старых железок, чтоб жена не нашла, и пошел спать. Но жена заметила,
как он что-то прятал на чердаке, и, когда наутро он вышел из дому,
чтобы заведенным порядком бродить по городу, восклицая: "Головы
лудить! Хвосты паять!" -- быстро побежала наверх, отыскала жестянку,
встряхнула ее и услышала звон металла. "Ну, негодяй, ну, мерзавец! --
подумала она. -- Ишь до чего дошел -- от жены сокровища прячет!"
Поскорей провертела в жестянке дырочку, но ничего не увидела и тогда
распорола долотом крышку. И только ее отогнула, как увидела золотой
блеск, а это были Диоптриковы ордена из чистого золота; задрожала
Фротониха от жадности неодолимой и оторвала весь жестяной верх, а
тогда Диоптрик, который доселе был словно мертвый, ибо жесть
экранировала его от мозга, спрятанного в дворцовом шкафу, вдруг
очнулся, восстановив связь с разумом, и закричал:
тварь? Знай, что бесславно погибнешь, залуженная насмерть, если сей же
час не вернешь мне свободу!
глазами у нее скачут, верещат и грозят хвостиком, перепугалась ужасно
и кинулась наутек; подбежала к чердачному лазу, а так как Диоптрик
попрежнему плавал над ней и грозился, понося ее на чем свет стоит,
споткнулась она о верхнюю перекладину лесенки, и вместе с ней полетела
вниз, и шею себе сломала; а лесенка, перевернувшись, перестала
подпирать крышку лаза, и та захлопнулась; так Диоптрик оказался
заточенным на чердаке, где и плавал от стены до стены, тщетно взывая о
помощи.
пороге с ломом в руках, а вошедши в дом, увидел ее и даже слегка
опечалился, ибо сердце имел голубиное; однако вскоре подумал, что
случай этот обернется ему на пользу, тем более что жену можно будет
пустить на запасные части, и с немалою прибылью. Так что уселся он на
полу, взял отвертку и принялся за разборку покойницы. И тут донеслись
до него пискливые крики, плывущие сверху.
программист государев, что велел меня давеча вышвырнуть, да еще не
заплатил ни гроша, -- но как его занесло ко мне на чердак?"
запаял в банку, какая-то баба ее открыла, перепугалась и свалилась с
лестницы, крышка захлопнулась, я заточен, выпусти меня, кто бы ты ни
был -- ради Великой Матрицы! -- а я дам тебе все, чего ни попросишь!
цену, -- ответил Фротон. -- Ведь я тот самый жестянщик, которого вы
велели прогнать, -- и рассказал ему всю историю: как какой-то
неизвестный магпат позвал его к себе, велел запаять банку и оставить
ее на свалке за городом.
вернее всего Амассид, и принялся заклинать и молить Фротона выпустить
его с чердака; но жестянщик спросил, как может он верить слову
Диоптрика?
жестянщик открыл лаз и, ухвативши вельможу двумя пальцами, орденами
кверху, отнес его домой, во дворец. А часы как раз выбулькивали
полдень, к начиналась великая церемония извлечения из печи
королевского сына; так что Диоптрик поскорее довесил к трем орденам,
из коих он состоял, Большую Всеокеанскую Звезду на ленте, расшитой
морскими валами, и стремглав поплыл ко дворцу Иноксидов. А Фротон
направился в покои, где средь дам своих сидела Аурентина, играя на
электродрумле; и весьма пришлись они друг другу по сердцу. Зазвенели
фанфары с башен дворцовых, когда Диоптрик подплыл к главному входу,
ибо церемония уже началась. Привратники сперва его не пускали, но
узнали по орденам и отворили ворота.
подводный сквозняк, подхватил Амассида, Миногара и Филонавта -- до
того они были миниатюрны -- и унес их на кухню, где вельможи, напрасно
взывая о помощи, покружили над кухонным сливом, и упали туда, и
подземными течениями вынесены были за город; и прежде чем
выкарабкались из ила, тины и грязи, очистились и вернулись ко двору,
церемония уже кончилась. А подводный сквозняк, столь злополучный для
трех министров, подхватил и Диоптрика и завертел его вокруг трона с
такой быстротой, что золотая проволочка, опоясывавшая его, лопнула;
полетели во все стороны ордена, вместе со Всеокеанской Звездой, а
аппаратик, силой раскрута, ударил по лбу самого государя, который
весьма изумился, услышав писк, исходивший из этой крохи:
великий программист...
отпихнул аппаратик, а тот сплыл на пол, и Великий Поджабрий, открывая
торжество троекратным ударом золотого жезла, по недосмотру раскрошил
его вдребезги.
что резвилась в серебряной клетке у трона; посветлел его лик, и
полюбилось ему крохотное это созданье. Церемония благополучно
закончилась, королевич вступил на трон и занял место Гидропса. С той
поры он стал владыкою аргонавтиков и великим философом, занявшись
исследованием небытия, ведь ничего меньшего нельзя и помыслить; и
правил справедливо, принявши имя Небытолюб, а маленькие электрорыбки
были его любимым лакомством. А Фротон взял в жены Аурентину; вняв ее
просьбам, достал из подвала изумрудное тело Диоптрика, починил его и
вправил ему мозги, извлеченные из шкафа; видя, что делать нечего,
великий программист и остальные министры оттоле верно служили новому
государю, а Аурентина с Фротоном, который стал Великим Коронным
Жестьмейстером, жили долго и счастливо.
-==Станислав Лем. Путешествие первое А, или Электрувер Трурля==-
-------------------------------------------------------------------------------
Источник: Станислав Лем. Собрание сочинений в 10 томах, изд-во "Текст".
-------------------------------------------------------------------------------
должны мы объяснить, что это было, по крайней мере в буквальном смысле
слова, путешествие в никуда. Ибо Трурль за все это время не выбрался
из дому, если не считать дней, проведенных в больнице, да
малосущественной поездки на планетоид. Если же вникнуть в глубь и
высший смысл вещей, то это путешествие было одним из самых дальних,
которые когда-либо предпринимал замечательный конструктор, поскольку
простиралось оно до самых границ возможного.
оказалась способной к одному-единственному действию, а именно:
умножала два на два, да и то при этом ошибалась. Как было поведано в
другом месте, машина эта отличалась при всем при том крайней
самоуверенностью, и ссора ее с собственным создателем едва не
закончилась для последнего трагически. С тех пор Клапауций отравлял
Трурлю жизнь, и так, и эдак его подзуживая, -- и тогда тот не на шутку
разозлился и решил построить машину, которая сочиняла бы
стихи. Накопил Трурль для такой цели восемьсот двадцать тонн
кибернетической литературы плюс двенадцать тонн поэзии и принялся их
изучать. Опостылеет ему кибернетика -- перекинется он на лирику, и
наоборот. Спустя какое-то время понял Трурль, что построить машину --
это еще пустяк по сравнению с ее программированием. Программу, которая
имеется в голове обычного поэта, создала цивилизация, его породившая;
эту цивилизацию сотворила предыдущая, ту -- еще более ранняя и так до
самых истоков Вселенной, когда информация о грядущем поэте еще
хаотично кружилась в ядре изначальной туманности. Значит, чтобы
запрограммировать машину, следовало повторить если не всю историю
Космоса с самого начала, то по крайней мере солидную часть. Будь на
месте Трурля кто-нибудь другой, такая задачка заставила бы его
отказаться от всей затеи, но хитроумный конструктор и не подумывал о
ретираде. Взял и сконструировал машину, моделирующую хаос, где
электрический дух витал над электрическими водами, потом прибавил
параметр света, потом пратуманность и так постепенно приблизился к
первому ледниковому периоду, что было возможно лишь постольку,
поскольку машина в течение пятимиллиардной доли секунды моделировала
Сто септиллионов событий, происходивших в четырехстах октиллионах мест
одновременно, -- а тот, кто думает, будто где-то здесь Трурлем
допущена ошибка, пусть сам попытается проверить расчет. Затем
промоделировал Трурль истоки цивилизации, обтесывание кремня и
выделывание шкур, ящеров и потопы, четвероногость и хвостатость,
потом, наконец, прабледнотика, который родил бледнотика, от которого
пошла машина, и так летели эоны и тысячелетия в шуме электрических
разрядов и токов; а когда моделирующая машина становилась тесной для
следующей эпохи, Трурль мастерил к ней приставку, пока из этих
пристроек не образовалось нечто вроде городка из перепутанных проводов