знаю пять перепелиных выводков, а на днях наткнулся на стаю куропаток.
Перелетные птицы вновь каждую весну и осень огромными клинами летят по
небу. Когда тяжелая человеческая рука перестала давить Землю, маленькие,
робкие, незаметные существа вновь начали вступать в свои древние права. С
определенными оговорками, нынешнюю ситуацию можно уподобить вымиранию
динозавров в конце мелового периода. Одна значительная модификация,
разумеется, состоит в том, что динозавры вымерли все, а здесь горстка
людей еще продолжает жить. Однако я, возможно, прихожу к заключению
относительно данной модификации несколько преждевременно. Трицератопсы,
как полагают, были последними из существовавших динозавров, и вполне
возможно, что небольшие их стада встречались еще в течение полумиллиона
или даже более лет после того, как вымерли прочие динозавры, прежде чем
они также поддались воздействию факторов, вызвавших исчезновение
остальных. В таком свете тот факт, что еще существуют несколько сотен
людей, жалкие остатки когда-то могущественной расы, может не иметь
большого значения. Возможно, мы трицератопсы человеческого рода.
неизвестных количествах существовавшие миллионы лет, хлынули в
образовавшуюся пустоту и начали размножаться, чтобы занять их место.
Является ли нынешняя ситуация результатом уничтожения определенной части
млекопитающих с целью предоставить другим позвоночным еще один шанс,
отвести от них гибель от руки человека? Или же это побочный результат?
Было ли человечество, или большая его часть, перенесено с Земли с целью
дать дорогу дальнейшему эволюционному развитию? И если так, то где же и
что собой представляет это новое эволюционирующее существо?
исчезновения. Изменение климатических условий, сдвиги в земной коре,
эпидемия, смещение экономических параметров, факторы, ограничивающие
количество производимых продуктов питания - все это понятно с физической,
биологической и геологической точек зрения. Исчезновение же, или почти
полное исчезновение, человеческого рода - нет. Медленное, постепенное
угасание - это одно, мгновенное исчезновение - совсем другое. Оно требует
вмешательства некоего разума, и это не объяснимо каким-либо естественным
образом.
вынуждены задаться вопросом не только где он находится и что собой
представляет, но и, что более важно, какую он мог преследовать цель?
центральный разум, пресекающий определенные преступления, которые нельзя
допустить? Не было ли исчезновение человеческого рода наказанием,
уничтожением, приведенным в исполнение смертным приговором, вынесенным нам
за то, что мы сделали с планетой Земля и со всеми остальными существами,
которые делили ее с нами? Или же это было просто устранение, очищение -
действие, предпринятое с целью защитить ценную планету от окончательной
гибели? Или даже более того, с целью дать ей возможность восполнить в
течение последующего миллиарда лет истощенные природные ресурсы: могли бы
вновь образоваться залежи каменного угля и месторождения нефти,
восстановилось бы плодородие почв, появились бы новые рудные
месторождения?
и задавать вопросы. Но человек, добившийся своего кратковременного
владычества над планетой благодаря тому, что задавал вопросы, не откажется
от подобных размышлений.
туч, и, глядя, как она увеличивается, Езекия сказал себе, что в небе
словно висит лестница, по которой облака лезут вверх, делаясь все более
грозными и впечатляющими но мере того, как поднимаются. Затем, почти сразу
же, он осудил себя за эти мысли - ибо в небе нет никакой лестницы, на то
воля Бога, чтобы тучи громоздились все выше. Он не понимал и стыдился этих
взлетов фантазии, этого романтизма, который ему следовало бы обуздать
давным-давно, но который в последние несколько лет (или так ему казалось)
прорывался на поверхность все чаще. Или же просто в последние несколько
лет он стал больше обращать на это внимания, неприятно пораженный тем, что
никак не может избавиться от подобных нелепых представлений, столь далеких
от тех серьезных размышлений, которым он должен себя посвящать.
просиживали так годами, сопоставляя и сводя к элементарным истинам все,
что было написано живым существом, человеком, все, о чем он думал,
рассуждал и размышлял в сфере духа и религии. Из них четверых лишь он,
Езекия, не связал себя с написанным или печатным словом - согласно их
уговору много веков назад, когда они задумали начать свои поиски истины.
Трое изучали все когда-либо написанное - переписывая, перераспределяя,
переоценивая, славно обо всем этом думал и все написал один человек
один-единственный, не многие, стремившиеся понять, а один, который
поистине понял. Трое выполняли эту работу, а четвертый читал результаты их
анализа и оценки и на этом основании пытался разгадать смысл,
ускользнувший от человека. Это была замечательная идея, вновь заверил себя
Езекия; она выглядела тогда столь разумной, она и сейчас разумна, однако
путь к истине оказался длинней и сложней, чем они полагали, и они
по-прежнему не имели об истине даже самого отдаленного представления. Вера
была нечто иное; с годами работа, которой они занимались, углубила и
укрепила их веру, однако углубление веры не вело к истине. Возможно ли,
спрашивал себя Езекия, что вере и истине одновременно попросту нет места,
что это два взаимоисключающих качества, не способные сосуществовать? От
этой мысли его пробрала дрожь, ибо если это так, то, значит, они
столетиями ревностно трудились ради ничтожной цели, в погоне за блуждающим
огоньком. Должна ли вера непременно представлять собой именно это -
готовность и способность верить при отсутствии каких-либо доказательств?
Если отыщутся доказательства, умрет ли тогда вера? Если положение таково,
то которая из двух им нужна? Не было ли так, подумал он, что человек уже
пытался сделать то, что они пытаются сделать сейчас, и понял, что не
существует такой вещи, как истина, но есть одна лишь вера, и, будучи не в
состоянии принять веру без доказательств, отказался также и от нее? В
книгах им об этом ничего не встречалось, но, хотя они имели в своем
распоряжении тысячи книг, все же это были не все. Не лежит ли где-нибудь,
превращаясь в прах - или, возможно, уже превратившись, - книга (или
несколько книг), которая могла бы прояснить, что человек уже сделал или
пытался сделать, но не сумел.
поскольку он часто здесь ходил. Ходьба помогала ему думать, к тому же он
любил сад за красоту, которую в нем находил: за то, как распускается,
меняет свой цвет и затем опадает листва, за то, как цветут цветы весной и
летом, за чудо жизни и смерти, за пение птиц и их полет, за окутанные
дымкой холмы по берегам реки и, порой, за звучание оркестра музыкальных
деревьев - хотя он не сказал бы, что безусловно их одобряет. Однако сейчас
Езекия направился к двери в здании капитула, и едва ее достиг, как
разразилась гроза, мощные потоки дождя обрушились на сад, громко застучали
по крышам, наполнили сточные канавы, почти мгновенно превратили дорожки в
полноводные ручьи.
дверь приоткрытой и глядя в сад, где потоки дождя хлестали траву и цветы.
Старая ива, стоявшая у скамьи, под ветром гнулась и тянула ветви, словно
пытаясь оторваться от корней, которые удерживали ее в земле.
Ветер распахнул огромную металлическую калитку во внешней стене, и теперь
она билась о камень, из которого стена была сложена. Если калитку не
запереть, она может совсем разбиться.
превратившейся в ручей дорожке, и его хлестали ветер и вода, которая
потоком скатывалась по телу. Дорожка повернула за угол здания, и ветер
ударил ему в лицо, словно огромная рука уперлась в его металлическую
грудь, пытаясь оттолкнуть обратно. Его коричневая ряса, хлопая на ветру,
развевалась у него за спиной.
стуча о стену, металл содрогался при каждом ударе о камень. Но не одна
только калитка привлекла его внимание. Рядом, наполовину на дорожке,
наполовину на траве, лежала, раскинувшись, какая-то фигура. Даже сквозь
плотную завесу дождя Езекия разглядел, что это был человек.
неровный порез, начинавшийся у виска и пересекавший щеку - лиловатая
полоска рассеченной плоти, чистая, поскольку кровь смывало дождем.
дорожке назад, прочно упираясь ногами в землю, сопротивляясь давлению
ветра, который иначе стремительно понес бы его вперед.
дверь, пересек комнату и положил свою ношу на скамью у стены. Он увидел,
что человек еще дышит, грудь его поднималась и опускалась. Он был молод,
или казался молодым, обнаженный, за исключением набедренной повязки,
ожерелья из медвежьих когтей и бинокля на шее.
Божией, искавший здесь убежища от разразившейся грозы, которого
вырвавшаяся из рук под порывами ветра калитка сбила с ног, едва он ее
отпер.
человек ища приюта и помощи. И это, сказал себе Езекия, правильно,
Прозоров Александр
Андреев Николай
Доставалов Александр
Сапковский Анджей
Шилова Юлия
Лукьяненко Сергей