянул руку ладонью вверх.
На нее опустилась мерцающая белая пушинка и исчезла. Сжатые поля и ис-
топтанные пастбища вокруг, речка, темный клин леса, холмы на юге и на
западе - все как будто чуть дрожало и отодвигалось под низкими тучами.
Из которых сыпались редкие хлопья, падая на землю косо, хотя ветер стих.
детей.
ман.
лел? - Агат с трудом отвлекся от зловещего и завораживающего кружения
снега. - До встречи на севере. - сказал он и, притянув меховой воротник
к самой шее, чтобы защитить ее от непривычного щекотного прикосновения
снежинок, зашагал по тропе к Космопорту.
рая вела к охотничьему шалашу, и по его жилам словно разлился жидкий
огонь. "Иди же, иди!" - приказал он себе, сердясь, что снова теряет
власть над собой. Днем у него почти не осталось времени для размышлений,
но это он успел обдумать и распутать. Вчерашняя ночь? она была и кончи-
лась вчера. И ничего больше. Не говоря уж о том, что он все-таки врасу,
а он - человек и общего будущего у них быть не может, это глупо и по
другим причинам. С той минуты, когда он увидел ее лицо на черных сту-
пеньках над пенистыми волнами, он думал о ней и томился желанием снова
ее увидеть, точно мальчишка, влюбившийся в первый раз. Но больше всего
на свете он ненавидел бессмысленность, тупую бессмысленность необуздан-
ной страсти. Такая страсть толкает мужчин на безумства, заставляет прес-
тупно рисковать тем, что по-настоящему важно, ради нескольких минут сле-
пой похоти, и они теряют контроль над своими поступками. И он остался с
ней вчера ночью, только чтобы не утратить этого контроля, - благоразумие
требовало избавиться от наваждения. Он снова повторил себе все это, ус-
корив шаг и гордо откинув голову, а вокруг танцевали редкие снежинки. И
по той же причине он еще раз встретился с ней сегодня ночью. При этой
мысли его тело и рассудок словно озарились жарким светом, мучительной
радостью. Но он продолжал твердить себе, что завтра отправится с отрядом
на север, а если вернется, тогда хватит времени объяснить ей, что таких
ночей больше не должно быть, что они никогда больше не будут лежать, об-
нявшись, на его меховом плаще в темноте шалаша в самом сердце леса, где
вокруг нет никого - только звездное небо, холод и безмерная тишина? Ни-
когда. Никогда? Ощущение абсолютного счастья, которое она ему подарила,
вдруг вновь нахлынуло на него, парализуя мысли. Он перестал убеждать и
уговаривать себя, а просто шел вперед размашистым шагом сквозь сгущающи-
еся лесные сумерки и, сам того не замечая, тихонько напевал старинную
любовную песню, которую его предки не забыли в изгнании.
думал он, подходя к развилке, и это была его последняя связная мысль пе-
ред тем, как что-то ударило его по щиколотке и он, потеряв равновесие,
упал ничком, успев, однако, опереться на руки. Он попытался встать, но
тень слева вдруг превратилась в серебристо-белую тень человеческую фигу-
ру, и на него обрушился удар. В ушах у него зазвенело, он высвободился
из-под какой-то тяжести и снова попробовал приподняться. Он утратил спо-
собность думать и не понимал, что происходит. - ему казалось, будто все
это уже было раньше, а может, этого никогда и не было, а только ему чу-
диться. Серебристых людей с полосками на ногах и руках было несколько, и
они крепко держали его, а один подошел и чем-то ударил его по губам.
Сомкнулась тьма, пронизанная яростью и болью. Отчаянно рванувшись всем
телом, он высвободился и ударил кого-то из серебристых в челюсть - тот
отлетел в темноту, но их оставалось много, и второй раз он высвободиться
не сумел. Они били его, а когда он уткнулся лицом в грязь, начали пинать
в бока. Он вжимался в спасительную грязь, ища у нее защиты? потом послы-
шалось чье-то дыхание. Сквозь гул в ушах он расслышал голос Умаксумана.
И он тоже, значит? Но ему было все равно, лишь бы они ушли, лишь бы ос-
тавили его в покое. Как рано теперь темнеет.
раться домой, к своим, к тем, кто ему поможет. Было так темно, что он не
видел своих рук. Бесшумный невидимый снег падал в абсолютной темноте на
него, на грязь, на прелые листья. Надо добраться домой. Ему было очень
холодно. Он попытался встать, но не было ни востока, ни запада, и, ско-
ванный болью, он уронил голову на локоть. "Придите ко мне!" - попытался
он позвать на мысленной речи, но было невыносимо трудно обращаться в
непроглядной тьме куда-то вдаль. Гораздо легче лежать так и не шеве-
литься. Это легко, очень легко.
Элла Пасфаль вдруг подняла глаза от книги. Она совершенно ясно по-
чувствовала, что Джекоб Агат передает ей? Но ни образы. Ни слова не воз-
никали в ее мозгу. Странно! Впрочем. У мысленной речи столько странных
побочных эффектов, непонятных. Необъяснимых следствий! В Космопорте мно-
гие вообще ей не научились, а те. Кто способны передавать. Редко пользу-
ются своим умением. На севере, в Атлантике, они с большей свободой обща-
лись мысленно. Сама она была беженкой из Атлантика и помнила. Как в
страшную Зиму ее детства она разговаривала с остальными мысленно чаще.
Чем вслух. А когда ее отец и мать умерли во время голода, она потом це-
лый лунокруг вновь и вновь чувствовала, будто они передают ей. Ощущала
их присутствие в глубинах своего сознания - но не было ни образов, ни
слов? ничего.
пришло.
ряжение, которое утром возьмет с собой отряд, внезапно поддался смутной
тревоге, не оставлявшей его весь день, и воскликнул:
ла. - Опять ушел в Тевар?
снова нахмурился. - Ну ладно, займемся теперь меховыми куртками.
дерева, Сейко Эсмит беззвучно разрыдалась, ломая руки, мучительно зас-
тавляя себя не передавать ему, не звать его на параязыке и даже не про-
износить его имени вслух - Джекоб!
лась без движения.
что в суматохе переселения из шатров в подземный лабиринт Родовых Домов
ее отсутствие накануне вечером и позднее возвращение остались незамечен-
ными. Но теперь порядок уже восстановился, жизнь вошла в обычное русло,
и, конечно, кто-нибудь да увидит, если она попробует ускользнуть в су-
мерках. А потому она ушла днем, надеясь, что никто не обратит на это
внимания - ведь она часто уходила так прежде, - кружным путем добралась
до шалаша, заползла внутрь, плотнее закуталась в свои меха и приготови-
лась ждать наступления ночи и шороха его шагов на тропинке. Начали па-
дать снежинки, их кружение навевало на нее сон. Она глядела на них и
сквозь дремоту пыталась представить себе, что будет завтра. Ведь завтра
он уйдет. А ее клан будет знать, что она отсутствовала всю ночь. Но до
завтра еще далеко. Тогда и видно будет. А сейчас еще сегодня? Она усну-
ла. И вдруг проснулась, словно ее ударили. Она вся скорчилась, и в ее
Контровский Владимир
Ильин Андрей
Прозоров Александр
Никитин Юрий
Белов Вольф
Афанасьев Роман