Чтение 10–й страницы книги ~Ночные крылья~

сохранности.

Я ушел от силовой полусферы, ошеломленный и растерянный, толкая перед
собой свою тележку, и попал на улицу, неожиданно темную и холодную. Ночь
пришла со стремительностью ветра. Было почти девять, близилось время
наблюдения.

В моем мозгу гремели слова Гормона. Это он все подстроил, привел нас
к Устам Правды, вырвал признание о моем неверии, признание другого сорта -
у Эвлюэллы, не задумываясь, выдал сведения, которые должен был держать при
себе, рассчитывая, что я буду потрясен до глубины души.

А может, Уста Правды - липа? Не мог ли Гормон соврать, ничего не
опасаясь?

Никогда с тех пор, как я начал заниматься своим делом, я не наблюдал
в неурочный час. Но теперь было время крушения привычного, я не мог ждать,
пока будет ровно девять. Присев на продуваемой ветром улице, я раскрыл
тележку, подготовил инструменты и с головой, словно в омут, ушел в транс.

Мое усиленное сознание с ревом рванулось к звездам. Я шагал по
бесконечности, подобно богу. Я чувствовал давление солнечного ветра, хотя
и не был Воздухоплавателем, и оно не могло причинить мне вреда, я взмыл
выше этого яростного потока частиц света во тьму на краю солнечных
владений. И там я ощутил иное давление.

Звездолеты были совсем рядом. Не туристские лайнеры, везущие зевак,
решивших посмотреть на наш раскалывающийся мир. Не торговые транспорты, не
скупы, собирающие межзвездное вещество, не корабли-курорты, вращающиеся по
гиперболическим орбитам.

Это были военные корабли, черные, чужие, грозные. Не могу даже
сказать, сколько их было; я только знал, что они неслись к земле
миллионами огней, выбрасывая перед собой конусы отталкивающей энергии, той
самой, которую я почувствовал прошлой ночью, которая грохотала в моем
мозгу, усиленная инструментами, проходя сквозь меня так же свободно, как
солнечный луч сквозь хрусталь.

Всю мою жизнь я наблюдал ради этого. Меня учили распознавать это. Я
молился, чтобы мне никогда не увидеть этого, а потом, в своей
опустошенности, молился о том, чтобы увидеть это, затем и вовсе перестал в
это верить. А потом, по милости Измененного Гормона, я все-таки увидел.
Наблюдая раньше своего часа, скорчившись на холодной улице Роума рядом с
Устами Правды.

Наблюдателя учат выходить из транса не раньше, чем его исследования
подтвердятся окончательно, и только после этого бить тревогу. Я тщательно
проверил себя, перескочив с одного канала на другой, потом на третий,
произведя триангуляцию, и всюду находил несомненное присутствие
титанической силы, несущейся к Земле с все возрастающей стремительностью.

То ли я заблуждался, то ли Вторжение действительно началось? Я никак
не мог стряхнуть оцепенение и объявить тревогу.

Не торопясь, с наслаждением смаковал я это неведомое ощущение. Мне
казалось, что прошли часы. Я ласкал инструменты, испытывал через них
полнейшее подтверждение веры, которую мне вернуло сегодняшнее наблюдение.
В голове у меня слабо шевелилась мысль, что я теряю драгоценное время, что
мой долг - прекратить это бесстыдное заигрывание с судьбой и известить
Защитников.

И, наконец, я освободился от транса. Я вернулся в мир, который
призван охранять.

Эвлюэлла стояла рядом, растерянная, испуганная, с бессмысленным
взглядом. Она кусала кулак, чтобы не расплакаться.

- Наблюдатель! Наблюдатель, ты меня слышишь? Что случилось? Что
происходит?

- Вторжение, - сказал я. - Сколько я был в трансе?

- Полминуты. Не знаю, у тебя были закрыты глаза. Я думала, ты умер.

- Гормон сказал правду, _о_к_к_у_п_а_н_т_ы_ рядом. Где он? Куда он
делся?

- Он исчез, когда мы ушли из того места с Устами, - прошептала
Эвлюэлла. - Наблюдатель, мне страшно. Я чувствую, как все сжимается. Я
должна лететь... я не могу здесь оставаться!

- Погоди, - сказал я, дотрагиваясь до ее руки, - не сейчас. Сперва я
дам тревогу, а потом...

Но она уже начала срывать с себя одежду, Ее обнаженное до пояса тело
заблестело в вечернем свете, а мимо нас сновали люди, в полном безразличии
к тому, что должно было произойти. Я хотел удержать Эвлюэллу, но пора было
давать тревогу, нельзя было больше медлить, и я повернулся к своей
тележке.

Словно во сне, порожденном всепоглощающей любовной страстью, я
потянулся к переключателю, приводящему в действие систему общепланетной
тревоги.

Может, ее уже дали? Может, какой-нибудь другой Наблюдатель увидел то,
что увидел и я, менее скованный замешательством и сомнениями, выполняя
конечную задачу Наблюдателя?

Нет. Нет. Тогда бы я слышал сейчас завывание сирен с орбитальных
станций.

Я коснулся переключателя. Краем глаза я видел Эвлюэллу,
освободившуюся от своих облачений, начавшую произносить слова, наполнявшие
силой ее слабые крылья. Еще мгновение - и она была бы в воздухе, я не смог
бы ее удержать.

Быстрым и уверенным движением я включил сигнал тревоги. В этот момент
я увидел коренастую фигуру, торопливо пробирающуюся к нам. Гормон, подумал
я и, вскочив на ноги, бросился к нему, чтобы схватить его и задержать. Но
тот, кто к нам приближался, не был Гормоном. Это был какой-то важный Слуга
с рыхлым лицом, окликнувший Эвлюэллу:

- Не спеши, Летательница, опусти крылья. Принц Роума прислал за
тобой.

Он вцепился в нее. Ее маленькие груди приподнялись, глаза сверкнули
гневом.

- Отойди от меня! Я готовлюсь лететь!

- Принц Роума зовет тебя, - повторил Слуга, заключая ее в свои
тяжелые объятия.

- У Принца Роума в эту ночь будут другие заботы, - сказал я. - Она
будет ему не нужна. Одновременно с моими словами в небе взвыли сирены.
Слуга выпустил ее. Его рот беззвучно шевелился, он сделал один из
предохраняющих жестов Воли и взглянул на небо, бормоча:

- Тревога! Кто дал тревогу? Ты, старик? На улице заметались
обезумевшие люди. Эвлюэлла, освободившись, спряталась за меня - лететь она
не могла, ибо крылья ее расправились едва наполовину - и была мгновенно
поглощена людским прибоем. Заглушая устрашающий вой сирен, гремели
громкоговорители всеобщего оповещения, инструктируя людей о способах
спасения. Долговязый человек со знаком союза Защитников на щеке летел
прямо на меня, выкрикивая слова, слишком маловразумительные, чтобы их
можно было понять, пронесся мимо и исчез в толпе. Мир, казалось, сошел с
ума.

Один я оставался спокойным. Я поднял голову, ожидая увидеть в небе
парящие над Роумом черные корабли завоевателей. Но не увидел ничего, кроме
парящих ночных огней и других предметов, которые всегда висят над головой.

- Гормон! - позвал я. - Эвлюэлла! - Я был один. Странная
опустошенность наполняла меня. Я дал тревогу. Завоеватели близко; я
лишился своего занятия. В Наблюдателях больше не было нужды.

Почти с любовью я дотронулся до усталой тележки, бывшей моей
спутницей столько лет. Я пробежал пальцами по испещренным пятнами и
вмятинами инструментам; потом отвернулся, и оставляя ее, зашагал по улице:
без тележки, без ноши, человек, чья жизнь обрела и утратила смысл в один и
тот же момент. А вокруг меня царил хаос.

Понятно, что в случае наступления последней битвы Земли мобилизуют
все союзы, кроме Наблюдателей. Нам, которые столько времени стерегли все
подступы, не было места в стратегии боя; мы автоматически распускались
после подтверждения тревоги. Теперь пришло время показать свое умение
союзу Защитников. В течение половины Цикла они строили планы, что им
делать во время войны. К какому из них они прибегнут сейчас? Какие
действия предпримут?

Я собирался устроиться в каком-нибудь общежитии и переждать кризис.
Было безнадежно думать о том, чтобы найти Эвлюэллу, и я клял себя за то,
что позволил ей удрать вот так, без одежды, без защиты в такое смутное
время. Куда она пойдет? Кто ее защитит?

Молоденький Наблюдатель, несшийся сломя голову, со своей тележкой,
чуть не налетел на меня.

- Осторожно! - завопил я. Он поднял голову. Вид его был такой, словно
его чем-то ударили.

- Это правда? - спросил он. - Тревога?

- А ты не слышишь?

- Но она настоящая? - Я показал на его тележку. - Ты знаешь, как это
проверить. - Говорят, что человек, который дал тревогу, - пьяный старый
дурак, которого вчера завернули из гостиницы?

- И такое может быть, - согласился я.

- Но, если тревога настоящая...

Я сказал ему, улыбнувшись: