замок снаружи. Но не могла в него проникнуть, Что-то не давало,
перекрывало доступ.
внимательно, сосредоточься на каждой детали. Концентрируйся сильно,
глубоко, врежь это изображение в память. Я хочу, чтобы во сне ты туда
вошла. Попала внутрь. Очень важно, чтобы ты туда вошла.
метель, в камине огонь так и гудел, быстро пожирая поленья. Йеннифэр
блаженствовала в тепле. Ее теперешняя "келья" была, правда, в тысячи раз
теплее той мокрой дыры, в которой она провела, пожалуй, месяца два, но все
равно и тут у нее зуб на зуб не попадал. Там она полностью потеряла счет
времени, да и потом никто не торопился сообщить ей дату, но она была
уверена, что на улице зима, декабрь, может, даже январь.
справлялась с курицей, то исключительно потому, что ее только-только
зарубцевавшиеся пальцы все еще были неловкими и почти не гнулись. Удержать
нож и вилку ими было трудно. А есть руками она не хотела - предпочитала
демонстрировать свое превосходство Вильгефорцу и остальным пиршествующим
гостям чародея. Ни одного из них она не знала.
поглаживая пальцами ножку фужера, - что Цири, твоя подопечная,
распрощалась с этим миром. Винить за это ты можешь только себя, Йеннифэр.
И свое безрассудное, бессмысленное упрямство.
высморкался в батистовый платочек. Нос у него был опухший, красный и явно
наглухо забитый.
Вильгефорца не произвели никакого впечатления. - Откуда бы такая серьезная
простуда, милсдарь? Слишком долго стояли на сквозняке после ванны?
белесыми глазами, неожиданно захохотал. Простудившийся же после ванны
мужчина, хоть физиономию ему перекосило от злости, поблагодарил чародейку
кивком и короткой простуженной фразой. Однако недостаточно короткой, чтобы
она не уловила нильфгаардского акцента.
"опалубки" для хрустального яблока в глазной впадине, однако выглядел еще
чудовищней, чем тогда, летом, когда она увидела его рану в первый раз.
Регенерированное левое глазное яблоко уже пришло в порядок, но было
заметно меньшего размера нежели правое. От такой картинки перехватывало
дыхание.
тебя в силки, пытаюсь застать врасплох? Зачем бы мне это? Известие о
гибели Цири потрясло меня не меньше, да что там, гораздо сильнее, чем
тебя. В конце концов, я связывал с девушкой вполне конкретные надежды,
строил планы, которым предстояло сыграть решающую роль в моей дальнейшей
жизни. Теперь девушка мертва, и мои планы рухнули.
пыталась резать нашпигованную черносливом свиную котлету.
связывала с Цири исключительно глупая сентиментальность, на которую в
различных пропорциях влияли сожаление о собственном бесплодии и чувство
вины. Да, да, Йеннифэр, чувство вины! Ведь ты активно участвовала в
скрещивании парочек и, я бы сказал, в откормке производителей, благодаря
чему и явилась на свет малютка Цири. И ты перенесла свои чувства на плод
генетического эксперимента - кстати сказать, неудачного. Ибо у
экспериментаторов не хватило знаний.
искренне моля судьбу, чтобы та не дала бокалу вывалиться из руки. Она
постепенно приходила к выводу, что по меньшей мере два пальца из пяти не
будут сгибаться очень долго. Возможно, никогда.
Однако знай, Йеннифэр, у меня-то знания были. А если б была и девушка, то
я своими знаниями наверняка бы воспользовался. Остается лишь сокрушаться.
А ведь я мог бы укрепить и подлечить твой эрзац материнского инстинкта.
Хоть ты суха и стерильна как камень, с моей помощью ты обрела бы не только
дочь, но и внучку. Или, на худой конец, заменитель внучки.
ярости.
настроение, дорогая, - холодно сказал чародей. - Думаю, тебе не очень
приятно будет узнать, что ведьмак Геральт из Ривии также почил в бозе.
Да-да, тот самый ведьмак Геральт, с которым тебя, да, кажется, и Цири,
связывал суррогат чувств - смешная сентиментальность, глупая и
преслащенная до тошноты. Знай, Йеннифэр, что наш обожаемый ведьмак
распрощался с земной юдолью буквально пламенно и весьма эффектно. Однако
тебе не следует ни в чем себя корить. В смерти ведьмака ты не повинна даже
в самой что ни на есть наименьшей степени. Всю чехарду устроил я. Отведай
маринованных грушек, они, поверь мне, отменны.
рассмеялся.
двимеритовые браслеты, ты б меня наверняка испепелила. Но двимерит
действует, так что испепелять меня ты можешь исключительно взглядом.
из глаз. Высокий и худой рассматривал чародейку своими неприятными рыбьими
глазами.
растягивая слова. - Тот милостивый государь Риенс, который столько всего
мне наплел и наобещал бог весть что со мной сотворить? И где сейчас
господин Ширру, никогда не упускавший оказии ударить меня и пнуть? Почему
стражники, еще недавно хамливые и грубые, теперь ведут себя с робким
уважением? Нет, Вильгефорц, ты вовсе не обязан отвечать. Я знаю: то, о чем
ты говорил, - одна большая липа. Цири от тебя ускользнула, и Геральт от
тебя ускользнул, попутно вроде бы устроив твоим бандитам кровавую баню. И
что теперь? Планы рухнули, пошли прахом, ты сам это признал, сны о
могуществе развеялись как дым. А чародеи и Дийкстра уже нащупывают вас.
Да-да, нащупывают. Неспроста и не из жалости ты перестал меня пытать и
принуждать к сканированию. А император Эмгыр затягивает сеть, и он скорее
всего очень, ну очень зол. Ess a tearth, me tiarn? A'pleine a cales,
ellea?
меня Стефан Скеллен. И у меня отнюдь, да-да отнюдь не полны штаны. Хо, мне
до сих пор кажется, что я нахожусь в гораздо более выгодном положении, чем
вы, госпожа Йеннифэр.
вконец промокший батистовый платочек. Вильгефорц стукнул кулаком по столу.
Учти, Йеннифэр, мне ты больше не нужна. В принципе надо было бы засунуть
тебя в мешок и утопить в озере, но я с величайшей неохотой прибегаю к
таким методам. До поры до времени, пока обстоятельства позволят либо
заставят принять другое решение, ты будешь находиться в изоляции. Однако
предупреждаю - я не позволю тебе доставлять мне неприятности. Ежели ты
снова решишься на голодовку, знай, я не стану, как это было в октябре,
терять время на кормление через трубку. Я просто позволю тебе изголодаться
до смерти. А если попробуешь бежать, приказы стражникам будут
однозначными. А теперь позволь откланяться. Если, разумеется, ты уже
удовлетворила свой голод.
что-нибудь отведала бы, но собравшееся за столом общество отбивает у меня
аппетит. Позвольте откланяться.
глазом и препаскуднейше ухмылялся. Вильгефорц глядел в сторону.
понять, где находится, добыть хотя бы обрывок информации, который мог бы
оказаться полезным в задуманном бегстве. И всякий раз ничего не
получалось. У огромного замка не было окон, сквозь которые можно было бы
увидеть окружающий пейзаж или хотя бы солнце и попытаться определить
стороны света. Телепатия невозможна, два тяжелых браслета и ошейник из
двимерита эффективно сводят на нет любые попытки воспользоваться магией.
затворника. Однако Йеннифэр вспомнила тот радостный день, когда ее
вытащили из ямы. Из подвала, на дне которого вечно стояла зловонная лужа,
а на стенах наросли селитра и соль.
вырывали эти жалкие объедки из ее искалеченных пальцев. Когда спустя два
месяца ее расковали и, вытащив оттуда, позволили переодеться и искупаться,
Йеннифэр не знала, куда деваться от счастья. Новая комната показалась ей
королевской опочивальней, а жидкий супец, который ей приносили, -
живительным бульоном из ласточкиных гнезд, достойным императорского стола.
Ясное дело, очень скоро бульон оказался обычными помоями, удобное ложе -
жесткой лежанкой, а королевская опочивальня - тюрьмой. Холодной, тесной
камерой, в которой, сделав четыре шага, упираешься в стену.
лежанки, предмет мебели.