Чтение 10–й страницы книги ~Волшебница Колдовского мира~

Он тоже протянул к ней обе руки, и я увидела в его лице не личную
печаль, а страх, который испытывает ребенок, оставленный взрослым, чье
присутствие означало защиту от ужасов тьмы и неизвестности.

Утта вложила мою руку в его ладони, и он сжал ее так крепко, что я
вскрикнула, поскольку не ожидала ничего подобного.

- Я сделала для вас все, что могла, - сказала она. Этот гортанный
язык, которому я выучилась, был так же груб для моих ушей, как и
жестокий захват моей руки Айфингом.

- Я воспитала другую, чтобы она служила вам, как служила я. - Утта
сделала усилие, чтобы выпрямиться и покачнулась.

- Я сделала все!

Последнее слово она выкрикнула с торжеством, как военный клич,
брошенный в лицо смерти. Затем она упала назад, и последняя ниточка,
связывавшая ее с нами, порвалась навсегда.

Глава 5

Похороны Утты были великой церемонией для вупсалов. Я никогда такого
не видела и была ошеломлена их приготовлениями. Такой ритуал не вязался
с варварством, он больше напоминал веками установленный образец похорон
в очень древней цивилизации. Возможно, это был последний осколок
древнего акта принесенного ими из начала, теперь настолько скрытого в
туманном прошлом, что они его уже не помнили.

Аторфи и Висма одели ее во все самое лучшее, что нашлось в ее
дорожных сундуках, а затем несколько раз обернули полосами смоченной
кожи, которые стянули и упаковали ее усохшую плоть и тонкие кости на
вечные времена. Тем временем мужчины племени ушли на юг почти на день
пути и там вырыли яму такой же ширины, как палатка, в которой Утта
провела свои последние дни, перевезли палатку и сани, нагруженные
камнями, и установили в яме.

Я искала возможности убежать во время всего этого, но магия Утты
держала меня, и мне недоставало сил, чтобы разбить руны, на которые я по
незнанию наступала, когда шла по ее палатке. Когда я попыталась выйти
одна за пределы лагеря, то почувствовала приказ вернуться, с которым не
могла бороться. При всей моей воле и стремлении бегство было
невозможным.

В течение четырехдневных приготовлений я оставалась одна в своей
новой палатке, поставленной чуть в стороне. Видимо, племя рассчитывало
получить от меня какую-нибудь магию, благоприятствующую их делу,
поскольку от меня не требовали помощи в работе для Утты, и я была
благодарна им за это.

На второй день женщины принесли два дорожных сундука и оставили их в
моей палатке. Я открыла их. В одном были узлы и мешочки с травами,
большую часть которых я узнала. Они употреблялись для лечения или для
наведения сонных галлюцинаций. В другом был хрустальный шар Утты, ее
жаровня, жезл из полированной кости и два свитка, вложенные в
металлические трубочки, попорченные временем.

Я жадно схватила трубки, но не сразу смогла их открыть. На них были
выгравированы символы, некоторые из которых я знала, хотя они слегка
отличались от тех, которые я видела раньше. На концах трубки был глубоко
вырезан один знак.

Гравировка, казалось, была менее затронута временем, чем сами трубки.
Здесь была тонкая вязь буквенной руны - только я не могла ее прочесть -
обвивавшейся вокруг маленького, но четкого рисунка меча, перекрещенного
жезлом власти. Я еще ни разу не видела эти два символа в такой
комбинации, потому что у Мудрых женщин жезл был знаком волшебницы, а меч
- знаком воина, а такой контакт знаков женского и мужского считался бы
неприемлемым и неприличным.

При более внимательном изучении я наконец нашла чуть заметную щелку и
с большим трудом раздвинула тугие захваты. К своему великому удивлению,
я увидела, что хоть свитки и целы, но я не могу их прочесть.

Эти руны были, видимо, личной записью какого-нибудь мага, который сам
придумал код, чтобы лучше сберечь свои секреты.

В начале и в конце каждого свитка перекрещенные мечи и жезлы были
отчетливо выделены цветом: меч - красный, жезл - зеленый, тронутый
золотом. Это убедило меня, что свитки не от Тени, потому что зеленый и
золотой от Света, а не от Мрака.

Рисунок удивил меня, потому что здесь в противоположность изображению
на трубке меч лежал поверх жезла, как намек, что главным для рисовавшего
было действие, а Власть не вела, а следовала позади. Под символом были
выведены широким пером буквы, которые были понятны - по крайней мере,
они складывались в читаемое имя, только я не знала, чье - народа, места
или человека. Я несколько раз повторила его вслух - может, его звучание
пробудит что-нибудь в моей памяти:

- Хиларион.

Нет, это ничего не означало, и я не разу не слышала этого слова от
Утты. Но она ведь очень мало говорила о своем прошлом, она была
сосредоточена на том, чему учила меня. Расстроенная, я снова свернула
свитки и уложила их в трубки.

Не вставая с места, я прижала руки к кристаллу в слабой надежде, что
почувствую под ладонями тепло и зеркало покажет мне то, что я хочу
знать. Но этого не произошло, и я убрала шар в сундук вместе с жезлом,
который чужим лучше не трогать, потому что такой жезл Власти отвечает
только тому, кто приспособил его для своей службы.

На пятый день в мою палатку пришли две женщины. Они смело вошли, не
ожидая моего разрешения. Они несли тяжелый кувшин с горячей водой и таз
для купанья. За ними вошла третья женщина с перекинутой через руку
одеждой. Она же несла поднос с несколькими горшочками и коробочками.

Первые женщины были простыми членами клана, а третья, принесшая
поднос с косметикой - молодая жена Айфинга, Айлия.

Она была еще очень молода, совсем девочка, но держалась надменно,
выставляя вперед маленькие груди, покрытые толстым слоем краски. Рисунок
на них изображал ярко-красные цветы, а соски в центре цветка блестели,
как будто в краску были добавлены крошечные чешуйки драгоценного камня.
Это была вызывающая картина, еще более варварская, чем у других.

Ее взгляд был резким, еще более недружелюбным, чем я встречала до сих
пор, как Утта взяла меня в ученицы и компаньонки.

Губы Айлии вытянулись вперед, когда она глядела на меня долгим,
оценивающим и явно враждебным взглядом.

- Пора.

Она первая прервала молчание, и я подумала, что ей очень не хочется
делать то, что она должна была сделать, хотя я не спрашивала, что
именно.

- Мы несем старую в назначенный ей дом. Мы оказываем ей почтение...

Поскольку я не знала их обычаев, то сочла за благо идти, куда ведут.
Я позволила им вымыть меня горячей водой с пригоршней мха, который
растягивался от влаги и использовался вместо губки.

От него исходил слабый запах, странный, но не противный.

В первый раз я не получила кожаных меховых брюк, какие носили все.
Мне дали одежду, которую принесла Айлия - длинную и широкую юбку из
очень старой, как мне показалось, ткани, сохранившейся благодаря
металлическим нитям, в вытканном узоре кружевных листьев. Нити поблекли,
так что узор был едва заметен, да и то при очень тщательном
рассмотрении. Юбка была темно-синего цвета, по низу шла кайма шириной в
ладонь из таких же металлических нитей.

По приказу Айлии женщины разрисовали мне груди, но не цветами, а
лучами блестящего пигмента. Они не добавили к моему наряду ни одного
ожерелья, какие носили сами, а покрыли меня с головой вуалью, сплетенной
из потускневшей металлической нити. Когда я была одета, Айлия махнула
рукой к выходу и заняла свое место позади меня.

Все племя шло процессией за санями.

Сани несли на плечах, а четырех собак, которые служили Утте, члены
племени вели на поводках. В санях лежало тело пророчицы, покрытое
отборными мехами.

Непосредственно за людьми, несшими сани, было свободное пространство,
и Айфинг жестом приказал мне идти туда. Я повиновалась. Висма и Аторфи
встали рядом со мной справа и слева. Обе были одеты в новое и
раскрашены, но когда я поглядела на них, собираясь сказать что-то - не
слова утешения, потому что кто может утешить их в этой потере, а просто
что-нибудь дружеское - они не ответили на мой взгляд, поскольку не
спускали глаз с саней. Каждая прижимала к груди обеими руками каменную
чашу, каких я еще не видела. В чашах плескалась и пузырилась темная
жидкость, как бы подогреваемая адским пламенем.

За нами шли Айфинг и самые главные охотники и воины, затем женщины и
дети, так что мы шли к могиле всем племенем, вытянутые в линию. Здесь,
вдали от горячих источников, было холодно, и под ногами лежал снег. Я
дрожала в своей древней мантии, а те, кто шел рядом со мной, полуголые
как в своей палатке, не показывали никаких признаков неудобства.

Наконец мы пришли к могиле. Люди, несшие сани, спустились по
земляному скату в стоявшую в яме палатку и вышли оттуда с пустыми
руками. Тут же Висма и Аторфи подняли свои чаши и жадно выпили всю
жидкость.

Держа пустые чаши, они взялись за руки, опустились в палатку, и
больше мы их не видели.

Я осознала значение их поступка только тогда, когда увидела, что
люди, державшие собак, достали ножи и убили животных быстро и
безболезненно. Затем они, эти мохнатые слуги тоже были присоединены к
людям внизу. Я шагнула вперед - может быть, еще не поздно... Висма,
Аторфи, неужели...

Алфинг крепко взял меня за плечо и держал, пока воины укладывали