узкими серыми перьями. Тройной, острый как бритва, наконечник врезался гонцу
в спину между лопаткой и позвоночником. Острия были расположены под углом -
вонзаясь в тело, наконечник повернулся словно винт, рассекая мышцы, разрывая
кровеносные сосуды, круша кости. Аплегатт повалился грудью на шею коня и
сполз на землю, словно мешок шерсти.
гонец этого уже не почувствовал. Он умер мгновенно.
чародейки, никто ев не знал по-настоящему. Когда я увидел ее впервые, она не
произвела на меня особого впечатления, даже несмотря на довольно необычные
сопутствующие обстоятельства. Я знавал людей, утверждавших, будто сразу, с
первой же встречи они ощущали дыхание смерти, исходящее от этой девочки. Мне
она показалась совершенно обыкновенной, хотя я и знал, что обыкновенной-то
она как раз и не была - поэтому я настойчиво пытался усмотреть, обнаружить,
почувствовать в ней необычность. Но ничего не заметил и ничего не
почувствовал. Ничего, что могло стать сигналом, предчувствием либо
предвестником позднейших трагических событий. Причиной которых была она. И
тех, которые вызвала сама".
Глава 2
столбов. К вершине каждого прибито колесо от телеги. Над колесами кружило
воронье, расклевывая и терзая трупы, привязанные к обручам и спицам. Столбы
были слишком высокими, да и птицы все время заслоняли разлагающиеся на
колесах останки, так что догадаться, кем были казненные, Йеннифэр и Цири не
могли.
поморщилась.
забыв, что совсем недавно отругала Цири за подобный плевок. - Живописная и
ароматная. Но почему здесь, на опушке леса? Обычно такие штуки устанавливают
сразу за городскими стенами. Верно, добрые люди?
запряженную в двуколку пегую лошаденку, один из бродячих торговцев, которых
они догнали на развилке. - Эльфы на столбах-то. Потому и столбы в лесу
стоят. Другим "белкам" на упреждение.
привозят сюда...
ежели даже кого воины схватят, то в город везут, где оседлые нелюди
обретаются. Когда они казнь на рынке посмотрят, у них сразу отпадает охота с
"белками" якшаться. А когда в бою таких эльфов убивают, то трупы свозят на
развилки и вешают на столбах. Порой издалека возят, совсем уж померших...
некромантией из уважения к величию смерти и бренности останков, коим
полагаются покой, почести и церемониальные погребения...
у меня такое ощущение, будто я вся пропиталась вонью.
Поедем галопом, хорошо?
***
островерхими блестящими крышами. А за городом в лучах утреннего солнца
искрилось море, сине-зеленое, усеянное белыми пятнышками парусов. Цири
осадила коня на краю песчаного обрыва, приподнялась в стременах, жадно
втянула носом ароматный морской воздух.
и добрались. Возвращаемся на большак.
упряжек и пешеходов, нагруженных вязанками хвороста и дров. Когда опередили
всех и остались одни, чародейка остановилась и жестом сдержала Цири.
моего коня. Мне нужны обе руки.
заклинание. Зеркальце выскользнуло у нее из руки, поднялось и повисло над
конской шеей, точно напротив лица чародейки. Цири удивленно вздохнула,
облизнула губы.
энергично расчесывала волосы. Цири молчала. Она знала, что во время этой
процедуры Йеннифэр нельзя мешать или расспрашивать. Живописный и на первый
взгляд неряшливый беспорядок ее крутых буйных локонов возникал в результате
долгих стараний и немалых усилий.
запястьях защелкнула браслеты. Сняла шаль, расстегнула блузку, обнажая шею.
Стала видна черная бархотка, украшенная обсидиановой звездой.
хорошо выглядеть, потому что едем в город! Угадала?
висящее над ушами лошади зеркальце. - На то самое место, где он был. И убери
под него волосы.
различать оттенки голоса чародейки. Знала, когда можно поспорить, а когда
нет.
баночку зеленого стекла.
не кончилась. Поэтому ты должна прятать волосы под беретом. Во всех
городских воротах есть люди, которым платят за точные и незаметные
наблюдения за путешествующими. Понимаешь?
чародейки. - Ты стала такой красивой, что у всех, кто выглянет из ворот,
глаза на лоб повылазят! Тоже мне - скрытность!
называется Горс Велен. Мне в Горс Велене таиться не надо, совсем, я бы
сказала, наоборот. С тобой дело другое. Тебя никто не должен запомнить.
из которой повеяло сиренью и крыжовником. Взяв на указательный палец немного
содержимого, втерла себе под глаза чуточку мази, потом сказала, все еще
загадочно улыбаясь:
***
толпились пешие, ожидающие своей очереди на досмотр. Цири ахнула,
раздраженная перспективой долгого ожидания. Однако Йеннифэр выпрямилась в
седле и направилась рысью, глядя поверх голов страждущих, а те быстро
расступились, давая ей место и почтительно кланяясь. Стражники в длинных
кольчугах сразу же заметили чародейку и освободили ей проход, не жалея
древков копий, которыми подгоняли упрямых или слишком медлительных.
таращась на Йеннифэр и бледнея. - Въезжайте здесь, прошу вас! А ну
расступись! Расступись, хамы!
но, увидев Йеннифэр, покраснел, широко раскрыл глаза и рот и согнулся в
низком поклоне.
он, выпрямляясь и еще больше выпучивая глаза. - Я в твоем распоряжении...
Могу ли чем-то услужить? Эскорт? Провожатый? Может, вызвать кого?
Я пробуду в городе недолго. Еду на Танедд.
от лица чародейки. Остальные стражники следовали примеру начальника. Цири
гордо задрала голову, но тут же увидала, что на нее вообще никто не смотрит.
Так, словно ее и вовсе не существует.
конечно. А как же. В таком случае желаю...
хотел пожелать ей командир. Цири потрусила следом. Стражники кланялись
проезжающей Йеннифэр, не удостаивая девочку хотя бы взглядом.
объезжая пробитые в грязи колеи. - И куда едем - тоже! Ты их заколдовала?
Йеннифэр горели фиолетовым огнем, а лицо пылало красотой. Слепящей.
Вызывающей. Грозной. И неестественной.