Чтение 10–й страницы книги ~Город~

едва различимой во мгле серой громаде дома.

В камине пылал огонь, на столе лежала открытая книга. Джером
А.Вебстер протянул руку, взял книгу и еще раз прочел заглавие.

"Физиология и нейрофизиология марсианина"

Джером А.Вебстер, доктор медицинских наук

Толстая, солидная - труд целой жизни, пожалуй, не имеющий равных в
этой области. Основан на данных, собранных за пять лет борьбы с эпидемией
на Марсе. Пять лет, когда он день и ночь трудился не покладая рук вместе с
товарищами по бригаде, которую Всемирный комитет послал на помощь соседней
планете.

Раздался стук в дверь.

- Войдите, - сказал он.

Дверь отворилась, показался робот.

- Ваше виски, сэр.

- Благодарю, Дженкинс.

- Священник уехал, сэр, - сообщил Дженкинс.

- Да-да, конечно... Надеюсь, ты о нем позаботился.

- Так точно, сэр. Вручил ему положенный гонорар и предложил рюмочку
спиртного. От рюмочки он отказался.

- Ты допустил оплошность, - объяснил Вебстер. - Священники не пьют.

- Простите, сэр. Я не знал. Он просил меня передать вам, что будет
рад видеть вас в церкви.

- Что?..

- Я ответил, сэр, что вы никуда не ходите.

Дженкинс направился к двери, но затем повернулся.

- Простите, сэр, но я хотел сказать, что служба у склепа была очень
трогательная. Ваш отец был превосходный, исключительный человек. Все
роботы говорят, что служба удалась. Очень благородно получилось. Ему было
бы приятно, если бы он знал.

- Ему было бы еще приятнее услышать твои слова, Дженкинс.

- Благодарю, сэр.

Дженкинс вышел.

Виски, книга, горящий камин. Обволакивающий уют привычной комнаты,
мир и покой...

Родной дом. Родной дом всех Вебстеров с того самого дня, когда сюда
пришел первый Джон Дж. и построил первую часть пространного сооружения.
Джон Дж. выбрал это место из-за ручья с форелью, во всяком случае, так он
сам говорил. Но дело не только в ручье, не может быть, чтобы дело было
только в ручье...

А впрочем, не исключено, что вначале все сводилось к ручью. Ручей,
деревья, луга, скалистый гребешок, куда по утрам уползал туман с реки. Все
же остальное складывалось постепенно, из года в год. Из года в год семья
обживала этот уголок, пока сама земля, что называется, не пропиталась
пусть не традицией, но, во всяком случае, чем-то вроде традиции. И теперь
каждое дерево, каждый камень, каждый клочок земли стали вебстерскими.

Джон Дж. - первый Джон Дж. - пришел сюда после распада городов, после
того, как человек раз и навсегда отказался от этих берлог двадцатого века,
избавился от древнего инстинкта, под действием которого племена забивались
в пещеру или скучивались на прогалине в лесу, соединяясь против общего
врага, против общей опасности. Инстинкт этот изжил себя, ведь больше не
стало врагов и опасностей. Человек восстал против стадного инстинкта,
навязанного ему в далеком прошлом экономическими и социальными условиями.
И помогло ему в этом сознание безопасности и достатка.

Начало новому курсу было положено в двадцатом веке, больше двухсот
лет назад, когда люди стали переселяться за город ради свежего воздуха,
простора и благодатного покоя, которого они никогда не знали в городской
толчее.

И вот конечный итог: безмятежная жизнь, мир и покой, возможные только
тогда, когда царит полное благополучие. То, к чему люди искони стремились,
- поместный уклад, правда, в новом духе, родовое имение и зеленые
просторы, атомная энергия и роботы взамен рабов.

Вебстер улыбнулся, глядя на камин с пылающими дровами. Пережиток
пещерной эпохи, анахронизм, но прекрасный анахронизм... Практически
никакой пользы, ведь атомное отопление лучше. Зато сколько удовольствия!
Перед атомной печью не посидишь, не погрезишь, любуясь языками пламени.

А этот склеп, куда сегодня поместили прах отца... Тоже часть -
неотъемлемая часть - поместного уклада. Покой, простор, сумрачное
благородство. В старину покойников хоронили на огромных кладбищах как
попало, бок о бок с чужаками.

"Он никуда не ходит."

Так ответил Дженкинс священнику.

Так оно и есть на самом деле. А для чего ходить куда-то? Все, что
тебе нужно, тут, только руку протяни. Достаточно покрутить диск, и можно
поговорить с кем угодно лицом к лицу, можно перенестись в любое место,
только что не телесно. Можно посмотреть театральный спектакль, послушать
концерт, порыться в библиотеке на другом конце света. Совершить любую
сделку, не вставая с кресла.

Вебстер проглотил виски, затем повернулся к стоящему возле
письменного стола аппарату.

Он набрал индекс по памяти, не заглядывая в справочник. Не в первый
раз...

Пальцы нажали рычажок, и комната словно растаяла. Осталось кресло, в
котором он сидел, остался угол стола, часть аппарата - и все.

Кресло стояло на горном склоне среди золотистой травы, из которой тут
и там торчали искривленные ветром деревца. Склон спускался к озеру,
зажатому в объятиях багряных скал. Крутые скалы, исчерченные
синевато-зелеными полосками сосен, ярус за ярусом вздымались вплоть до
тронутых голубизной снежных пиков, вонзивших в небо неровные зубья.

Хриплый ветер трепал приземистые деревца, яростно мял высокую траву.
Лучи заходящего солнца воспламенили далекие вершины.

Величавое безлюдье, изрытый складками широкий склон, свернувшееся
клубком озеро, иссеченные тенями гряды...

Вебстер сидел в покойном кресле и смотрел, прищурившись, на вершины.

Чей-то голос произнес чуть ли не над ухом:

- Можно?

Мягкий, свистящий, явно не человеческий голос. И тем не менее хорошо
знакомый. Вебстер кивнул.

- Конечно, конечно, Джуэйн.

Повернув голову, он увидел изящный низкий пьедестал и сидящего на
корточках мохнатого марсианина с кроткими глазами. За пьедесталом смутно
вырисовывались, другие странные предметы - вероятно, обстановка
марсианского жилища.

Мохнатая рука марсианина указала на горы.

- Вам нравится этот вид, - произнес он. - Он говорит что-то вашему
сердцу. Я представляю себе ваше чувство, но во мне эти горы вызывают
скорее ужас, чем восторг. На Марсе такой ландшафт немыслим.

Вебстер протянул руку к аппарату, но марсианин остановил его.

- Не надо, оставьте. Я знаю, почему вы здесь уединились. И если я
позволил себе явиться в такую минуту, то лишь потому, что подумал: может
быть, общество старого друга...

- Спасибо, - сказал Вебстер. - Я вам очень рад.

- Ваш отец, - продолжал Джуэйн, - был замечательный человек. Я помню,
вы мне столько рассказывали о нем в те годы, когда работали на Марсе. А
еще вы тогда обещали когда-нибудь снова у нас побывать. Почему до сих пор
не собрались?

- Дело в том, что я вообще никуда...

- Не надо объяснять, - сказал марсианин. - Я уже понял.

- Мой сын через несколько дней вылетает на Марс. Я скажу ему, чтобы
навестил вас.

- Мне будет очень приятно, - ответил Джуэйн. - Я буду ждать его.

Он помялся, потом спросил:

- Ваш сын пошел по вашим стопам?

- Нет, - сказал Вебстер. - Он хочет стать конструктором. Медицина его
никогда не привлекала.

- Что ж, он вправе сам выбирать себе дорогу в жизни. Но вообще-то
хотелось бы...

- Конечно, хотелось бы, - согласился Вебстер. - Но тут уже все
решено. Может быть, из него выйдет крупный конструктор. Космос... Он
думает о звездных кораблях.

- И ведь ваш род сделал достаточно для медицинской науки. Вы, ваш
отец...

- И его отец тоже, - добавил Вебстер.

- Марс в долгу перед вами за вашу книгу, - сказал Джуэйн. - Может
быть, теперь станет больше желающих специализироваться по Марсу. Из
марсиан не получаются хорошие врачи. У нас нет нужной традиции. Странно,
как различается психология обитателей разных планет. Странно, что марсиане
сами не додумались... Да-да, нам просто в голову не приходило, что болезни
можно и нужно лечить. Медицину у нас заменял культ фатализма. Тогда как вы
еще в древности, когда люди жили в пещерах...

- Зато вы додумались до многого, чего не было у нас, - сказал
Вебстер. - И нам теперь странно, как это мы прошли мимо этих вещей. У вас
есть свои таланты, есть области, в которых вы намного опередили нас. Взять
хотя бы вашу специальность, философию. Вы сделали ее подлинной наукой, а у
нас она была только щупом, которым действовали наугад. Вы создали
стройную, упорядоченную систему, прикладную науку, действенное орудие.

Джуэйн открыл рот, помешкал, потом все-таки заговорил: