Чтение 10–й страницы книги ~Дознания~

деле чист. Правду говоря, я сначала не осознал, какая ставка будет в этой
игре. Диковинный эксперимент, только и всего - так я вначале думал. А
потом мне это начало все меньше нравиться. В конце концов, должна же быть
какая-то элементарная общечеловеческая солидарность. Что же мне, молчать
вопреки интересам людей? Я решил, что не имею права. Разве вы не так
думаете?

Пиркс продолжал молчать, поэтому Броун вновь заговорил, но менее
уверенно:

- Из этой четверки я не знаю никого. Нас все время держали порознь. У
каждого была отдельная комната, отдельная ванная, свой гимнастический зал,
мы не встречались даже во время еды, только последние три дня перед
выездом в Европу нам разрешили есть вместе. Поэтому я не могу вам сказать,
который из них человек, а который нет. Ничего определенного я не знаю.
Однако подозреваю...

- Минуточку, - прервал его Пиркс. - Почему на мой вопрос насчет бога
вы ответили, что размышления на эту тему не входят в ваши обязанности?

Броун поерзал на стуле, шевельнул ногой и, глядя на носок ботинка,
которым чертил по полу, тихо ответил:

- Потому что я уже тогда решил вам все рассказать и... знаете, как
это бывает: на воре шапка горит. Я боялся, как бы Мак-Гирр не догадался
ненароком о моем решении. Поэтому, когда вы меня спросили, я ответил так,
чтобы ему показалось, будто я намерен торжественно хранить тайну и
наверняка не помогу вам разгадать, кем я в действительности являюсь.

- Значит, вы нарочно так отвечали, из-за присутствия Мак-Гирра?

- Да.

- А вы верите в бога?

- Верю.

- И думали, что робот не должен верить?

- Ну да.

- И что, если б вы сказали "верю", было бы легче догадаться, кто вы
на самом деле?

- Да. Именно так и было.

- Но ведь и робот может верить в бога, - помолчав, сказал Пиркс
небрежно, словно мимоходом, так что Броун даже глаза вытаращил.

- Как вы сказали?

- А вы считаете, что это невозможно?

- Никогда мне это в голову не пришло бы.

- Ладно, пока хватит. Это - сейчас, по крайней мере, - не имеет
значения. Вы говорили о каких-то своих подозрениях...

- Да. Мне кажется, что этот темный... Барнс - не человек.

- Почему вам так кажется?

- Это все мелочи, почти неуловимые, но в сумме они что-то дают...
Прежде всего - когда он сидит или стоит, он совсем не шевелится. Как
статуя. А вы же знаете, ни один человек не может долго находиться в
совершенно неизменной позе. Когда ему становится неудобно, нога затечет,
он невольно пошевелится, переступит с ноги на ногу, проведет рукой по
лицу, а Барнс прямо застывает.

- Всегда?

- Нет. Вот именно - не всегда. Это мне и показалось особенно
подозрительным.

- Почему?

- Я вот думаю, что он делает эти незаметные, словно бы невольные
движения, когда специально о них думает, а как забудет - так застывает. А
у нас-то как раз наоборот: мы именно должны сосредоточиться, чтобы
какое-то время сохранять неподвижность.

- В этом что-то есть. Что еще?

- Он все ест.

- Как это "все"?

- Все что дают. Ему абсолютно все равно. Я это уже много раз
подмечал: и во время путешествия, когда мы летели через Атлантику, и еще в
Штатах, и в ресторане на аэродроме - он совершенно равнодушно ест все что
подадут, а ведь у каждого человека обычно есть какие-то вкусы, чего-то он
не любит.

- Это не доказательство.

- О нет, безусловно, нет. Но вместе с первым, знаете ли... И потом
еще одно.

- Ну?

- Он не пишет писем. В этом я уже не на все сто процентов уверен, но
я, например, сам видел, как Бартон опускал письмо в почтовый ящик.

- А вам разрешается писать письма?

- Нет.

- Я вижу, вы тщательно соблюдаете условия договора, - проворчал
Пиркс. Он выпрямился на койке и, придвинув лицо к лицу Броуна, неторопливо
спросил: - Почему вы нарушили данное вами слово?

- Как? Что вы сказали?! Командор!

- Вы же дали слово, что сохраните свою подлинную сущность в тайне.

- А! Да. Я дал слово. Однако я полагаю, что существуют такие
ситуации, когда человек не только имеет право, но даже обязан так
поступить.

- Например?

- Именно сейчас такая ситуация. Они взяли металлических кукол,
оклеили их пластиком, подрумянили, перетасовали с людьми, как крапленые
карты, и хотят заработать на этом большие денежки. Я считаю, что каждый
порядочный человек поступил бы так же, как я, - а разве больше никто не
обращался к вам?

- Нет. Вы первый. Но мы ведь только что стартовали... - сказал Пиркс.
Произнес он это совершенно равнодушно, однако замечание его не лишено было
иронии, но Броун, даже если и заметил это, ничем себя не выдал.

- Я постараюсь и в дальнейшем помогать вам в течение всего рейса... И
я сделаю со своей стороны все, что вы сочтете нужным.

- Зачем?

Броун удивленно заморгал кукольными ресницами.

- Как это - зачем? Чтобы вам легче было отличить людей от нелюдей.

- Броун, вы же взяли эти восемь тысяч.

- Да. Ну и что? Меня наняли как пилота. Я и есть пилот. И вдобавок
неплохой.

- По возвращении вы возьмете остальные восемь за две недели полета?
За такой рейс никому не дают шестнадцать тысяч - ни командиру, ни пилоту
первого космического класса, ни навигатору. Никому. Значит, эти деньги вы
получили за молчание. По отношению ко мне, по отношению ко всем другим -
хотя бы к конкурирующим фирмам Вас хотели уберечь от любых искушений.

На красивом лице Броуна выразилось полное смятение.

- Так вы меня еще и попрекаете тем, что я сам пришел и рассказал?!

- Нет. Ничем я вас не попрекаю. Вы поступили так, как сочли
правильным. Какой у вас КИ?

- Коэффициент интеллектуальности? Сто двадцать.

- Этого достаточно, чтобы разбираться в некоторых элементарных вещах.
Ну, скажите, какая мне, собственно, будет польза от того, что вы
поделились со мной своими подозрениями насчет Барнса?

Молодой пилот встал.

- Командор, прошу прощения. Если так - произошло недоразумение. Я
хотел как лучше. Но раз вы считаете, что я... словом, прошу вас об этом
забыть... Только помните...

Он замолчал, увидев усмешку Пиркса.

- Садитесь. Да садитесь вы! Ну!

Броун сел.

- Что ж вы не договариваете? О чем я должен помнить? Что обещал
никому не сообщать о нашем разговоре? Верно? Ну а если я в свою очередь
решу, что имею право о нем сообщить? Спокойно! Командира нельзя
перебивать. Вот видите, все это не так просто. Вы пришли ко мне с
доверием, и я ценю это доверие. Но... одно дело - доверие, а другое -
здравый смысл... Допустим, я теперь наверняка знаю, кто вы и кто - Бартон.
Что мне это даст?

- Ну... это уж ваше дело. Вы должны после этого рейса оценить
пригодность...

- О, вот именно! Пригодность каждого. Но ведь вы же не думаете,
Броун, что я буду писать неправду? Что я поставлю минусы не тем, которые
хуже, а тем, которые не являются людьми

- Это не мое дело, - натянуто проговорил пилот, ерзавший на стуле во
время этого разговора.

Пиркс смерил его таким взглядом, что тот замолчал.

- Вы только не стройте из себя этакого усердного ефрейтора, который,
кроме своей бляхи, ничего не видит. Если вы человек и чувствуете
солидарность с людьми, то вы должны попытаться оценить всю эту историю и
осознать свою ответственность.

- Как это "если"? - Броун вздрогнул. - Вы мне не верите? Так вы...
так вы думаете...

- Да нет, что вы! Просто слово подвернулось, - торопливо прервал его
Пиркс. - Я вам верю. Конечно же, я вам верю. И поскольку вы уже выдали мне
свою тайну, а я не собираюсь оценивать ваш поступок с моральной точки
зрения, то прошу вас и впредь поддерживать со мной внеслужебный контакт и
сообщать обо всем, что вы заметили.

- Ну, я совсем уж ничего не понимаю, - сказал Броун и невольно
вздохнул. - Сначала вы меня отчитали, а теперь...

- Это разные вещи, Броун. Раз уж вы мне сказали то, чего не должны
были говорить, так отступать теперь бессмысленно. Другое дело, разумеется,
с этими деньгами. Может, сказать действительно следовало. Но денег этих я
бы на вашем месте не брал.

- Что? Но... но, командор... - Броун в отчаянии искал возражений и
наконец нашел: - Они бы сразу догадались, что я нарушил договор! Еще бы в