людьми. Убил троих. И тогда меня приковали к веслу.
оскалив зубы. - Убил троих! Твое здоровье! Товарищ! Твое здоровье!
свистнуло и ударило северянина по спине. Кровь брызнула с этого места.
Хлыст ударил еще и еще.
Кентона, на губа]х его появилась кровавая пена. И Кентон вдруг понял, что
это не от боли ударов - от стыда и гнева, что удары вызывают кровотечение
из сердца, могут разорвать его.
удары на себя.
моего кнута? Что ж - получи их сполна!
стоически переносил побои; ни на мгновение не отодвинул он своего ставшего
щитом тела; и при каждом ударе думал, как он ответит на них, когда придет
время...
через перила барабанщика. - Ты хочешь убить раба? Клянусь Нергалом, если
ты сделаешь это, я попрошу у Кланета разрешения приковать тебя на его
место!
его за руку, сжал его в железном захвате.
звучал негромко, но в нем был отзвук скрещивающихся мечей; он говорил,
закрыв глаза, будто стоял перед алтарем. - Теперь между нами кровное
братство, Кентон из Эйрна! Мы с тобой - кровные братья. Клянусь кровавыми
рунами на твоей спине, которую ты подставил вместо моей. Я буду твоим
щитом, как ты был моим. Наши мечи всегда будут заодно. Твои друзья - мои
друзья, твои враги - мои враги И моя жизнь - твоя, если понадобится!
Клянусь всеобщим отцом Одином и всеми асами - я, Сигурд, сын Тригга! И
если я нарушу эту клятву, пусть жалят меня ядовитые змеи Гелы, пока не
увянет Ягдразил, древо жизни, и не наступит Рагнарек - ночь богов!
склонился к веслу. Ничего больше не было сказано, но Кентон знал - клятва
скреплена.
гребца высоко подняли весла и положили их в ниши. Викинг поднял свое весло
и положил в такое же углубление.
по пояс, со спинами, покрытыми шрамами. В руках они держали ведра. Подняли
их и опрокинули на следующих двух гребцов. Потом повернулись и ушли по
узкому проходу между скамьями. Тела у них были мощные. Лица как будто с
древней ассирийской фрески, узкие, с крючковатыми носами, с полными
губами. На этих лицах не было признаков разума. Глаза у них были пустые.
его. Тогда два других раба поставили на скамью между Кентоном и
северянином грубую тарелку и чашку. На тарелке лежал десяток длинных
стручков и груда круглых лепешек, напоминающих хлеб из маниоки, который в
тропиках пекут на солнце. Чашка полна была темной густой жидкостью,
пурпурно-красной.
Круглый лепешки имели вкус того, что они напоминали, - хлеба из маниоки.
Жидкость оказалась крепкой, ароматной, со вкусом брожения. В этой еде и
питье была сила. Северянин улыбнулся ему.
Таково правило. Поэтому, пока мы едим и пьем, задавай вопросы без страха,
кровный брат.
Кентон. - Как ты попал на корабль, Сигурд? И откуда приходит эта пища?
тому же проклятый. Он нигде не может надолго останавливаться, и нигде его
не ждут. Да, даже в Эмактиле, которая полна колдунами. Когда корабль
приходит в гавань, на него несут пищу и такелаж быстро и со страхом. Все
это быстро грузят на корабль и отплывают, чтобы владеющие им демоны не
рассердились и не уничтожили их. У них сильное колдовство - у этого
бледного сына Гелы и у женщины на белой палубе. Иногда она мне кажется
дочерью Локи, которого Один заковал в цепи за его злобность. А иногда я
считаю ее дочерью Фреи, матери богов. Но кто бы она ни была, она прекрасна
и у нее великая душа. У меня к ней нет ненависти.
на юг во флоте Рагнара Красное Копье. Мы выплыли на двенадцати больших
драккарах. И плыли на юг через множество морей, грабя по пути. Потом из
оставшихся десяти драккаров шесть приплыли в город в земле египтян. Очень
большой город и полон храмов богов со всего мира - кроме наших.
Мы разгневались. И вот однажды вечером, когда мы выпили много крепкого
египетского вина, мы вшестером решили захватить храм, выбросить оттуда его
бога и отдать его Одину.
одежд, как эти, на корабле. Когда мы объяснили им, что собираемся делать,
они зажужжали, как пчелы, и бросились на нас волчьей стаей. Мы тогда
многих убили. И захватили бы храм для Одина, воюя вшестером в кольце
врагов, но тут - затрубил рог.
рог. Рог сна. Он навел на нас сон, как ветер бросает брызги пены на
паруса. Он превратил наши кости в воду, наши красные мечи выпали из рук,
которые больше не могли держать их. И мы упали, охваченные сном, упали
среди мертвых.
темный, и в нем полно жрецов в черных одеждах. Мы были закованы в цепи,
нас высекли и превратили в рабов. И тут мы узнали, что находимся не в
земле египтян, а в городе, который называется Эмактила, на острове
колдунов в море, и все это, как я думаю, в мире колдунов. Долго я был
рабом у черных жрецов, я и мои товарищи, пока меня не приволокли на этот
корабль, который бросил якорь в гавани Эмактилы. И с тех пор я сижу у
весла, смотрю на их колдовство и стараюсь уберечь свою душу.
понимаю этого, Сигурд.
хорошо играет на нем... слушай... он начинает.
Низкий, дрожащий, длительный, он забирался в уши и через них, казалось,
проникает в каждый нерв, касается его, ласкает, навевает на самую душу
наркотический сон.
медленно его веки сомкнулись. Руки расслабились, пальцы разжались, тело
покачнулось, голова упала на грудь. И он упал на скамью.
навалившийся на него со всех сторон. Все тело его онемело. Сон, сон - рои
бесчисленных частиц сна летели на него, плыли в крови каждого сосуда,
вдоль каждого нерва, туманили мозг.
поднялось из пропасти зачарованного сна к поверхности его сознания.
какому-то предупреждению. Он посмотрел сквозь сомкнутые ресницы. Цепи,
приковывавшие его руки к кольцам на весле, были длинные. Он подвинулся во
сне и теперь лежал вытянувшись, спиной к низкой скамье. Лицом к белой
палубе.
которой руки давно умерших ассирийских девушек выткали золотые лотосы,
покрывала ее грудь, струилась по стройной талии и падала к маленьким ногам
в сандалиях. Черноволосая Саталу стояла рядом с ней и тоже наклонялась,
глядя на него.
Нергала, слуги Нергала приковали его здесь.
слугой Нергала, он не смог бы пересечь барьер. И Кланет не насмехался бы
надо мной, как тогда...
жрецами, как повелитель лев.
ответила Шарейн. - Он позволил заковать себя в цепи, как побитую собаку.
стыжусь! Лжец, трус, раб - и все же он затрагивает что-то в моем сердце,