челки. Трисс снова рассмеялась.
делаешь, что не выбалтываешь его незнакомому человеку. Пошли. Посмотрим на
месте, кто есть в замке, а кого нет. А о мышцах не беспокойся, я знаю, как
управиться с молочной кислотой. О, вот и мой коняга. Я тебе помогу...
ловко, легко, почти не отталкиваясь от земли. Мерин дернулся, удивленный,
затоптался на месте, но девочка, быстро ухватив поводья, успокоила его -
Вижу, с конями ты управляешься.
гриву. - Дай мне немного места. И не выбей мне глаза своим мечом.
пересекли очередной яр и взобрались на округлый холм. Оттуда уже виднелись
прилепившиеся к каменным обрывам руины Каэр Морхена - частично разрушенная
трапеция защитного вала, остатки башни и ворот, бочкообразный столб донжона.
натянула поводья. На нее самое не действовали покрывающие дно рва истлевшие
черепа и кости. Ей уже доводилось их видеть.
Умерших надо предавать земле. Под курганом. Ведь верно?
ведьмаки рассматривают это кладбище как... напоминание.
напали. Здесь разразилась кровавая битва, в которой погибли почти все
ведьмаки. Уцелели только те, которых в тот момент не было в замке.
ведьмаков.
он стал ведьмаком, к тому же девочке, не говорят о таких вещах. Такому
ребенку не рассказывают о бойнях и резне. Не ожесточают перспективой того,
что и он может когда-либо услышать о себе слова, которые выкрикивали тогда
валившие на Каэр Морхен фанатики. Мутант! Чудовище! Монстр! Богами
проклятое, природе противное существо! Нет, - подумала она, - я не удивляюсь
тому, что ведьмаки не рассказали тебе об этом, малышка Цири. И я тоже не
расскажу. У меня, малышка Цири, еще больше причин молчать. Ведь я чародейка,
а анонимный пасквиль, широко разошедшийся в списках "Монструм", который
взбудоражил фанатиков и подтолкнул их на преступление, тоже, кажется, был
делом рук какого-то чародея. Но я, малышка Цири, не признаю коллективной
ответственности, не чувствую потребности в покаянии по случаю события,
имевшего место за полстолетия до моего рождения. А скелеты, которым суждено
быть вечным напоминанием, в конце концов истлеют, обратятся во прах, который
развеет ветер, неустанно овевающий склоны, и будут забыты..."
символом, укором совести или предостережением. Они не хотят и того, чтобы их
прах развеял ветер.
Моментально уловила магическую ауру, пульсирование и шум крови в висках.
Напряглась, но не отозвалась ни словом, боясь прервать и нарушить
происходящее.
каким-то металлическим, холодным и злым. - Горстка земли, которая зарастет
крапивой. У смерти голубые и холодные глаза, а высота обелиска не имеет
значения, не имеют значения и надписи, выбитые на нем. Кто может знать об
этом лучше тебя, Трисс Меригольд, четырнадцатая с Холма?
голос. - Зачем ты сюда приехала? Возвращайся, возвращайся немедленно, а
этого ребенка. Дитя Старшей Крови, забери с собой, чтобы отдать его тем,
кому он принадлежит. Сделай так. Четырнадцатая. Ибо не сделав этого, ты
умрешь еще раз. Придет день, и Холм вспомнит о тебе. Вспомнят о тебе
братская могила и обелиск, на котором выбито твое имя.
Поэтому уснула. Надо бежать...
волна холода. Попыталась убедить себя, что это эффект угасания защитного
заклинания, хоть и знала, что все не так. Посмотрела вверх, на каменную
громаду замка, таращившуюся на нее черными провалами развалившихся бойниц.
По телу пробежала дрожь.
седла, подала руку Цири. Воспользовавшись соприкосновением ладоней,
осторожно послала магический импульс. И поразилась. Потому что не
почувствовала ничего. Никакой реакции, никакого ответа. И никакого
сопротивления. В девочке, которая только что создала невероятно сильную
ауру, не было даже намека на магию. Теперь это был обыкновенный, неряшливо
подстриженный и скверно одетый ребенок.
железом дверей, донесшийся из темного жерла коридора, зияющего за
полуразрушенным порталом. Сбросила накидку, сняла лисью шапочку, быстрым
движением головы рассыпала волосы, свою гордость и распознавательный знак, -
длинные, горящие золотом, пушистые локоны цвета свежего каштана.
длинные, пушистые волосы были редкостью, признаком положения, статуса,
знаком свободной женщины, самой себе хозяйки. Знаком женщины необычной, ибо
обычные девушки носили косы, обычные замужние женщины покрывали волосы
чепчиками либо платками. Дамы знатные, включая и королев, завивали и
укладывали волосы. Воительницы стриглись коротко. Только друидки и
чародейки, да еще распутницы, похвалялись естественными гривами, чтобы
подчеркнуть независимость и свободу.
всегда, неведомо откуда. Остановились перед ней, высокие, стройные, со
скрещенными на груди руками, сместив вес тела на левую ногу, в той позиции,
из которой - она знала - можно атаковать мгновенно. Цири встала рядом с ними
в такой же позе. В своей карикатурной одежонке она выглядела презабавно.
невозможно. Да, ведьмаки стареют, но слишком медленно, чтобы простой
смертный или такая молодая чародейка, как она, могли обнаружить перемены. Но
достаточно было одного взгляда, чтобы понять: мутация способна задерживать
процесс физического старения, но не психического. Иссеченное морщинами лицо
Геральта было лучшим тому доказательством. Трисс с глубочайшей досадой
оторвала взгляд от глаз ведьмака. Глаз, которые явно видели слишком многое.
К тому же она не заметила в этих глазах того, на что рассчитывала.
не считать цвета волос и длинного шрама, уродующего щеку. И самый младший из
ведьмаков в Каэр Морхене - Ламберт, как всегда, с неприятной ухмылкой на
лице. Весемира не было.
словно где-то висельник завелся. А ты куда, Цири? Тебя приглашение не
касается. Солнце пока высоко, хоть его и не видно Еще можно тренироваться.
Пристанище ведьмаков. Цири встретила меня первой, проводила в замок. Ей
положено быть со мной...
на улыбку. Он всегда называл ее "Меригольд", без "госпожи", без имени. Трисс
не любила этого. - Она ученица, - продолжал Ламберт, - а не мажордом.
Встреча гостей, даже столь приятных, как ты, не входит в ее обязанности.
Пошли, Цири.
взглядов Геральта и Эскеля. Смолчала. Не хотела смущать их еще больше: А
главное, не хотела, чтобы они поняли, как сильно ее интересует и
завораживает эта девочка.
украдкой подвинула руку, и их пальцы встретились. Взгляды тоже.
мне мелочи.
они вошли в конюшню. - Я собственными глазами видел твое пышное надгробье.
Обелиск, увековечивающий твою геройскую смерть в битве за Содден. Лишь
недавно до меня дошли слухи, что это ошибка. Не понимаю, как тебя можно было
с кем-то перепутать, Трисс.
минуты - ну что ж, постарайся простить меня.
радость, которую я ощутил, узнав, что ты жива, трудно сравнить с какой-либо
иной. Разве только с той, какую я испытываю сейчас, глядя на тебя.
беловолосым ведьмаком всю дорогу боролся в ней с надеждой на встречу. А
потом - это измученное, истощенное лицо, эти всевидящие, больные глаза,
слова, холодные и взвешенные, неестественно спокойные, но насыщенные таким
чувством...